Зевс! Ты слышишь? Это Тифон, последний титан, вызывает тебя на бой!
Зевс, где же ты?!
Владимир Губарев
Мириам Салганик
ОКО ЗА ОКО?
В рассказе Р. Силверберга, последнем из опубликованных автором на данный момент, звучит неожиданная для современной цивилизации тема языческого возмездия, безграничного и беспощадного. О трансформации этого понятия, движении от возмездия к воздаянию, размышляют культуролог, специалист по религиям Востока М. Салганик и журналист-политолог В. Губарев.
Один из авторов этой статьи, побывав год назад в горах Чечни, взял интервью у местного жителя, казнившего по приговору «шариатского» суда односельчанина — убийцу своей жены и детей. «Ну, теперь-то вы чувствуете себя удовлетворенным?» — спросил корреспондент. — «Нет, у меня троих убили, а я только одного. Еще двух родственников убить надо», — последовал ответ. — «А кого?» — «Не знаю. Мы над этим думаем. Может, отца, может, мать».
Понятия возмездия, мести появились, видимо, еще в ту пору, когда человек еще не совсем выделился из звериного царства. Изначально это было продолжением никогда не прекращавшейся борьбы за сохранение своего вида, позднее — семьи, рода, племени. Не случайно осуществление кровной мести чем-то напоминает то, как разъяренная медведица или тигрица идет по следу охотника, лишившего ее детеныша.
Долгие тысячелетия институт кровной мести помогал нашим предкам удерживать внутренний мир в своих сообществах, столь уязвимых перед лицом могущественных внешних сил. Не случайно языческие боги, возьмем ли мы пантеон древних греков, славян или германцев, не склонны были отказываться от сладкого чувства мести. Однако по мере усложнения форм человеческого общежития из своего рода регулятора месть превратилась в угрозу развитию. И становление любой цивилизации, как правило, начиналось с введения табу на кровную месть. В одних случаях ответственность переводилась в материальную плоскость — родичам убитого выплачивался выкуп, в других — виновного просто изгоняли «с поражением в правах». Но постепенно право на месть становится атрибутом либо государственной власти (в той части, которую сейчас мы бы отнесли к сфере уголовного права), либо, все более четко приобретая характер понятия «воздаяние», отходит к сфере Божественного провидения.
Что же такое воздаяние?
С самого начала времен люди подозревали, что некая Иная Сила имеет власть над миром и всем сущим в нем, не исключая и человека с его — предположительно осознанными — действиями.
Стремление к гармонии в форме социальной справедливости всегда и повсеместно укладывается в формулу столь же простую, сколь и непосильную для человека: зло должно быть наказано, добро — вознаграждено. По справедливости.
Говоря о справедливости, мы неизменно имеем в виду людское — кто же станет попрекать за несправедливость ураган или землетрясение? Слепые силы природы, говорит человек, тем самым неявно приписывая людскому поведению и взаимоотношениям между людьми некую зрячесть, осознанность, регулируемость. И ответственность.
Конечно, даже самая примитивная организация человеческих сообществ зиждется на законе, начинается с закона, вводящего в некие рамки наказание за проступки. Заметьте — все начинается с попыток регулировать наказание за дурное, но отнюдь не вознаграждение за добро.
Почитать Конрада Лоренца, так это даже не с человеческих сообществ начинается, а с организации жизни стаи. Но человек лишь отчасти животное. Во-первых, ему с самого начала жизни объявлен смертный приговор, а животное не знает своей смертности. Но главное в том, что стремясь к гармонии, человек распознает во Вселенной Бога.
В Ригведе — одной из древнейших священных книг мира — сказано:
«Бог один, но мудрые зовут его разными именами…» И идут к нему разными путями.
Считается, что на свете есть шесть мировых религий, и все они зародились на Востоке. Это три авраамические религии — иудаизм, христианство и ислам, а также индуизм, зороастризм и буддизм.
Авраамические религии и зороастризм строго дуалистичны, в том смысле, что ими признаются как средоточие абсолютного добра, так и средоточие абсолютного зла, пребывающие в извечном противостоянии; буддизм, по сути, отрицает бога, утверждая, что Вселенной правит высший Закон; индуизм с его неисчислимым сонмом богов, провозглашает высшей Реальностью всеобъемлющий Брахман (Абсолют).
Махатма Ганди совершенно справедливо говорил, что перегородки между религиями и верованиями все равно не достают до неба. Пожалуй, лучшее тому доказательство — поразительное сходство в описаниях духовного опыта, мистических прозрений и переживаний, которые испытывали последователи различных религий, будь то христианские святые, великие мусульманские суфии или индусские и буддистские подвижники. Почитайте «Цветы» Франциска Ассизского или «Евангелие от Рамакришны», и вы убедитесь в этом.
Вместе с тем различия между религиями несомненно сказываются на представлениях их последователей, в частности, на представлениях о том, как вершится воздаяние. Похоже, что человек одновременно осознал и свою смертность, и то, что конец его земной жизни не означает конца счетов за его деяния.
Уже в языческой Древней Греции начинается трансформация идеи возмездия в понятие воздаяния. Богини мести Эринии, преследующие Ореста, превращаются в Эвменид, что в переводе означает «благостные». Наказывается уже не конкретная личность — наказывается проступок.
Геродот рассказывает историю некоего царя Гигеса, который взошел на престол, убив своего предшественника, да еще по наущению супруги. Приверженцы убиенного царя взялись было за оружие, но их утихомирил оракул: Пифия изрекла признание Гигеса, но добавила еще, что в пятом потомке Гигеса придет возмездие за содеянное.
Древние греки верили в рок, мусульмане верят в предначертания судьбы, индусы и буддисты — в карму, но даже крепкая вера далеко не всегда останавливает человека — ибо не дано ему понять, что хорошо, что дурно из совершаемого им.
Есть дзэн-буддистская притча о старухе, которая пожелала проверить истинность веры монаха и подослала к нему юную красавицу. Монах не поддался соблазну и красавицу прогнал, после чего старуха прогнала его со словами: «Если нет у тебя чувства к ней, то должно быть сочувствие к ее чувству, и должен был ты, не поддаваясь соблазну, деликатно обойтись с ней».
Суровый бог пастушеских иудейских племен дал им Ветхий завет. «Око за око, зуб за зуб» есть его заповедь. Но не человеку определять меру возмездия; милосердный бог христиан сделал первой заповедью любовь, бог мусульман призвал своих последователей к смирению — слово «ислам» и означает смирение, но при этом во всех трех религиях, из единого корня, очень важна концепция единого и всевластного Бога, а также концепция греха, который неизбежно влечет за собой кару — если не в земной жизни, то в загробном мире. При этом самый страшный грех можно замолить, искупить его искренним покаянием и делами добрыми, способными перевесить дела дурные.
В отличие от авраамических религий, ни в индуизме, ни в буддизме этих концепций нет. Всевластен не бог, но карма, непреложная причинно-следственная связь, протянутая через бесконечную череду жизней и смертей, которую немыслимо ни искупить, ни замолить — только изжить, снова и снова рождаясь на свет, ведя праведный образ жизни, и далеко не всякий раз в человеческом облике.
Греху в этой системе просто нет места. Греха нет, есть авидья — неведение, невидение последствий проступка. Человек, совершивший проступок — помыслом, словом или действием, — что бы он ни сделал, самое большое зло причиняет самому себе, ибо расплачиваться за содеянное он будет сам — если не в этой жизни, то в следующих.