— К детям, что ли? — выпуская кольцо дыма, спросил Игорь.
— К детям, получившим Знак Самостоятельности.
— Да нормально относятся, как везде, — лениво сказал он. Голос у него изменился, и если бы не явный запах табака и горелой бумаги, я бы заподозрил, что он. куртаг травку. — Ты не комплексуй. И в страшилки не верь. Везде в мйре к детям, доказавшим свое право жить самостоятельно, относятся одинаково.
Он выпустил еще одно кольцо дыма и закончил:
— Никак.
Я ничего не сказал. Смотрел, как он курит. Дым был красивый — шершавый, словно наждак, сиреневый, шелестящий.
— На что уставился?
— Дым. Шикарно выглядит.
Игорь посмотрел на меня, как на идиота.
— Чего в нем шикарного? Дым как дым… Черт!..
Он торопливо загасил сигарету прямо в сковородке.
— Ты же мутант, тебе неприятно, да?
Как ему объяснить?
— Нет, не так, — попробовал я. — Понимаешь, я запахи по-другому чувствую.
— Как «по-другому»?
— Я их вижу, слышу, даже тактильно ощущаю. Вот ты куришь, и дым — шероховатый. И шуршит, как песок.
Глаза у Игоря округлились.
— Что, серьезно? И ты все это видишь?
— Ага. Вот у тебя в ванной комнате шампунь с запахом лимона. Только не радуйся, это синтетический запах. Если б настоящий, то пищал бы тоненько, и не такой гладкий, а с шершавинкой, понимаешь?
— Обалдеть! — с чувством произнес Игорь. — Я знал одну девчонку с усиленным зрением. Так у нее все очень просто было. Когда хотела, перестраивалась на режим дальнего зрения, когда хотела — на ближний режим. Знаешь, у нее так смешно глаза менялись — то выпучиваются, то втягиваются, и радужка то серая, то голубая. Но она говорила, это как в бинокль или микроскоп смотреть.
— А вот у меня — так, — ответил я.
Когда я был совсем маленьким и не понимал, как сильно от других отличаюсь, то случалось что-нибудь такое ляпнуть. Все смеялись. Особенно взрослые, которые знали, что у меня условно-положительная мутация. Наверное, смешно, когда подбегает карапуз, водит рукой в воздухе и говорит: «У тети духи шуршат».
Они ведь действительно шуршали!
А эти проверки!.. Каждый месяц, сколько себя помню. Пробирки, в них бумажки, и каждая чем-то смочена… «Мишенька, как ты ощущаешь этот запах? Светящаяся полоса? Вибрирует? Молодец, Мишенька. А ты помнишь, чем пахнет молоко? А на каком расстоянии ты чувствуешь человека? Да, взрослого… Ну, пусть летом… Да, потного… Правда?..
Это только вначале интересно. Потом скучно. А в конце концов, просто противно.
Я долго думал, что стоит только пожаловаться родителям, и все это прекратится. Навсегда. Ведь они не могут не понять.
А они слишком хорошо все понимали. Это был папин проект. Его самое удачное изменение генома — собственного генома. Его слава, его успех, его вклад в науку. Деньги, наверное, тоже. Но деньги тут были совсем не главным.
Я был экспериментом. Мое рождение было запланировано, на него было получено особое разрешение. Мама и папа подписали документы о том, что в случае появления у меня безусловно-негативной мутации они не возражают против эфтаназии.
Кстати, от меня они этого не скрывали.
Но все прошло хорошо. Угрозы для общества я не представляю.
Я знаю, чем закончился пятнадцать лет назад эксперимент по созданию людей со способностью прямого взаимодействия с компьютерами. Виртуальный клон последнего из них выследили и уничтожили только в прошлом году.
Так что я не боялся, что меня могут в любой момент усыпить.
И когда сдавал тесты на психологическую и эмоциональную зрелость, вовсе не хотел отомстить родителям. Зря мама кричала, когда я уходил. Я не испытываю к ним ненависти. Я их даже люблю.
Я только хочу быть самим собой.
Поэтому и получил Знак Самостоятельности. Стал таким же равноправным членом общества, как любой взрослый. Первым делом потребовал все документы по своей мутации, думал, может быть, она устранима. Оказалось — нет. Если меня лишить обоняния, то зрение и слух тоже исчезнут.
Вот тогда я ушел из дома.
