— Расскажи еще, — нежно попросил я, спуская ее комбинезон с одного плеча. Та загадка, которая сейчас интересовала меня, находилась рядом, что не делало ее менее таинственной.
— По-моему, мы ее вообще не видим, — сказала она. — Картина, которую мы видим, на самом деле не существует. Она от нас прячется, Тинкерман.
Я поцеловал ее в плечо.
— Раньше мы ничего подобного не наблюдали. Загадка загадкой, а я ее все равно разгадаю. Сдерну все покровы и украду секреты.
Лия Хамакава привлекала меня и вскружила голову с первого же дня, когда я ее увидел. Насчет ее отношения ко мне не могу сказать ничего определенного. Мне часто казалось, что она меня просто терпит, бесцеремонно высмеивая, как осла, пустившего слезу у нее на крылечке. Интеллектуально я ей, конечно, не ровня: у меня нет даже половины ее ума. Я бы мог служить при ней пилотом или выполнять мелкие поручения; хотя при желании она могла сама освоить любое дело.
Я так давно преследовал Лию, донимая ее своей любовью, что уже не помнил, как это началось и почему; быть может, я следовал даже не за ней, а за собственной мечтой? Меня мучил страх, что рано или поздно она ускользнет, польстившись на какую-нибудь тайну, требующую объяснения, или научную аномалию, и даже не заметит, что меня больше нет рядом; максимум, чего от нее можно было ожидать, это легкого сожаления, если я вдруг исчезну.
Но этот момент еще не настал. В нашей общей каюте, обдумывая с пьяной дотошностью каждое свое движение,' я овладевал ею, забыв и будущее, и прошлое, и вообще все на свете, кроме нежности; в конце концов и она, по-моему, немного забылась и какое-то время существовала только вместе со мной, здесь и сейчас.
«Орфей», удалившийся от родной планеты на расстояние полутриллиона километров, представлял собой двенадцать одинаковых сфер, расположенных по кругу. Их соединяли бериллиево-титановые перемычки. В центре круга — длинный узкий цилиндр. К цилиндру были подвешены три небольших транспортных корабля — открытые платформы из бериллиевого сплава с атомно-водородными двигателями. Здесь же находился и спускаемый аппарат «Эвридика». Наш корабль буксировал за собой пустые цистерны из-под водорода, похожие на медуз, угодивших в рыболовную сеть. Вся конструкция заканчивалась тремя дюзами. Прозрачное пламя, вырывавшееся из них, толкало корабль в пустоту, как невидимая, но очень сильная рука.
Мы подбирались к ЗАГАДКЕ все ближе, и она становилась все причудливее. Она больше не выглядела на снимках объектом с поперечником в четверть световой секунды: теперь она была вообще ни на что не похожа.
«Орфей» не должен был подходить к объекту ближе, чем на полмиллиона километров. Это вдесятеро превосходило расстояние, на которое к нему подлетел злополучный «Одиссей». После полета, длящегося целый год, наш капитан не хотел спешить и желал получить представление о «звере», прежде чем столкнется с ним нос к носу.
Я нашел Толли и Лию в третьем научном отсеке. Здесь было тесно от аппаратуры. Лия снимала показания с каких-то приборов. Она взирала на них любовным взглядом; мне никогда не удавалось добиться от нее подобного внимания. Толли почти не уступала ей во въедливости: загипнотизировав взглядом один прибор, она внезапно бралась за другой; она смотрела на дисплеи, как на смертельных врагов или неведомую опасность, которую надлежит оценить и победить.
Ни та, ни другая не обращали ни малейшего внимания на меня. Зато мне на плечо вспорхнул Моряк, и я стал рассеянно почесывать ему спинку.
Я повернулся к иллюминатору. Наверное, один я на всем корабле пытался разглядеть ЗАГАДКУ, а не ее оцифрованное изображение. В иллюминаторе планету, разумеется, не было видно, там зияла черная пустота. В пустоте были рассыпаны звезды: Близнецы, Плеяды и Гиады романтично мерцали, как искры на ветру.
Я заморгал. В отсутствии атмосферы звезды не мерцают. Проверил еще разок: нет, все так!
— Лия! Мы что, в атмосфере?
Она не повернула головы.
— Нет.
