Брат Рууд молчал. Лицо его медленно шло красными пятнами.
— Ты считаешь, что мы выдаем себя?
— Конечно, брат, — удивился я. — На самом-то деле, нам надо было пешком двинуться. Или верхом, но никак не в карете.
— А как же дозоры? Нас со всеми документами едва пропустили…
— Брат Рууд, если дать две-три монеты любому крестьянину — такими тропками проведет, что ни одного стражника не встретим.
— Это воровские повадки.
— Конечно. Может, стоило их вспомнить ради святого дела?
Священник задумался. Приятно было увидеть, что и я способен поучить его уму-разуму.
— В чем-то ты прав, Ильмар. Но заставу мы проехали. Пока дозорные сообщат начальству, пока старшие офицеры у кардинала истину опросят, пока раздумывать будут — мы уже в Риме окажемся.
Лошади и впрямь несли карету во весь опор. Может, на таких рысях да по хорошим дорогам дней за пять до Рима доберемся?
Брат Рууд разулся, прилег на диван, полог матерчатый, что от падения удерживает, на себя набросил, закрепил.
— Лучше ложись спать. Пока дорога гладкая, отдохнуть надо.
Я тоже лег, полог пристегнул. Потом сказал:
— А ведь ты солдат не испугался, святой брат… Ты кого-то другого боишься.
Брат Рууд не ответил. Лишь на миг с дыхания сбился.
Я немного подумал, не надо ли теперь, став миссионером, как-то иначе молитвы Сестре возносить. На коленях или еще как. Но брат Рууд подобным себя не утруждал, и я тоже решил не тревожиться.
Проснулся я уже в Брюсселе.
— Брат… — Рууд склонился надо мной. — Свежих коней на станции нет. Возницы предлагают дать нашим отдых до вечера.
— Почему бы не дать, — согласился я. — Выспались вроде славно, можно и вторую ночь в дороге провести.
Рууд махнул рукой возницам, те стали распрягать коней.
Отменно пообедав в хорошем ресторане, мы решили прогуляться. Благо, время до отправления у нас еще оставалось.
Глава четвертая,
в которой я узнаю, кого боятся святые паладины, но все еще не понимаю — почему.
Мы гуляли по Брюсселю до темноты. Еще два раза заходили в ресторанчики — выпить кофе, перекусить ойленболен — пончиками с изюмом. Посетили Европейскую Выставку, находящуюся под патронажем Дома. Раз в год тут показывали действительно диковинные вещи паровые машины и кареты, стрельбу из пушек и пулевиков по мишеням, полеты планёров, счетные машины, способные меньше чем за минуту перемножить два десятизначных числа, типографские станки, печатающие настоящие газеты, механические пианино и оркестрионы. Много диковинок есть в Доме. Да еще приезжают торговцы из Руссии, из Китая… сейчас мир, пусть хрупкий, но мир, всем хочется показать свои достижения, а порой и сменять их на чужие…
Но этим серым осенним днем смотреть на выставке было особенно не на что. Даже газовые фонари еще не зажгли. Стражи не наблюдалось, так, одни охранники с выставки, значит, не было и ученых, знающих Слово. А стало быть, ничего по-настоящему редкого и ценного. Так, машут крыльями две маленьких телеграфных башни, скучает возле зрительной трубы паренек — подмастерье оптика…
По ковру из желтых листьев, устилающему каменные дорожки, мы дошли до маленькой часовенки — двойной, сразу и Сестре, и Искупителю поставленной. Редко такие делаются. Рууд сразу повел меня к лику Искупителя, и это было правильно. Мы оба Господу через Сестру молимся, значит, сейчас важно Искупителю молитву вознести.
Служитель, похоже, принадлежащий к священникам Сестры, почтительно остановился в стороне, не рискуя мешать паладину. Мы молча помолились. Стоя на коленях, я смотрел на скорбный лик Искупителя, грубым вервием привязанного к святому столбу.
Вразуми!
Ты самому Господу — сын приемный, рядом с ним вставший. Редко я к тебе обращаюсь, строг ты к грешникам, уж легче через Сестру прощение попросить. Но вот теперь… может, укажешь путь? Что мне делать? Веру диким чернокожим нести? В монастыре укрыться?
