— Не совсем, — возразил он, переводя взгляд с нее на идола и обратно.
Она ахнула. Оба, словно сговорившись, метнулись к статуе, забрались на алтарь и стали ковырять каменную физиономию: он — мечом, она — кинжалом. Каждый завладел тремя глазами.
Малагирос нахмурился.
— Ты несправедлива. Тебе следовало отдать все мне: ведь я спас тебе жизнь.
— Это ты несправедлив, — возразила она. — Иначе вспомнил бы, что это я спасла тебе жизнь.
— Моя жизнь была бы вне опасности, если бы не ты. Вся эта дурацкая ситуация сложилась только по твоей вине. — Он сунул глаза в карман. — Давай-ка побыстрее сматываться. — С этими словами он устремился к одной из дверей.
— Минуточку! — окликнула она его, не отставая. — В каком это смысле «только по моей вине»? О чем ты?
Он сорвал со стены факел и, не отвечая, помчался по коридору.
Она в замешательстве наблюдала, как исчезает за поворотом его мускулистая спина. Возлагая на женщину всю вину, он, конечно же, имел в виду не только события в подвале. «Но кто же положил начало нашему соперничеству, если не он сам?» Все еще недоумевая, она бросилась за ним вдогонку.
В один прекрасный день она обнаружила, что, какой бы волшебный предмет ни привлек ее внимание, за обладание им с ней соревнуется сильный соперник. Она быстро разобралась, кто выхватывает облюбованные диковины у нее из-под самого носа, но так и не выяснила причину. Отец Малагироса был рабом банкира и изрядно преуспел после того, как выкупился. Малагирос раздавал свои трофеи не реже, чем продавал. Тем временем доходы Афонии снизились так резко, что это не могло не вызвать тревоги.
Она поравнялась с ним в тот момент, когда он тщетно пытался открыть очередную дверь.
— Малагирос! Что ты…
— Открой! — бросил он и отошел в сторону, чтобы видеть весь коридор.
Она покраснела, предвидя свою возможную неудачу. К тому же поведение партнера все больше действовало ей на нервы. В одном он оставался прав: им было необходимо вырваться. Подойдя к двери, она мысленно испытала замок, но ничего не почувствовала и прикусила губу. Прибегнув к наиболее мощному волшебстству, обычно отпиравшему любые замки, она едва не всхлипнула, когда и оно не принесло плодов.
— Скорее! — торопил ее Малагирос, сверкая глазами от нетерпения. — Того и гляди, кто-нибудь появится!
— Не могу, — призналась она еле слышно. — Волшебство перестало действовать.
— Что?!
— Это произошло несколько часов назад. Маг Ногры возвестил, что упали небесные дворцы.
Малагирос прищурился.
— Что за новые игры? Никогда не слышал о чем-либо подобном!
— А я слышала, — сказала она со вздохом. — Игры здесь ни при чем. Иногда капитаны в порту жалуются, что волшебство, помогавшее их кораблям плыть по морю без весел и ветра, перестает действовать, и им приходится полагаться на волю волн, пока все опять не возвращается в обычную колею.
Он глядел на нее недоверчиво.
— Это чистая правда.
— Сейчас у меня нет времени, чтобы гадать, правда это или ложь, — заключил он и, разбежавшись, со всей силы ударил по замку ногой. Дверь распахнулась и с оглушительным стуком врезалась в стену.
— Неплохо, — насмешливо проговорила она. — Думаешь, никто и ухом не повел?
— Вини себя, — отрезал он, закрывая дверь. — Это ты не смогла открыть ее бесшумно.
Она сверкнула глазами.
— Не ногтями же ее царапать! Кстати, раз на меня продолжают сыпаться обвинения, то будь добр, объясни, что ты имел в виду, говоря о моей вине?
Он окинул ее ледяным взглядом и зашагал по коридору, куда они попали, открыв дверь.
— Надеюсь, этот путь выведет нас наружу, — бросил он через плечо. — Видишь, куда отклоняется пламя?
Он был прав: пламя факела реагировало на чуть заметный сквозняк.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной! — прикрикнула она на него.
— Как ты мне за это отомстишь? Превратишь в жабу? Нет, ведь теперь ты у нас бессильна, — проговорил он с насмешливым сочувствием. — Волшебство перестало действовать. Что же ты предпримешь?