— Ты спятил, белый? — вмешалась Толли. — Забыл, что наш корабль не предназначен для полетов в атмосфере? Если ионная плотность возрастет, капитан Шен живо смоется отсюда, будь уверен.
Я помалкивал, не отрываясь от иллюминатора. Звезды упорно продолжали мерцать. Зрелище было симпатичное, но мне все равно не нравилось.
— Ближняя точка через десять секунд, — объявила Лия.
Внезапно я увидел в самом центре загадочной пустоты то, чего там не было видно до сих пор: планету. Не темный смерзшийся комок, плавающий на расстоянии полутриллиона километров от светила, а великолепный мир с густыми белыми облаками, зелеными континентами и синими океанами, манящий и абсолютно немыслимый.
— Ближняя точка!
Планета пронеслась мимо, схлопнулась в синюю точку и пропала вовсе.
Даже если где-то там находилась безжизненная замерзшая планета, ее нельзя было разглядеть в межзвездном пространстве невооруженным глазом. Тем более — моим.
Кажется, Лия говорила, что приборы показывают совсем не то, что есть на самом деле?
— Планета, — пробормотал я, но меня никто не слушал. — Планета.
«Орфей» завис в десяти миллионах километров от ЗАГАДКИ и выключил двигатели. Он будет медленно приближаться к планете, но пока, на расстоянии половины световой минуты, мы ничего не почувствуем. Пройдет немало дней, прежде чем движение станет заметным.
ЗАГАДКА висела под нами — невидимая, но притягивающая. Корабль начал свободное падение. Все, кроме дежурного пилота, собрались в кают-компании обсудить ситуацию.
Никто, кроме меня и, возможно, Моряка, не видел планету. Или видел, но держал язык за зубами. Показания приборов были разноречивыми. Словом, что-то там, в пустоте, было, но что — никто не знал. Радар не мог определить характер поверхности, лазерные и рентгеновские излучатели тоже били словно в пустоту. Два маленьких зонда, отправленных на разведку, вернулись целехонькие, но без всякой информации. Единственное, о чем можно было сказать с определенностью, это тяготение: сферическое гравитационное поле, без всяких искажений, экваторного скачка и каких-либо гравитационных аномалий. Лия назвала это поле поразительно «мягким».
Зато связисты преподнесли сюрприз: перестали поступать сигналы с Земли. Более того, мы стали получать собственные отраженные сигналы, словно вакуум внезапно обрел свойство металлического щита.
— Если интегрировать интенсивность отраженного сигнала, — сказал связист, — учесть движение корабля и обратный конус Гаусса, то его суммарная сила будет той же, что у подаваемого нами.
— И что же это означает?
— Сигнал не проходит.
Дискуссия продолжилась, причем все заговорили одновременно.
— Искусственный объект! Черная дыра! Новый «карлик»!
Моряк прыгал по плечам, как по жердочкам, посвистывая и пощелкивая; кто-кто, а он вовсю наслаждался суматохой.
Лия покачала головой; ее короткие черные волосы, вспорхнув, снова легли на место. В невесомости, сопровождавшей свободное падение, ее тело изогнулось, как в экзотическом танце.
— Нет. Тут что-то иное.
— Через минуту я приму решение, как продвигаться дальше и продвигаться ли вообще, — провозгласил капитан Шен.
Капитан был низкорослым азиатом с короткой седой порослью вокруг лысины; точно такая же короткая поросль обрамляла его подбородок. Назвать его тираном было нельзя: он любил пошутить, перекинуться с членами команды в картишки и делил каюту со вторым пилотом Дейлом Тен Айком, но во всем, что касалось «Орфея», его решение было окончательным.
— Корабль не место для демократии, — напомнил он. — Однако, прежде чем я приму решение, готов выслушать любые мнения и предложения. Мы могли бы повернуть назад прямо сейчас. Рано или поздно мы покинули бы эту эхо-сферу…
— Примерно через неделю, капитан, — подсказал связист.
— Благодарю, мистер Лоусон. После этого связь с Землей восстановится. Уже это было бы впечатляющим достижением. Думаю, мы могли бы считать главную научную цель экспедиции достигнутой. Но мы также можем остаться здесь и постараться побольше узнать о планете. Ваше мнение?