Марк уселся в кресло, потом достал из Холода зажигалку.
— Подсвети, Ильмар. Только осторожно, планёр горит, как спичка.
Зажигалка быстро нагрелась, обжигала пальцы, но я терпел.
— Керосин есть, — сказал вдруг Марк.
Он откинулся в кресле, вздохнул.
— Можно попробовать.
Сестра, вразуми дурака! Триста миль по воздуху пронестись! Такое не всякому летуну под силу!
Марк между тем запустил руку под кресло. Поискал там, покачал головой. Перегнулся назад, обшарил второе кресло. Посмотрел под доской с циферблатами — я послушно вел зажигалку вслед за его лицом.
— Карт нет, — тихо сказал Марк. — Беда. Карт нет и…
Он уставился на приборную доску. Циферблаты, рычажки… Круглая дырка, из нее торчат два стальных штыря.
— И запала нет… — устало добавил Марк.
— Не полетим? Ну так пошли отсюда, живо!
— Подожди.
Марк выскользнул из кабины. Безнадежно глянул на другие планёры, покачал головой.
— Летун нужен.
Летун? Это мне понравилось.
Марк пацан, не может он планёром управлять. А вот если настоящему летуну нож к горлу приставить…
— Светает уже, — напомнил я. — В форт лезть…
— Летун далеко от планёра не уйдет. Надо в тех домиках посмотреть.
Я послушно шел за Марком. Голова у него работает, и сейчас его наивная отвага полезнее моей осторожности.
Два строения были без окон, большие, хоть планёр в них загоняй. А третье — просто домик, аккуратный, небольшой.
Марк потянул дверь и беспомощно посмотрел на меня. Ага, мальчик, заперто?
Я протянул руку — он молча отдал кинжал.
Замок простенький. Я провернул механизм, даже не выбив ключ, вставленный изнутри. Подергал дверь — засов.
Засов не поддавался. И щели не было, чтобы клинком отодвинуть.
Я отошел шагов на пять, окинул домик взглядом. Нет, не может тут быть крепкого засова от непрошеных гостей.
Разбежавшись, я ударил в дверь плечом. Задвижка звякнула, дверь распахнулась. Кубарем вкатившись внутрь, я вскочил — Марк, умница, влетел следом, подсвечивая. Нормальному человеку от жалкого язычка огня пользы никакой, а я разглядел шкафы, грубую лавку, кадку с водой, вторую дверь. Пнул ее ногой — настежь!
А вот в этой комнате живут. Раздался шорох, вскрик. Я скорее почувствовал, чем увидел, движение, прыгнул, навалился, нащупал горло и прижал к коже кинжал. Человек затих.
— Лампу ищи! — крикнул я.
Марк заметался по комнате, зажигалка погасла. Ойкнул, налетев на что-то.
Наконец-то звякнуло стекло, зашипел фитиль керосинки.
Я посмотрел на своего пленного.
Вот незадача! Не летун — молодая девица.
Застонав от досады, я убрал нож, сел на краю постели. Девушка сжалась у стены, натянув одеяло до подбородка. Хорошенькая. Светловолосая, волосы в косу заплетены по модному русскому обычаю, голое плечо светится в сумраке.
Девица всхлипнула.
— Где летун? — спросил я строго.
— В форт пошел… комендант его позвал… — она всхлипнула. — Не убивайте меня, люди добрые, ради Искупителя — не убивайте.
Голос приятный. Гулящая девка, но пока еще свеженькая. Куревом не балуется, с солдатами не таскается. Расстарался комендант ради высокородного летуна.
— Не хнычь, не трону, — успокоил я.
Марк закружил по комнате, словно вынюхивая что-то. В шкаф заглянул, к диванчику у стены метнулся, поднял какие-то голубые тряпки.
— Ильмар, форма!
— Летун голый к коменданту пошел? — нахмурился я.
— Только плащ накинул…
Девка разревелась. Ох, у этих баб всегда глаза на мокром месте…
— Ты сюда погляди, — странным голосом сказал Марк.
До меня дошло не сразу, потом все понял.
— А что, подружка, — спросил я. — Летун твой в юбке ходит?
Словно кистенем по морде отвесили!
