— Стой, — скомандовал Эрвин.
Если Лейла и была вооружена, то в глаза это не бросалось. Низкий голос с чувственной хрипотцой произнес:
— Можно мне пойти с вами?
Шеста при ней не было, мокроступов тоже.
— Нет, — отрезал Эрвин.
— Я не стану обузой, обещаю.
— А что же твой… работодатель? Не передумал?
— Матиас? Он остался, прячется. Там щель в граните… маленькая, на одного. Велел мне искать другое место, только нет там никаких других мест, да и ночь светлая — обязательно заметят. Или заложит кто-нибудь из тех… — Лейла кивнула через плечо в сторону берега. — Ну и пусть он сдохнет, если ему хочется, — продолжала она с ожесточением, — а я решила уйти. Так можно мне с вами?
— Я же сказал: нет. Возвращайся, просись к Юсту, он возьмет.
Ни спорить, ни умолять Лейла не стала — ожгла ненавидящим взглядом, круто повернулась, всколыхнув болотный ковер, и зашагала прочь, к берегу.
— У нас есть запасные мокроступы, — тихонько сказала Кристи.
— Которые нужны нам самим, — оборвал Эрвин. — Мы зря теряем время. Вперед.
— Между прочим… ты точно заметил, откуда вылез тот язык? — Кристи завертела головой.
— Не беспокойся, язычника мы оставляем справа. Если только он не переполз… Давай двигай. И в следующий раз выполняй команду сразу, без болтовни. Кстати, не топчись подолгу на одном месте — затянет.
— Даже в мокроступах?
— Не знаю. Но лучше не искушать судьбу.
В медном свете луны водорослевый ковер отсвечивал антрацитовым блеском. Лужи казались покрытыми ржавой пленкой. Смачно, жирно чавкали мокроступы. То и дело какие-то мелкие создания, панически попискивая, спешили убраться с дороги и затаиться, слившись с упругим ковром. Не то крошечные тритоны, не то головастики.
— Хоть раз признался, что чего-то не знаешь о болоте, — насмешливо проговорила Кристи, оглянувшись через плечо. — А то послушаешь тебя — прямо знаток…
— Что ты этим хочешь сказать?
— Признался — значит не безнадежен. Это комплимент.
— Я тронут… Между прочим, советую смотреть вперед. Да и под ноги тоже.
— Эти головастики опасны?
— Только если объешься ими. В них слабый токсин, но вообще-то они съедобны.
Кристину передернуло.
— Ты хочешь сказать, что нам придется ими питаться?
— И ими тоже… Стоп. Видишь впереди кочку?
— Да.
— Обойди-ка ее справа шагах в десяти.
Они обошли кочку. Ничего не случилось.
— Не поняла, — сказала Кристи. — По-моему, кочка как кочка. Комок водорослей.
— Возможно. Но экспериментировать мы будем днем, а не ночью. Пройди еще двадцать шагов и остановись.
— Зачем?
— Хочу взглянуть назад.
— На Юста и компанию?
— Ага.
Похоже, Эрвин в самом деле обладал незаурядным чутьем: выбранное им место казалось вполне надежным, и Кристина удержалась от язвительного замечания. Возможно, неглубоко под слоем спутанных, пропитанных болотной жижей водорослей пряталась каменистая мель.
— Так и есть, — сказал Эрвин, вглядевшись, — уже идут. Точно по нашему пути. Фонариками светят, идиоты.
— А недалеко же мы ушли, — разочарованно протянула Кристина.
— Я думала…
— Что ты думала? Это болото. Торопливых оно любит — питается ими.
— Сам же говорил: чем скорее, тем лучше.
— Что, уже и глупость нельзя сказать?
— Сколько их там? — спросила Кристи, помолчав.
— Не вижу… Семеро, наверное, считая одалиску. Сутенер наверняка не примкнул — знаю я таких. Упрямый идиот.
— Пойдем, — Кристи потянула за веревку.
— Подожди. Полчаса вот-вот истекут.
Ждать пришлось не больше минуты — и снова над болотом повис тягучий вой сирены. Загорелся и забегал по берегу луч прожектора, выхватывая из сумрака валуны, комки водорослей, остатки обреченной рощицы.
Затем, на мгновение развалив ночь надвое, на западе что-то ярко вспыхнуло и погасло. Донеслось короткое шкворчащее шипение — словно плюнули на раскаленную сковородку. И сейчас же что-то гулко лопнуло — вероятно, треснул не выдержавший нагрева гранит.
