Марк вернулся к легионерам. Викторин поднял круглый щит с задней луки седла и надел его на левую руку. Затем захлестнул поводья боевого коня за переднюю луку, выхватил меч и, не оглянувшись, тронул пятками коня. За его спиной двенадцать легионеров взяли щиты, выхватили мечи и последовали за ним.
На поляне за первыми рядами деревьев двести готов подняли мечи и луки.
— Ты утверждаешь: король жив, — сказал Геминий Катон, сдвигая карты на столе и вставая, чтобы налить в кубок вина, разбавленного водой. — Но, надеюсь, ты простишь мое недоверие.
Гвалчмай пожал плечами и отвернулся от окна.
— Порукой может быть лишь мое слово. Но его считают достойным уважения.
Катон погладил черную, коротко подстриженную бороду и язвительно усмехнулся.
Прасамаккус не дал сорваться с языка гневной отповеди. Геминий Катон был искусным полководцем. И, если не считать Викторина, только он мог успешно выступить против готов. И потому старый бригант тщательно взвесил каждое слово своего ответа.
— Послушай меня, полководец. Вотан попытался предательски убить короля. Его следующий шаг — вторжение, а когда он высадится с войском, недостатка в союзниках у него не будет — едва пройдет молва, что Утер мертв. Если мы распространим весть, что король жив и готов к бою, саксы, юты и англы призадумаются. Они слышали о могуществе Вотана, но они по опыту знают, чем оборачиваются попытки противостоять Кровавому королю.
Темные глаза Катона впились в лицо Прасамаккуса. Молчание длилось несколько минут, потом полководец вымолвил:
— Хорошо, начальник конюшен. Я согласен, что тактически лучше, чтобы Утер был жив, а не мертв. Я прослежу, чтобы молва прошла по всей стране. Но я не могу послать ни одного рыцаря на поиски Меча. Все военачальники, чего-то стоящие, объезжают селения в поисках добровольцев, и все ополченцы возвращены в казармы. — Он подтянул к себе карты и указал на самую большую, заказанную Птолемеем сотни лет назад. — Вы оба изъездили страну вдоль и поперек. Легко догадаться, в каком месте Вотан высадится на юге. Но он немедленно предпримет еще высадку, и не одну. У нас слишком мало людей, чтобы оборонять все границы. Так с какой стороны, по-вашему, он нанесет удар?
Гвалчмай поглядел на карту страны, названной Альбионом.
— Морские Волки всегда предпочитали этот берег, — он ткнул пальцем в устье Хамбера, — у Петварии. Если Вотан сделает то же, он окажется ниже Эборакума и отрежет нам путь на юг.
Катон кивнул.
— А если бриганты и тринованты выступят в его поддержку, Британия будет разделена на три военные полосы: от Стены Адриана до Эборакума, от Эборакума до Петварии — или даже до Дуробриве, если они поднимутся по Уошу — а оттуда до Андериды или Дубриса. В лучшем случае нам удастся собрать еще десять тысяч воинов, так что общая численность нашего войска составит двадцать пять тысяч. По слухам, у Вотана воинов впятеро больше, не считая саксов, восставших на юге, и бригантов на севере. Нам так сейчас нужен Викторин с надежными сведениями!
Катон оторвал взгляд от карты:
— Гвалчмай, я хочу, чтобы ты поехал к Гаю Геминию в Дубрис…
— Я не могу, полководец, — сказал Гвалчмай.
— Почему?
— Я должен искать Меч.
— И где же ты думаешь его найти?
— В Камулодунуме. Мальчиком король любил тамошние холмы и леса. У него были потайные места, куда он убегал и прятался от отца. Я знаю их наперечет.
— А ты? — спросил Катон, оборачиваясь.
Прасамаккус улыбнулся.
— Я отправлюсь в Каледонские горы. Там Утер повстречал свою единственную любовь.
Катон усмехнулся и покачал головой.
— Вы, кельты, всегда останетесь для меня тайной, но я научился никогда не спорить с британскими сновидцами. Желаю вам успеха в ваших поисках. А что, вы сделаете, если найдете Меч?
Гвалчмай пожал плечами и посмотрел на Прасамаккуса. Светлые глаза бриганта пронзили темные глаза римлянина.
— Мы отвезем его на Хрустальный Остров, где покоится король.
— А потом?
— Не знаю, полководец.
