Маркуса Кэйна так и не отыскали. Во всяком случае, до назначенного времени казни. Мрачные формальности шли своим чередом. Приговоренному предложили выбрать меню последней трапезы — Блейк Арнольд от еды отказался. К нему приходил тюремный капеллан — Арнольд не захотел с ним встречаться. Пришел парикмахер и выбрил на его голове два маленьких участка. Потом приговоренного неторопливо провели по гулкому металлическому коридору к двери в дальнем конце.
Охранник вошел в аппаратную рядом с камерой казни и негромко, с затаенной надеждой, спросил:
— Не звонил?
Человек за пультом отрицательно покачал головой. Охранник вздохнул.
— Что ж, действуй.
Рубильник был опущен. И поднят. И снова опущен. Лампы над головой потускнели, вспыхнули, потускнели и ровно засветились. Людям в камере не хотелось смотреть ни друг на друга, ни на пахнущие горелым мясом останки Блейка Арнольда. И тут…
И тут зазвонил телефон.
Лицо охранника стало серым.
— Господи! — выдохнул он. — Только не губернатор! Только не сейчас!
Он подошел к аппарату и снял трубку дрожащей рукой.
— Да, губернатор? — хрипло проговорил он. — Слушаю вас.
Время дрогнуло и застыло. Лицо охранника приняло изумленное выражение. Он обвел взглядом всех, кто находился в металлической комнате:
— Какой-то Марк Кэйн. Хохочет, как безумный!..
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
Майк Резник
Узкая специализация
Этот год был не слишком-то удачным для мау-мау [10].
Англичане ввели в страну войска, и то, что поначалу казалось битвой с горсткой белых поселенцев, перешло в нечто несравнимо более тяжелое. Англичане бросили тысячи повстанцев в лагеря для пленных, построенные вдоль дороги в Лангату. Тысячи других отвезли в пустыню, в неистово жаркую Северную пограничную провинцию, и посадили в тюрьмы. Большинство уцелевших засели на хребте Абердар, и англичане по три раза на дню бомбили эту местность, убивая и повстанцев-кикуйю, и своих верноподданных из людей кикуйю, и слонов, и носорогов, и буйволов — всех с одинаковой легкостью.
Дидан Кимаси, верховный командующий мау-мау, объявил, что настал час взяться за дело всерьез.
И теперь Питер Ньоро, командир отряда, оборонявшего часть западного склона, шел вниз по извилистой тропе. Он настороженно оглядывался: за это утро его дважды атаковали носороги, обезумевшие от страха, и меньше чем в двадцати метрах от тропы оленебык наступил на противопехотную мину. А с севера доносилась пальба — Питер знал, что англичане недавно привезли в горы его кровных врагов масаи и самбуру [11], чтобы те приняли участие в охоте за его отрядами в густолесье.
Питер покачал головой. Он должен быть там, со своими людьми, отражающими врага, а не исполнять это нелепое поручение. Но Кимаси приказал, и тяжесть приказа легла на широкие плечи Питера Ньоро.
Он переступил через поваленное дерево, перешел через узкий ручей. Крик обезьяны-колобуса заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Питер всмотрелся сквозь чащобу. Он знал, что его цель рядом, но видимость была чрезвычайно плохая, особенно здесь, в нижней части хребта, куда англичане не сбрасывали бомб, опасаясь поразить своих собственных коммандос.
Наконец он выбрался на прогалину и увидел длинный ряд пещер. Перед ними сидели у костра три старухи; совсем голый мальчик лет четырех палочкой выводил на земле завитушки. Женщины посмотрели на незнакомца, не пытаясь скрыться.
— Я ищу Матениву, — сказал Питер. — Мне говорили, что его можно найти здесь.
Одна из женщин кивнула и показала на самую дальнюю пещеру.
— Асанте сана, — поблагодарил он.
Прошел к пещере и остановился при входе. Обождал, пока глаза не привыкли к темноте, сделал еще два шага и увидел старика, который сидел, скрестив ноги и не обращая ни малейшего внимания на змей, снующих по сырому дну пещеры.
— Ты Матенива? — спросил Питер.
Старик важно кивнул.
— Да, я Матенива.
— Мое имя — Питер Ньоро. Я принес приказ от самого Дидана Кимаси.
— Говорил я другим посланцам Дидана Кимаси, что волшебство мое не в силах победить английских солдат, — сказал Матенива. — И повторяю это тебе, Питер Ньоро.