— Все, — констатировал Эрвин. — Одним меньше.
Когда занялся рассвет, Эрвин объявил привал. Третья луна, самая маленькая, бледнела на глазах, поглощаемая разгорающимся алым заревом. Легкая дымка висела над болотом. Оживали стаи насекомых, несомненно из породы убежденных кровососов, но, по-видимому, человеческая кровь их не привлекала. Кусаться не кусались, но лезли и в глаза, и в уши, и за ворот.
Пожалуй, лишь в хорошую оптику отсюда удалось бы разглядеть верхушки деревьев на покинутом берегу да площадку наблюдателя на дозорной вышке. Сам же берег исчез бесповоротно, как не было, — ни знака, ни намека, ни едва угадывающейся темной полоски на западном горизонте. Казалось, что здесь уже середина Саргассова болота, хотя фактически было еще побережье.
Мелей больше не попадалось, с середины ночи и до утра шел сплошной зыбун. Эрвин уложил параллельно оба шеста, взгромоздил на них ящик и, усевшись на край крышки, приглашающе похлопал ладонью рядом с собой:
— Отдыхай.
— Сперва отвернись.
— Зачем еще?
— Мне надо кое-что сделать.
— Мне тоже, и можешь не отворачиваться. Привыкай.
Через минуту они сидели на ящике спина к спине, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Не сговариваясь, оба посмотрели на запад. Километрах в полутора брела по направлению к ним цепочка людей Юста. За ночь они отстали не менее чем на час.
— Как ты догадался? — спросила Кристина.
— О чем?
— Насчет ящика. А то пришлось бы валиться прямо в грязь.
— Еще придется, — утешил Эрвин. — Спать ты где будешь — на ящике? Ради одного лишь сиденья не стоило отдавать за ящик еду.
— А для чего еще?
— Переплывать полыньи, например.
— Вдвоем?
— Поодиночке. На неширокую полынью веревок у нас хватит.
— Не вижу ни одной полыньи.
— Еще будут. Погоди-ка… Не скажу наверняка, но, кажется, нам везет… Оно или нет?
— Что?
Не ответив, Эрвин вскочил с ящика и, прочмокав мокроступами по зыбуну, добрался до малоприметной былинки, поднявшейся над водорослевым ковром на какую-нибудь пядь. На вид — первый чахлый росток будущего куста, проклюнувшийся из занесенной ветром споры. Внимательно и с величайшей осторожностью осмотрев былинку, Эрвин покачал головой и, скинув робу, ухватился за росток через плотную ткань.
Ответный рывок растения был таков, что Эрвина едва не швырнуло лицом в грязь. Водорослевый ковер прогнулся, ноги в мокроступах ушли до середины икр в выступившую коричневую жижу. Кристине было видно, как под очень белой кожей на спине Эрвина отчаянно напряглись мышцы, она слышала, как он застонал, но не выпустил растение. Пядь за пядью упругая лоза — или хлыст? — сдавалась, покидая зыбун. И вдруг — сопротивление разом ослабло. Эрвин упал на спину. Чавкнуло болото.
Гибкая петля хлестнула, безошибочно найдя человеческую плоть, оставила на коже красный рубец, и пошла, пошла опутывать ворочающегося в грязи человека. Кристи вскрикнула. Вскочив с ящика, неуклюже заметалась, выбивая мокроступами фонтанчики грязной воды, не зная, бросаться ли на помощь или резать веревку и бежать прочь.
— Ножом наискось! — прохрипел Эрвин. — Не здесь! Дальше…
Натянувшаяся лоза страшно заскрипела под лезвием, но поддалась.
Обрубок шустро втянулся в болотный ковер. Кряхтя, Эрвин поднялся на ноги, попробовал почиститься, размазывая грязь.
— Спасибо…
— Дурак! — бросила Кристина, — Тебе что, все потрогать надо?
Эрвин засмеялся. Опутавший его обрезок лозы вяло шевелился. В длину в нем оказалось метра четыре.
— Сойдет…
— Не поняла, — сказала Кристи.
— Счастье, что я все-таки не выпустил эту дрянь, — заметил Эрвин, надевая робу через голову, и поморщился, задев рубец. — Если бы хлестнуло концом… Я видел такие раны — зрелище не для слабонервных. Бывает, помирают от одного удара.