Проснулся я уже довольно давно, но все лежал в постели, не открывая глаз. Игоря в доме не было, это я по запаху чувствовал. Зато он оставил на столе завтрак и записку — чернила еще не застыли окончательно, и я их слышал.
Это удобно, очень удобно. Тут мама и папа правы. Они только не понимают, что дали мне слишком много.
Я наконец-то решился и открыл глаза. Первые секунды трудно — весь мир пахнет, и все это приходится видеть. Чем больше вокруг техники и синтетики, тем труднее. Я раньше звал эти запахи «злыми».
Хорошо, что в этом домике только гарантированный обществом минимум техники.
Я пошел в ванную. Там нашелся разовый санитарный пакет, в который входит все: от зубной щетки и полотенца до презерватива и туалетной бумаги. Потом я оделся, поел и вышел из дома.
Море было совсем рядом. У маленькой дощатой пристани покачивались на воде катера. Чуть дальше начинался пляж, сейчас еще совсем пустой, только стайка маленьких ребятишек под присмотром учителя бегала по мокрому песку вдоль берега.
— Эгей!
Игорь сидел на раскладном стульчике. Он был в одних плавках и мокрый, уже успел искупаться.
— Ты поел?
— Да, спасибо, — я подошел ближе. — Загораешь?
— Работаю! — возмутился Игорь.
Он пнул ногой кредитный сканер, валяющийся на песке. Сканеру было все равно, это специальная модель.
Я постоял, глядя на море.
— Игорь, а почему ты работаешь здесь? Любишь море?
Он неопределенно повел плечами.
— А все-таки?
— Мишка, ты что, совсем лопух? — Игорь говорил резко, но, судя по запаху, был совершенно спокоен. — Знаешь, какой процент безработных в Европе?
— Тридцать с чем-то.
— Тридцать семь. Пускай из них половина не хочет ничего делать и готова жить на пособие. А остальные вовсе не прочь подзаработать. Мне эту работу дали только из-за возраста. По закону.
— Сидеть на стуле и водить кредитками по сканеру…
— Да? — Игорь заинтересовался. — Это не по тебе? А простите за нескромный вопрос: какое у вас образование, кроме базового? Ты специалист в области программирования? Имеешь право на вождение пассажирского или грузового транспорта? Диплом врача? Или преподавателя?
— Нет, — честно сказал я. — Базовый курс образования. Ну и все обязательные профессии.
— Ага. Пользователь информационного терминала и оператор торговых автоматов. Меньше умеют только дебилы.
Он опять перешел на учительский тон. Но я не возмущался.
— Никто не будет тебя дискриминировать! Не надейся! Никто и никогда не скажет тебе, что ты всего-навсего сопляк с железякой на цепочке. Тебе даже будут давать больше, чем другим, лишь бы не нарываться на соцконтролеров. Но всерьез тебя никто не воспримет.
— Посмотрим.
— Успехов! — Игорь вытянулся на стульчике, раскинул руки. — Валяй! Вечером приходи, поделишься впечатлениями, ладно?
Я развернулся и молча зашагал по дорожке. Кроссовки тихонько напевали «Скатертью, скатертью дальний путь стелется». Хорошие кроссовки. Не бесплатные. В социальный минимум не входят. Мне их подарила мама на день рождения.
Центр занятости был недалеко. Я даже не стал брать напрокат машину, пошел пешком, хотя на два часа пользования у меня право есть. Как-нибудь возьму машину и отправлюсь путешествовать. Вот только решу все с работой и жильем.
В центре пришлось минут пятнадцать посидеть в очереди. Людей было немного, но и очередь двигалась неспешно. В основном в ней сидели азиаты и арабы, но были и две наши, говорившие по-русски.
На меня поглядывали. Но вроде бы равнодушно. Только от девушек шел запах любопытства.
Потом подошла моя очередь.
Служащий центра мне понравился. Молодой, добродушный. Весело улыбнулся, жестом указав на кресло перед своим столом, потом вопросительно посмотрел на кофеварку. Я кивнул, решив, что тоже могу поиграть в молчанку.
Кофе был синтетический. Может быть, очень хороший и для обычных людей почти не отличимый от настоящего, но я-то вижу сразу.
— Ищете работу? — полюбопытствовал служащий, как будто я был его старым приятелем и мог заглянуть в центр занятости просто так.