— Значит, я не первый?
— О, нет. Первым был мужчина по имени Каноти. Ему отрезали язык.
— Как же он сумел повторить тебе приказ Дидана Кимаси?
— Язык ему отрезали потом, когда он сказал генералу Кимаси, что волшебство мое не в силах победить английских солдат, — объяснил Матенива. — Тем не менее этому человеку повезло больше, чем Сибанье, второму посланцу. Я узнал, что Кимаси убил его и съел его сердце. — Он улыбнулся Питеру. — Так что ты — третий. Не завидую я тебе, Питер Ньоро: у меня составилось очень твердое мнение, что ваш генерал не любит получать дурные вести.
Питер с трудом проглотил слюну.
— Говоришь, он съел сердце Сибаньи?
— Так мне передали.
— Может, это всего лишь слухи, — с надеждой проговорил Питер.
Старик пожал плечами.
— Все может быть…
— Однако я им верю, — сказал Питер.
— И я верю.
— Так что я не могу вернуться в горы и доложить ему, что ты не в силах победить англичан.
— Но такова правда.
— Какой от этого толк? — спросил Питер. — Теперь он убьет меня и пошлет еще кого-нибудь!
— Очень на то похоже, — согласился Матенива. — Сдается мне, что Кимаси — раб своих привычек.
— Я и дезертировать не могу. Рано или поздно его люди найдут меня и прикончат.
Матенива задумчиво покивал.
— Верно, верно… Генерал Кимаси жалует дезертиров еще меньше, чем горевестников.
— Но что мне делать? — настаивал Питер.
Старик еще раз пожал плечами и ответил:
— Представления не имею.
Питер пригнулся к нему и крикнул:
— Ты же искусный ведун! Почему ты не можешь уничтожить англичан?
— Есть свой предел и тому, что может содеять мундумугу. Дабы призвать надлежащих духов, мне понадобится принести в жертву столько коров и быков, сколько не наберется во всех этих горах.
— Хорошо, но разве ты не сумеешь сделать хоть что-нибудь? Наслать на них ужасную болезнь или что-то в этом роде?
— Конечно, это я сумею. Но придется воззвать к Сагбате, богу черной оспы.
— Так призови его!
— Всем англичанам делают прививки, и заболеем мы сами, не они.
— Думай, старик! — Питер был в отчаянии. — Если не можешь их убить, то что ты вообще можешь?
— Я особенно силен в обряде обрезания, — объяснил наконец-то Матенива. — Конечно, магия в нем не участвует, и вам придется доставлять англичан поодиночке. Некоторые из них могут испугаться при виде моих инструментов и перейти на вашу сторону.
— Мало же от тебя толку…
— Я о том и говорил.
— Эй, ты! — рявкнул воин. — Я не вернусь в горы, пока мы не исчерпаем все возможности!
— Мы уже все перебрали.
— Тебе легко так говорить! Тебе не придется докладывать генералу Кимаси!
— Некоторые из нас — воины, а некоторые — мундумугу, — отвечал Матенива, пожимая плечами.
— Старик, ты от меня так легко не отделаешься. — Питер обнажил свой панга и поднес клинок к горлу Матенивы. — Правила игры меняются. И моя жизнь, и твоя жизнь зависят от того, избавимся ли мы от англичан. Понял это?
Матенива отвел голову назад, когда лезвие надавило ему на шею, и ответил:
— Мне не призвать богов войны, пока я не принесу в жертву хотя бы две тысячи коров и быков.
— Призови хоть кого-нибудь, кто может их прогнать, иначе мы оба с тобой покойники.
Ведун глубоко вздохнул и промолвил:
— Сделаю, что сумею.
— Вот и хорошо.
— Подай мне вон ту сумку.
Матенива показывал на кожаный мешочек, лежавший в дальнем углу пещеры, и Питер поднял мешочек и подал его старому ведуну. Матенива выудил оттуда двух дохлых ящерок-гекконов; положил у своих ног. Снова запустил руку в мешочек, достал горсточку мелких костей и трижды бросил их об пол, бормоча что-то нараспев. Крепко зажмурился и замер.
10
Политическое и военное антиколониальное движение народности кикуйю, зародившееся в 50-х годах XX века и приведшее к независимости Кении. В ходе воины за освобождение погибло свыше 11000 повстанцев. Действие рассказа можно отнести к 1952 г. (Здесь и далее прим. перев.)