— Давай вернемся к списку, — предложил я. — Изучим фирмы среднего уровня, одну за другой, и просмотрим символы всех арендаторов в «Бедеккер-Северном», пока не найдем что-нибудь, смахивающее на комету.
— Вдруг я прокололся? — предположил он.
— Насчет кометы? Думаешь, мне это не приходило в голову? Поэтому я тебя и не отпускаю.
Мы уселись перед списком и стали перебирать арендаторов в алфавитном порядке, вызывая голограммы. На букве «J» у меня начали слезиться глаза, на «М» я уже клевал носом. Неожиданно Би-Би дернул меня за рукав.
— Эй, сан! — Он подпрыгивал в кресле, тыча пальцем в голограмму. — Вот она!
Я открыл глаза и уставился на голограмму. От названия фирмы
— «НейроНекс» — у меня застыла в жилах кровь.
— Это же не комета, — уныло сказал я.
Но палец парня уже находился в голографической сфере, на уровне символа, тонкий голосок сорвался на визг:
— Она, она!
И тут я смекнул, что он имеет в виду. Компания была обозначена стилизованным нейроном с длинным серебристым отростком. Действительно, смахивает на комету!
Нашли!
Глаза парня выражали восхищение.
— Соображаете, мистер Дрейер, сан!
— Если бы соображал, — ответил я, скрывая тревогу, — то не позволил бы себя во все это втянуть.
— Едем? — спросил он.
— Куда? — отмахнулся я. — Все давно уже закрыто. Поеду завтра.
— Мы поедем.
— Нет, я! Тебе в этот «НейроНекс» все равно не попасть. — Я встал. — Идем. Пора возвращаться.
Как он ни дулся, я потащил его на платформу. Почти всю дорогу домой я глазел сквозь прозрачную стенку капсулы на освещенные станции и темные промежутки трубы между ними, размышляя о «НейроНексе».
Почему я не вспомнил о нем сразу? Потому, должно быть, что не хотел видеть это название. И надо же — именно «НейроНекс»!
Что-то ударило меня по руке. Я встрепенулся. Мой беспризорник заснул и во сне навалился на меня. Другие пассажиры принимали его, должно быть, за моего сына. Он ежился во сне. Я обнял паренька за плечи. Надо же сохранить видимость отеческой заботы.
— На следующей мне сходить, — сказал я, тряхнув своего спутника. Видя, что я встаю, он зевнул и потянулся.
— Можно мне у вас переночевать, сан?
Я покачал головой.
— Вряд ли.
Он удивился.
— Почему? Я не помешаю.
— Мне надо поработать.
— Я могу вам помочь, — настаивал он.
Я уже чувствовал, что он виснет на мне, не отходит ни на шаг, как утенок от утки. Пришлось напомнить мальчишке о дистанции.
— Загляни ко мне через пару дней. Может быть, у меня будут Для тебя новости.
Капсула остановилась, я вышел и побрел прочь. Я ощущал спиной его взгляд, пока он не унесся дальше по трубе. Этот вечер я Должен был провести в одиночестве, без свидетелей.
Открытие, что разыскиваемая нами комета — символ «НейроНекса», подталкивало меня к принятию решения. Важного решения. А я еще не был к нему готов.
Много лет назад именно «НейроНекс» посадил меня на «пуговицы». Теперь эта компания — во всяком случае, один из ее филиалов — оказалась связанной с похищением и гибелью двоих беспризорных детей… Я был попросту обязан выяснить, кто это сделал и зачем.
Значит, я должен был найти повод для появления в «НейроНексе», чтобы задать им кучу вопросов, не вызвав подозрений. Для этого существовал один-единственный способ. Вынуть микросхему. Отсоединиться.
Та еще перспектива! То есть я, конечно, планировал сделать это, но не сейчас, а когда-нибудь, позже… Не так скоро… Может быть, через год? Ну, через полгода. Уж во всяком случае не завтра!
Но как иначе попасть в «НейроНекс»? Сколько я ни ломал голову, ответа не было.
