Так что кудлатый человечек — доктор Тесла — должен инициировать процедуры. Досье на маленького котенка в центральном банке данных корпорации, к примеру. Рутина чистой воды. И график поэтапного внедрения, которое выведет Дельфи на мировую сцену. Это просто: появление на пару минут во внесетевом голографическом шоу или сериале.
Потом он должен расписать событие, которое будет финансировать Дельфи, и работать на нее. А это требует совещаний по бюджету, разрешений и допусков, координации. Проект Берке начинает расти и набирать людей. И есть еще пренеприятная проблема с именем, которая всегда доводит доктора Теслу до острой боли под гривой.
Имя оказывается странным: внезапно выясняется, что «Ф» в имени Берке означает «Филадельфия». Филадельфия? Сокращения: Фил-ли? Пала? Пути? Дельфи? Это хорошо? Плохо? Наконец с оглядкой дают дорогу «Дельфи» («Берке» уже заменено на что-то, чего никто и никогда не запомнит).
Давай за мной! Мы на официальной проверке в подземных апартаментах — с&мая последняя из комнат, куда распространяется тренировочная цепь. Присутствуют: кудлатый доктор Тесла, зажатый меж двумя типами из бюджетного отдела, и тихий отеческого вида человек, с которым все обращаются, как с раскаленной плазмой.
Джо распахивает дверь, и робко входит она.
Их маленькая Дельфи, пятнадцати лет — и ни одного изъяна.
Тесла представляет ее собравшимся. Она по-детски серьезна: прекрасное дитя, с которым приключилось нечто столь чудесное, что каждый может почувствовать щекотку ее восхищения. Она не улыбается, она… сияет. Эта переполняющая ее радость — все, что видно от Ф. Берке, забытого неуклюжего остова в сауне за стеной. Но Ф. Берке на знает, что она жива — это Дельфи живет каждым своим теплым сантиметром.
Один тип из бюджета издает сладострастное сопенье и в ужасе застывает. Отеческий чин по имени мистер Кэнтл прочищает горло.
— Ну, моя юная леди, ты готова отправиться на работу?
— Да, сэр, — степенно ответствует эльф.
— Посмотрим. Кто-нибудь тебе объяснил, что ты будешь для нас делать?
— Нет, сэр. — Джо и Тесла потихоньку выдыхают.
— Хорошо. — Он оглядывает ее, пытаясь нащупать слепой мозг в соседней комнате.
— Ты знаешь, что такое реклама?
Он говорит гадкие вещи, он хочет шокировать. Глаза Дельфи расширяются, маленький подбородок вздергивается. Джо — в экстазе от того, какое сложное выражение удается проецировать Ф. Берке. Мистер Кэнтл ждет.
— Это, ну, когда они раньше говорили людям, покупать вещи, — она сглатывает. — Это не разрешается.
— Совершенно верно, — мистер Кэнтл торжественно откидывается назад. — Реклама, какой она была раньше, противозаконна. Показ иного, чем законное использование продукта, предназначенный для увеличения его продаж. В прошлые времена любой производитель имел право навязывать свои товары любым способом, в любое время и в любом месте, какие мог себе позволить. Все средства массовой информации и большая часть ландшафта были захвачены экстравагантной конкурирующей рекламой. Сама реклама стала неэкономичной. Общество взбунтовалось. С введением так называемого Акта Барышника продавцы были ограничены, цитирую, «показом или самого продукта, увиденного в процессе его установленного законом использования, или в ходе продаж на территории продавца». — Мистер Кэнтл подается вперед. — Теперь скажи мне, Дельфи, почему люди покупают один продукт, а не другой?
— Ну… — очаровательная озадаченность на личике Дельфи. — Они… гм, они его увидели, и им понравилось, или они о нем от кого-нибудь слышали? (Вот здесь прощупывается след Ф. Берке: она не сказала «от друга или друзей».)
— Отчасти. А почему ты купила именно этот телоподъемник?
— У меня никогда не было телоподъемника, сэр.
Мистер Кэнтл хмурится; из каких канав они вытаскивают эти отбросы для Удаленок?
— Хорошо, какой марки воду ты пьешь?
— Просто ту, что течет из крана, сэр, — смиренно отвечает Дельфи. — Я… я, честное слово, пыталась ее кипятить…
— Господи милосердный, — мистер Кэнтл мрачнеет; Тесла цепенеет. — Ладно, как ты ее кипятила? На плитке?