Прасамаккус поклонился и вышел из комнаты вместе с Гвалчмаем.
— Мы не можем взяться за это дело одни, — сказал Гвалчмай, когда они спустились на залитый солнцем двор. — Слишком много мест надо обойти.
— Я знаю, мой друг. Но Катон прав. Против Вотана ему нужны все его люди. Обойтись он может только без таких дряхлых стариков, как мы с тобой.
Прасамаккус остановился, как вкопанный.
— Вот и решение, Гвал. Старики! Помнишь день, когда Утер расколол небеса и появился из тумана во главе Девятого легиона?
— Конечно. Кто способен забыть такое?
— Легатом Пропавшего Легиона был Северин Альбин. Теперь он живет на вилле в Калькарии, и до нее отсюда меньше полудня пути.
— Так ему же за шестьдесят! — возразил кантий.
— А сколько тебе? — оборвал его Прасамаккус. — Во всяком случае, он знает, где найти тех из Девятого, кто еще жив. Они же служили в собственном легионе Утера, и он вывел их из Юдоли Мертвых.
Северин Альбин все еще выглядел тем римским полководцем, каким был каких-то пять лет назад — статный, с орлиным взором. Последние двадцать пять лет прошли для него, как сновидение: ведь он вместе со всеми легионерами Девятого провел в аду Пустоты многие века, прежде чем юный принц Утер Пендрагон спас их и вернул в обезумевший мир. Могущество Рима, достигшее вершины, когда Северин и его легионеры погрузились в Туман, теперь превратилось в тень. Честь обязывала Северина служить Утеру, сражаясь за землю, которая для него ничего не значила. Теперь он удалился на покой, в свою виллу, и читал творения былых времен, которые напоминали ему о вчерашнем дне, поглотившем его жену, детей и все, что он знал и любил. Человек, выброшенный из своего времени, Северин Альбин вкушал тихую безмятежность над трудами Плутарха.
К нему подошел Нико, приближенный раб, еврей с Греческих островов.
— Господин, два человека у ворот хотели бы поговорить с тобой.
— Пусть приходят завтра. Нынче у меня нет настроения заниматься делами.
— Это не купцы, господин. Они назвались твоими друзьями.
Северин свернул пергамент и положил его на мраморную скамью возле себя.
— У них есть имена, у этих друзей?
— Прасамаккус и Гвалчмай.
Северин вздохнул.
— Проводи их сюда и распорядись, чтобы подали вина и фруктов.
Они наверняка останутся на ночь, так что позаботься о комнатах.
— Нагреть воду, господин, чтобы гости приняли ванну?
— Не нужно. Наши гости — британцы и моются редко. Но найди в деревне двух девушек, чтобы согреть их постели.
— Слушаю, господин, — сказал Нико с поклоном и вышел, а Северин встал, расправил длинную тогу и почувствовал, как безмятежность исчезает без следа.
Он повернулся и увидел, как по мощеной дорожке, припадая на хромую ногу, приближается Прасамаккус, а за ним следует высокий, прямой, как древко копья, кантий, носящий прозвище Боевого Пса Короля. Он неизменно оказывал им почтение, однако, поселившись на вилле, питал надежду, что никогда больше не увидит этих людей. С британцами он всегда чувствовал себя неловко.
— Добро пожаловать в мой дом, — сказал Северин Альбин, сдержанно поклонившись. — Я приказал подать вина. — Он указал на мраморную скамью. Прасамаккус с благодарностью опустился на нее, но Гвалчмай остался стоять рядом с ним, скрестив могучие руки на груди. — Полагаю, вы здесь, чтобы пригласить меня на похороны?
— Король не умер, — сообщил Прасамаккус.
— Не умер? Но ведь он три дня лежит на погребальном ложе.
— Он на Хрустальном Острове, оправляется от ран, — сказал Гвалчмай.
— Рад это слышать. Как я понимаю, готы намерены выступить против нас, а войска без короля, по сути, безоружны.
— Нам нужна твоя помощь, — заявил Гвалчмай напрямик. — И легионеров из Девятого.
Северин сухо улыбнулся.
— Девятый легион более не существует. Ветераны взяли полагавшиеся им земельные наделы, и теперь они простые граждане, причем самому молодому — за пятьдесят. Как вам хорошо известно, король распустил Девятый, даровав им отдых, который они более чем заслужили. Война — дело молодых, Гвалчмай.