Я упал в свое эргономическое кресло — точную копию кресла Элмеро — и заставил его принять форму моего тела. Перед моими глазами, за прозрачной дверью, простирался холл. Убедившись, что там нет ни души, я подъехал в кресле к ящику с «пуговицами» и открыл его. Вот они, мои маленькие золотые кружочки! Сколько я истратил на них денег! Некоторые уже отслужили свой срок, но я все равно продолжал их хранить. Ностальгия, знаете ли! Тоска по прежним денькам, когда мне хватало обычного оргазма. Потом я перешел к двойному, даже тройному. В конце концов докатился до оргий, до медленного нарастания возбуждения, до серии мелких взрывов, сливающихся в одно могучее извержение…
Я выбрал среди «пуговиц» свое последнее приобретение и выехал на середину секции, повернувшись спиной к голограмме Линии. Кресло опрокинулось, я уже лежал навзничь — и тут меня охватили сомнения. Напрасно ты это делаешь, сказал я себе. Ты уже прожил три недели, ни разу не прибегнув к «пуговице». Это твой личный рекорд, славное достижение! Зачем все перечеркивать? Послезавтра тебе уже будет гораздо легче вернуть эту чертову штуковину в ящик и мирно уснуть.
Очень убедительно. Бездна здравого смысла! Но все меркло перед лицом суровой реальности: после отсоединения, намеченного на завтра, у меня уже не останется выбора. Получается, что сегодняшняя возможность — последняя. После этого я уподоблюсь всем прочим, с той лишь разницей, что годы с «пуговицами» сделали часть моего естества такой заскорузлой, что через коросту уже никто не сможет прорваться. Важная часть потеряла чувствительность
— наверное, навсегда. Разве откажешься тут от последней встряски в память о былом? Никакие доводы не могли помешать мне в последний раз прибегнуть к «пуговице».
Я уже вкладывал ее в выемку в черепе, когда заметил за дверью какое-то движение. Я вгляделся и стиснул зубы. Если этот негодник воображает, что «купит» меня своим нытьем и добьется разрешения переночевать, то его ждет разочарование. Мне необходимо побыть одному…
Он не стал ни стучать, ни звонить. Просто постоял, сверля взглядом мою дверь, а потом улегся на пол под самой дверью и повернулся ко мне спиной.
Час от часу не легче: устроиться на ночь у меня на пороге!
Я наблюдал, как вздымается и опадает его тощее тельце, и грел в ладони «пуговицу». Что мне мешает воткнуть ее в ход, как я и собирался? Дверь не пропускает шума, спящий не узнает, чем я занимаюсь…
Но я-то буду знать, что он здесь!
До чего он все-таки щуплый, до чего жалкий! Каково мне будет всю ночь сознавать, что он лежит прямо на полу, в безжизненном свете, пока сам я нежусь в постели… Да, но что из этого следует? Кто мешал ему вернуться в свою банду и переночевать в привычных условиях, в безопасном подземелье, в старом тоннеле метро?
Я со вздохом подкатил к ящику, забросил туда «пуговицу» и вернулся к двери. Может, это даже к лучшему, сказал я себе. Легче будет проявить решительность поутру… чтобы потом томиться ночь за ночью…
Я лишил дверь прозрачности — пусть свойства двери останутся моим секретом, — сдвинул ее вбок и тронул мальчишку ногой.
— Заходи! — прошептал я сердито. — Что подумают соседи, если тебя увидят?
Он встал с виноватой улыбкой. Я с ворчанием указал ему на диван и выключил свет.
Би-Би с восторгом проснулся в настоящей жилой секции и с еще большим удовольствием позавтракал. Подождав, пока он насытится, я отправил его восвояси, велев заглянуть позже ко мне в контору. Он ушел счастливый.
Я ссыпал все свои «пуговицы» в карман и отправился в «трубу». По пути в «Бедеккер-Северный» я старался не думать о том, что меня ждет. Но в голове все равно всплывало слово «кастрация».
Женскому полу от меня уже давно не было проку, но теперь, без микросхемы в голове, я стану бесполезен и для самого себя. Говорят, правда, что после отключения мужчина может снова научиться иметь дело с женщинами. С прежним, конечно, не сравнить, но все-таки…
Некоторое время я слонялся вокруг «Бедеккер-Северного», чтобы убить время. Наконец мне надоело тянуть. Отсрочка ни к чему не приведет: решил — значит, действуй. Я вошел в помещение «НейроНекса» — и оказался в очереди.
Этого я не ожидал. Людей было довольно много, сотрудница филиала приглашала их по одному. Несколько минут в кабинете — и они выходили довольные. Можно было подумать, что они совершают там покупки. Но «пуговицы» можно было приобрести без лишних хлопот и, главное, конфиденциально с помощью торговых аппаратов у стены.