Сияющая желтая головка кивает.
— Какой марки плитку ты купила?
— Я ее не покупала, сэр, — губами Дельфи произносит перепуганная Ф. Берке. — Но… я знаю, какая самая лучшая! У Ананги стоит «Берн-бэби», я видела название, когда она…
— Вот именно! — снова вдруг включается отеческое сияние Кэнтла; счет «Берн-бэби» к тому же довольно крепок. — Ты видела, что ею пользуется Ананга, и потому решила, что она, наверное, хорошая, да? А плитка и вправду хорошая, иначе такой чудесный человек, как Ананга, не стал бы ею пользоваться. Совершенно верно. А теперь, Дельфи, знаешь, что ты будешь делать для нас? Ты будешь показывать определенные продукты. Как по-твоему, звучит не слишком сложно?
— О, нет, сэр… — недоуменный детский взгляд; Джо злорадствует.
— И ты никогда, никогда не должна никому рассказывать, что ты делаешь, — глаза Кэнтла впиваются в мозг за этим соблазнительным ребенком. — Разумеется, ты спрашиваешь себя, почему мы просим тебя это делать. На то есть очень серьезная причина. Все товары и продукты, какими пользуются люди: еда, и медикаменты, и плитки, и пылесосы, и одежда, и машины — все это кто-то производит. Кто-то вложил годы тяжелого труда в их разработку и изготовление. Скажем, человек придумывает, как совершенно новым способом улучшить продукт. Он обзаводится фабрикой и станками и нанимает рабочих. Так вот. Что если у людей нет никакого способа узнать о его продукте? Молва слишком медленна и ненадежна. Может, никто и никогда не наткнется на этот его новый продукт и не узнает, насколько он хорош? А тогда он и те, кто работал на него, все они разорятся, верно? Так вот, Дельфи, должен же быть какой-то способ сделать так, чтобы большое число людей смогли взглянуть на хороший новый продукт, а? Как? Дать им увидеть, как ты им пользуешься. Ты даешь шанс этому человеку.
Хорошенькая головка Дельфи кивает со счастливым облегчением.
— Да, сэр, теперь я понимаю… но, сэр, это кажется таким разумным, почему они не позволяют…
Кэнтл печально улыбается.
— Переборщили, моя дорогая. История — как маятник. Люди реагируют излишне резко и принимают жестокие нереалистичные законы, которые пытаются растоптать жизненно важный социальный процесс. Когда такое происходит, люди знающие должны по мере сил продолжать делать свое дело, покуда маятник не качнется назад, — он вздыхает. — Законы Барышника — дурные, нечеловеческие законы, Дельфи, несмотря на все свои благие намерения. Если бы их в точности соблюдали, они бы посеяли смуту. Наша экономика, наше общество были бы безжалостно уничтожены. Мы вернулись бы назад, в пещеры!
Тут прорывается его внутренний огонь: применяйся буквально указанные Законы Барышника, он вернулся бы к набиванию банка данных.
— Это наша обязанность, Дельфи. Наш священный долг перед обществом. Мы не нарушаем закон. Ты будешь использовать продукт. Но люди нас не поймут, узнай они об этом. Они расстроятся точно также, как и ты поначалу. Так что ты должна быть очень, очень острожной и не упоминать никому ничего из сегодняшнего разговора.
(А кто-то будет очень, очень острожным и станет тщательно отслеживать речевые цепи Дельфи.)
— Ну, теперь мы все выяснили? Наша маленькая Дельфи вот здесь… — он обращается к невидимому существу за дверью. — Наша маленькая Дельфи будет вести захватывающую жизнь. Она станет девушкой, на которую все смотрят. И она станет использовать такие чудные продукты, что люди будут только счастливы, что о них узнали, и тем самым Дельфи поможет тем, кто эти продукты производит. Ты внесешь поистине весомый вклад в общество. — Он добавляет после паузы: — Существо в темноте, наверное, старше этой куклы.
Дельфи переваривает все это с восхитительной серьезностью.
— Но сэр, откуда я…
— Ни о чем не беспокойся. За тобой будут люди, работа которых — подбирать для тебя самые достойные продукты, а твоя работа — в том, чтобы делать, как они говорят. Они покажут тебе, какие наряды надевать на вечеринки, какие солнцемобили или видики покупать и так далее. Вот и все, что тебе придется делать.