— То же самое, что обыкновенные люди, — ответила она, сверля взглядом его спину. — Наговорю гадостей, а потом пожалею.
— Дневной свет! — крикнул он.
Они ускорили шаг. В одном месте потолок коридора обвалился, и в провале виднелось голубое небо.
Оба подняли головы. У Афонии буквально отвисла челюсть. «Странно, — подумала она. — Раньше я считала это выражение преувеличением».
Над ними нависла высоченная башня, грозившая в любой момент рухнуть и раздавить их. В воздухе плясала густая пыль. Оба заморгали и начали чихать.
Малагирос отбросил факел и сказал Афонии.
— Я выберусь и помогу тебе.
Оказавшись на поверхности, они наперегонки бросились к стене. Оглянулись они один раз, чтобы посмотреть, как воздушный дворец раздавил жилище пришельца с Запада.
— Конец волшебству.
— Увы, — печально согласилась она и упрямо спросила: — Так что ты имел в виду, обвиняя во всем меня?
Он удивленно покосился на нее и фыркнул.
— Весь мир погиб, а тут изволь объясняться… — Его улыбка померкла. — Впервые увидев тебя, я попросил знакомого, чтобы меня представили. Я стоял неподалеку и слышал, как ты ответила, что не желаешь знакомиться с сыном раба.
— О! — Она пристыженно опустила голову, густо покраснела и стала крутить узел на подоле туники, где были спрятаны доставшиеся ей три глаза Ногры. — Моими устами говорила зависть. — Она подняла глаза. — Прости меня.
Взяв его руку, она отдала ему свою долю.
Он улыбнулся, полез в карман и отдал ей свою.
— Без тебя Город был бы скучным, — объяснил он.
Их отвлек оглушительный грохот. Они оглянулись на воздушный дворец, ожидая, что он окончательно развалится, но вместо этого он приподнялся, как споткнувшийся пьяница, и стал медленно подниматься в воздух. Они завороженно наблюдали за этим зрелищем. Потом они почувствовали некую перемену в камнях, лежавших на их ладонях, и не поверили своим глазам.
Алые камни пульсировали и переливались. Дружно закричав, оба вора с отвращением выбросили их. Глаза лопались, как перезревшие плоды, и снова сливались. Малагирос и Афония попятились от этого неаппетитного зрелища и не обратили внимания на чудище, похожее на гиппопотама, появившееся в проломе стены.
Марк Лициний смотрел на них, сжимая в пухлой руке меч. Его туника была забрызгана кровью. Видимо, защитные чары возвратились еще до того, как он испустил дух. Он, шатаясь, шагнул в их сторону и наступил на алую пульсирующую массу, бывшую глазами Ногры.
— Я убью вас, — прорычал он свирепо.
Мерзость, на которую он наступил, поползла по его ноге.
— Ты осквернил мое божество, убил моих друзей, покусился на меня! Эта гадюка меня укусила. Вы за это расплатитесь.
Сделав еще шаг, Марк остановился и издал пронзительный визг. Он подпрыгивал на месте и непристойно извивался, словно в агонии.
Потом он угомонился. Его распахнутые глаза были напрочь лишены белков: они представляли собою сплошную радужную оболочку красного цвета.
— Наконец-то! — зловеще произнес громовой голос. — После шестисот лет окропления кровью, которая была мне совершенно ни к чему, я получил то, чего всегда хотел.
Он довольно провел руками по ногам, груди, животу.
— Теперь у меня есть собственное тело! — Он усмехнулся. — Мой господин был слишком горд тем, что создал меня, а потому не уничтожил даже тогда, когда понял, как я опасен. Он разделил меня на шесть частей и поместил на морде чудовищного идола. Как я ни пытался подсказать своим безмозглым почитателям, что мне нужно собственное тело, ничего не получалось: я был слишком слаб. А теперь в благодарность за содеянное вами я убью вас. Ваша кровь станет моим первым пиром. Однако на этом моя благодарность не завершится: я избавлю вас от вечных мук, которые суждены отныне остальному человечеству.
Тело, бывшее прежде Марком Лицинием, занесло меч и зашагало к несчастным ворам.