Искупитель молчал. Неужели и ему не до меня?
Вразуми!
Наверное, на миг я взмолился так сильно, что в голове помутилось. Мне показалось, что я вижу… нет, не деревянную скульптуру, пусть и сработанную святым мастером и со всем возможным мастерством. Мне показалось, что я вижу Искупителя наяву. Показалось…
На миг.
Если это был ответ Искупителя — то я его не понял.
Брат Рууд закончил молитву, подошел к служителю. Они облобызались, поговорили минуту. Потом паладин направился к лику Сестры. Я еще постоял на коленях, пытаясь вызвать ушедшее ощущение… ощущение жизни, застывшее в мертвом дереве.
Нет. Больше ничего не было.
Отъехав немного, возницы свернули на неприметную лесную дорогу, и обогнув Брюссель, мы направились на юг. Как они собирались добираться до Рима — через Берн, или Париж, или более не заезжая в крупные города, — я не понял.
Быстро темнело. Вскоре возницы зажгли яркие карбидные фонари, но ход все равно пришлось сбавить. Не та дорога, что между Амстердамом и Брюсселем, не та…
— Брат Ильмар, скажи, каким тебе показался принц Маркус?
Я пожал плечами.
— Да ничего особенного. Мальчишка как мальчишка. Хотя нет, конечно, порода чувствуется. Умный, волевой, собранный… Упрямый.
Брат Рууд кивнул.
— Куда он мог податься? А, Ильмар?
— Мне неведомо. Я же ничего о нем не знаю, Рууд. Попался на пути… втравил в беду. Век бы его не видеть!
Карета вдруг стала тормозить. Святой паладин глянул в окно и вдруг дернулся, застыл.
— Беда, Ильмар, — тихо сказал он.
Я тоже приник к стеклу.
Впереди, в тусклом закатном свете, виднелась другая карета. Стояла она, преграждая путь, а для надежности еще и бревно через дорогу лежало. Рядом маячили силуэты — человек пять-шесть…
— Готовь свой пулевик, — резко сказал Рууд. — И моли Сестру о помощи…
Он распахнул дверь, спрыгнул. Пошел вперед. Кучеры тоже сошли, Двинулись с ним рядом. Я помедлил, прикидывая, не лучше ли выскользнуть через другую дверь и под прикрытием кареты в лес броситься… Мысли недостойные отбросил и выбрался следом, низко надвинув на лицо капюшон. Пулевик тяжело оттягивал карман.
Кто же это нас остановил, да еще так по-воровски? Неужели стража? Или простые лесные бандиты? Душегубцы-то пропустят, они гнева Сестры убоятся, не тронут святых братьев… Что?
На перекрывшей дорогу карете были церковные знаки — святой столб и епископская корона. Как и на нашей, только ниже — эмблема города Кельна.
И стояли перед каретой не смущенные солдаты, не насупленные стражники, не грязные душегубы. Стояли перед ней священники в желтых плащах. И один — в малиновом, с синей каймой.
Святой паладин.
Еще один!
Может, епископ обеспокоился о помощи? Передал — гелиографом или иными быстрыми путями — в Кельн… Да нет, как бы он успел. И зачем подмоге преграждать нам дорогу?
— Мир вам, братья, — приветствовал чужой паладин.
— И вам мир, — спокойно откликнулся брат Рууд.
— Милостью Искупителя мы встретились…
— Милостью Искупителя и Сестры.
Так!
Перед нами были священники не из храма Сестры, а из Церкви Искупителя. Конечно, разницы нет… одному Богу служат…
— Куда направляешься, брат?
Чужой паладин игнорировал всех, кроме брата Рууда. И его дюжие спутники стояли невозмутимо и безучастно.
— По святому делу.
— Далеко ли? Не нужна ли помощь в пути?
— Благодарю, брат, не нужна.
Может, так и разойдемся? Постояв, поговорив, обменявшись поцелуями и рукопожатиями?
— Дозволено ли мне спросить, брат, кто с тобой отправился в путь?
— Святые братья нашего храма. А сейчас помогите оттащить деревья, что случайно упали на дорогу, и сдвинуть к обочине вашу карету.