Было уже слишком темно, чтобы отличить хлыст от орехового прута, поэтому Джек Кинг так и не понял, чем именно она выбила у него шляпу из рук.
— Ты дурак! — возмутилась леди, очаровательная даже в своем гневе. — У тебя не хватило ума сообразить, в чем смысл моих действий, и ты решил, что я помешалась? Успокойся, я не сумасшедшая. Я просто ведьма.
— Ах, — сказал Джек Кинг. Он приложил палец к угреватому носу и дружески подмигнул. — В таком случае, ваша светлость, я вынужден просить у вас пардону и все такое, будьте добры и благодарю вас. — Он низко поклонился, нашарил на земле свою шляпу и дал деру со скоростью, которую трудно было заподозрить в человеке столь пожилого возраста и хилой комплекции.
Леди Кэролин топнула своей маленькой ножкой и пустила ему вслед очередь забористых эпитетов, совершенно не подобающих благородной даме. Если она и надеялась, что под градом подобных оскорблений любой мужчина устыдится настолько, что вернется назад, то практика доказала обратное. Единственным результатом полнозвучной тирады стал панический ужас гнедой кобылы, чья благодушная внешность оказалась не менее обманчивой, чем у старика: мгновенно развернувшись на задних копытах, она феноменальным галопом унеслась в темноту, оставив хозяйку в одиночестве и вне себя от злости. Лэди Кэролин яростно выкрикнула последнее ругательство, оскорбив всех лошадей разом, и обессиленно прислонилась к дубовому стволу, являя собой воплощение горечи и разочарования.
— Ну-ну, не все же НАСТОЛЬКО плохо, — сказало дерево. И с этими словами хрупкая фигурка в тунике из зеленой вуали, с кожей цвета осенних дубовых листьев, отделилась от ствола и изящно присела в поклоне.
— Ты здесь! — воскликнула леди Кэролин, роняя хлыст и с восторгом всплеснув руками; но ореховый прут она стиснула в кулаке еще сильнее. — Ты пришла!
Видение склонило головку и оглядело ее с головы до ног огромными, зелеными, слегка раскосыми глазами.
— Конечно, ведь ты призвала меня. Кора и нож острый, я могу лишиться жизни, если не появлюсь на зов!
— Тогда почему ты не явилась сразу? — рявкнула леди Кэролин, чей восторг немедля перешел в раздражение. — Почему ты заставила меня ждать так долго, не высунув даже кончика носа? Как ты посмела тянуть волынку?
— Я вовсе не тянула волынку, — недовольно промолвила дриада.
— Я откликнулась так быстро, как и положено… для дерева. Чувство времени формируется средой обитания, а когда обитаешь в сердцевине дуба…
Но леди Кэролин не интересовали объяснения.
— Клянусь небесами, ты выставила меня полоумной, да еще перед таким жлобом, как Джек Кинг, этот грошовый Мафусаил! По всей справедливости тебя следует выпороть, тварь! — И ведьма угрожающе воздела ореховый прут.
Прекрасно вылепленная, почти человеческая рука сделала небрежный жест… и леди Кэролин отчаянно вскрикнула, когда дубовый росток, пробившись из земли под ее юбками, ускорено устремился к небесам. Отважное молодое деревце рванулось вверх с таким энтузиазмом, словно питалось не солнечным, а звездным светом, и остановилось лишь тогда, когда вознесло свою ношу выше крон всех растущих в роще дубов.
При таких обстоятельствах не было ничего удивительного в том, что ведьма выронила ореховый прут, а дух дерева его подобрал. Затем дриада вскарабкалась на новорожденный дубок, проворная, как белка.
— Мое имя не ТВАРЬ, — заметила она, удобно расположившись на ветке, с которой свисала леди Кэролин. — Меня зовут Дамия, и я дриада по рождению, профессии и душевной склонности на протяжении двадцати пяти ваших смертных веков. — Она задумчиво поболтала длинными ногами, изящно скрестила их в лодыжках и добавила: — Кажется, мы не были представлены друг другу надлежащим образом?
Невзирая на всю свою холеричность, леди Кэролин обладала изрядными запасами выдержки и хладнокровия, каковыми и воспользовалась, представив себя нимфе с той же бездной апломба, как если б они только что встретились на levee [5]одного из общих знакомых. Закончив перечислять имена и титулы, она завершила свой список откровением:
— А также прямой потомок по материнской линии знаменитого джентльмена с большой дороги Дика Турпина!