Я охнуть не успел — лежал на полу, кинжала, правда, не выпустив, и никак подняться не мог.
А девушка — девицей или девкой ее назвать язык не поворачивался, уж больно зубы болели — стояла у кровати. Голая, красивая и опасная. Один взгляд на меня — и рванулась к Марку. Мальчишка так и застыл, таращась, видно, не приходилось ему голых женщин видеть. Сейчас И ему достанется.
Не досталось. Юбкой взмахнул, набросил ей на голову да и отскочил к стене. Девушка в окно влетела — чудо, что стекло не разбилось. Через миг оба они стояли в замысловатых позах, и было это одинаково смешно, потому что никогда раньше я не видел ребенка, который бы русское або знал, а уж голая женщина в стойке задиристого петуха — ничего смешнее на свете нет.
— Не сопротивляйся, Марк, — процедила девица. — Хуже будет!
Он молчал: то ли дыхание берег, то ли на движении ее ловил.
Я помотал головой и стал подыматься.
— Остынь, вор, не за тобой охота, — сказала девушка.
Может, и не за мной, верю теперь. Только когда охота медведя гонит, лисой случайной тоже не побрезгуют.
Тут она на меня бросилась! Ну и фурия! Русское або — вещь страшная, оно не для обороны придумано, для убийства.
Налетела на мой кулак — руки у меня длиннее, а ловкостью Покровительница не обделила. А дальше я полный ряд провел — от подсечки под колено, до удара в пах. На мужиков, конечно, рассчитано, только и ей несладко пришлось.
Прости Сестра, но ты же видишь — не женщина, а дикий зверь!
Скрутил я ее, прижал покрепче и крикнул Марку:
— Кидай сюда ее тряпки. Только карманы проверь.
Мальчишка повиновался. Я заглянул девушке в глаза, удовлетворенно кивнул. Пропала из них вся уверенность.
Неужто думала с мужиком в честном бою сладить?
— Одевайся… летунья, — сказал я, поднимаясь. — Не срамись перед мальчишкой.
Марк ухмыльнулся. Он весь был в горячке драки, а глаза нет-нет, да и елозили по голому телу.
Она молча стала одеваться.
— Нужно нам кое-что от тебя, летунья, — сказал я. — Дашь — свяжем, но не тронем. А нет… уж прости…
Она молчала, застегивая небесно-голубой жакет. Форма у летунов — как праздничная одежда. Голубые шелка, медные пуговицы, белые кружевные оторочки. Даже теплые чулки — в тон, из белой и голубой шерсти. Знаки различия на форме в виде серебряных птичек.
— А нужна нам карта, — продолжил я. — И еще запал.
— Ну и что? — спокойно сказала девушка.
— Думай, подруга небесная, — я подошел, крепко взял ее за руку. — Будешь драться, руки переломаю. Давай карту и запал.
Девушка презрительно усмехнулась.
— Как тебя зовут? — властно спросил Марк.
Она вздрогнула. Ответила без особой охоты:
— Хелен.
— Романка? — на всякий случай уточнил я, хотя как может высокородная летунья старые корни сохранить. — Так вот, Хелен, выхода у тебя нет. Сделаешь, что велю, — будешь жить.
— Жизнь без чести — хуже смерти.
— Это верно. Только чести тебя лишить — дело недолгое.
Хелен пожала плечами. Стояла гордо, как истинная дама перед виноватым слугой. А ведь болело у нее сейчас все, что только болеть могло.
— Когда дворовый пес гадит на тебя — это не позор. Позор псу под хвостом вытирать.
— Мы для тебя — псы дворовые? — я разозлился. — Сейчас узнаешь, зачем псам зубы…
— Ильмар…
Марк подошел к нам. Покачал головой:
— Она карты и запал на Слове прячет. Летунов учат любую боль терпеть… глянь ей на плечи, там следы от игл должны остаться.
Хелен яростно сверкнула глазами.
— Веди ее к планёру.
— Далеко не улетишь, Марк. Запала нет, карт не знаешь.
Хелен вроде и не сомневалась, что поднять планёр в воздух мальчишка сумеет. Я это в уме отложил, но ничего не сказал. Толкнул девушку, повел перед собой, не выпуская руки.