— Дика… Турпина? — Зеленые глаза начали изумленно расширяться, пока не обратились в совершеннейшие плошки. Дриада распласталась по ветви, на которой болталась ведьма, и свесила голову, чтобы взглянуть прямо в глаза нежеланной гостьи. — Докажи! — угрожающе оскалилась она. Зубов у древесного духа оказалось в избытке — мелких, но совершенной формы, хотя и неприятного желтовато-зеленого оттенка, характерного для поспевающих желудей.
— Докажу. Если ты будешь, конечно, настолько любезна, чтобы вернуть меня на землю в целости и сохранности, — сказала леди Кэролин с ноткой привычного высокомерия в голосе. — И поскорее, милочка, я устала ждать!
Поведение ведьмы перед лицом вполне вероятной смерти произвело должное впечатление на нимфу: та на мгновение нахмурилась, но ударила трофейным прутиком по коре молодого дуба. Дерево испустило жалобный стон и стало послушно уменьшаться, пока ноги леди Кэролин не коснулись, наконец, лесной почвы. Как только она отцепилась от ветки, вершина дуба взмыла на прежнюю высоту.
Леди все еще озабоченно стряхивала с редингота обрывки мха и чешуйки коры, когда Дамия, подойдя к ней вплотную, демонстративно согнула и разогнула ореховый прут.
— Ну?
Вместо ответа ведьма извлекла золотой медальон; раскрыв его, она продемонстрировала овальную миниатюру, выполненную на слоновой кости. Художник, написавший этот портрет, был далеко не первого розлива, но кисти его удалось передать выразительные черты более чем просто миловидного лица молодого человека, едва расставшегося с ранней юностью. Дамия взглянула на миниатюру и, удивленно ахнув, попыталась схватить медальон, но леди Кэролин ловко увернулась и вернула объект вожделений нимфы в тайное убежище на груди.
— Полагаю, твоя реакция свидетельствует о том, что ты более не сомневаешься в моем родстве с Диком Турпином? — осведомилась она переслащенным голосом.
Дриада стояла как вкопанная, прижимая руку к своей вечнозеленой груди. Словно во сне, она протянула вперед другую, с ореховым прутом, и безмолвно вручила колдовской артефакт его законной владелице. Когда к Дамии вернулся дар речи, она смогла пролепетать лишь три слова:
— Мой бедный Дикон!
Леди Кэролин воздела брови. «Стало быть, книжки не врут, — подумала она. — Деревья и впрямь предупреждали моего предка о погоне, и теперь я знаю почему… А все-таки мне повезло обнаружить дуб, где квартирует его зелененькая милашка, хотя не она была целью моих поисков. Но очень полезная находка, и я уж точно ею воспользуюсь! Получается, что старина Джек Кинг в итоге честно заработал свой шиллинг».
На прелестных губах ведьмы проступила улыбка глубочайшего удовлетворения, но она поспешно обратила ее в политкорректное выражение женского сочувствия и обвила изящной, но крепкой рукой узенькие плечи дриады.
— Что за верное сердце, столь достойное любви! — проворковала она. — О моя дорогая Дамия, не пора ли отбросить в сторону наше первоначальное недопонимание? Я пришла сюда, в этот дикий лес, с единственной целью отыскать ту, которая питала искреннюю привязанность к моему великому предку… Очень глубокую и очень интимную привязанность, — добавила леди Кэролин на тот случай, если до дриады еще не дошло, и ухитрилась залиться смущенным румянцем.
Дамия подняла свои огромные люминесцирующие глаза и уставилась в лицо леди.
— Ты говоришь… Ты хочешь сказать, что знаешь… Ты знаешь, что мы были… были… — И тут бедняжка разразилась обильными слезами.
— Ну-ну, моя дорогая, я понимаю твое смущение, — нежно сказала ведьма. — Так уж повелось, что дети чаще всего смеются над тем, что боготворили их деды и прадеды. К нашему стыду, мы самодовольно полагаем, что только мы способны испытывать истинную любовь, в то время как наши предки пускались лишь в старомодные amours. Но уверяю тебя, я прошла весь этот долгий путь, ежечасно подвергая свою честь и достоинство оскорблениям Джека Кинга, вовсе не для того, чтобы посмеяться над трепетным чувством, которое ты разделяла с моим доблестным предком.