Перкинс понятия не имел, как долго они трудятся. Дни и ночи казались абсолютно одинаковыми — серый сумрак ни светлее, ни темнее. Перкинсу не хватало привычных звуков — птичьего щебета, позвякивания проволочной корзины молочника, голосов соседей. Если не считать нескончаемого горестного стенания, в Аду царило безмолвие. Полковник отдал бы половину сердца, лишь бы увидеть облачко в голубом небе.
И тут внезапно раздался оглушающий звук, будто удар грома. Строители бросились с моста, рассеченного молнией. На пролетах плясали три пылающие фигурки, поджигая все вокруг себя и хохоча, визгливо и безумно. Несколько человеческих душ кинулись на них, но были вынуждены отступить перед жаром адского огня. Другим пришла блестящая мысль плескать воду на горящие балки. Но пламя было таким жарким, что вода превращалась в пар еще в воздухе. Перкинс в ярости грозил демонам кулаками.
Завершив разрушение, демоны спрыгнули с дымящихся развалин, заскользили по парам над водой и быстро скрылись из виду. Отчаявшиеся души все, как одна, повернулись к Перкинсу.
— Придется начать все сначала, ребята, — сказал он.
Как ни странно, разрушение моста лишь укрепило решимость многих проклятых. Теперь, когда они знали, что необходимо одолеть врага, а не только свою нескончаемую тоску, строители увидели цель. Некоторые мужчины и горстка женщин организовали собственные части под общим командованием Перкинса. Вопреки давнему предубеждению Перкинс проникся глубоким уважением к капитану Робин Дейл из ВВС Соединенных Штатов, которая находилась в Аду с 1976 года, погибнув при взрыве на военном складе в Калифорнии. Не всякий закаленный мужчина захотел бы постоянно иметь дело с боеприпасами. Она стала надежной помощницей, да и Дэнби она нравилась, хотя его чувство оказалось застенчивым и робким. Перкинс догадывался, что на земле у его сержанта не было своей девушки.
Полковник сидел в стороне на камнях вместе с Дэнби и наблюдал, как рабочие бригады под командованием Дейл пытаются вытащить поврежденные сваи и расчистить место для работы.
— Черт бы их побрал, у нас все так хорошо шло! — сказал Перкинс, оглядывая разрушенные пролеты.
Дэнби покачал головой.
— Ну так они же не могут позволить, чтобы мы добились своего, верно, сэр?
Перкинс поглядел на небо. Оно, как всегда, было безлико серым, хотя в отдалении что-то горело.
— Сейчас, по-моему, как раз время чая. Знаете, мне иногда не хватает возможности перекусить. Конечно, ни пища, ни сон здесь не требуются, но обеды и ужины разнообразят день, верно?
— И еще как! Я бы все отдал, сэр, лишь бы покурить еще разок.
— Вредная привычка, сынок. Она подсократила мне жизнь.
Было странно говорить о своей жизни так, будто она кончилась.
Голова у него была такой же ясной, как за секунду до рокового сердечного приступа.
Его не оставляло ощущение, что он словно вернулся в свои военные дни. Между «тогда» и «теперь» особой разницы не было. Они преодолевали всякие трудности, мужчины и женщины, сплотившиеся против общего врага. Есть только одно существенное отличие: им неизвестно, что их ждет на том берегу реки. Знают они лишь одно: им необходимо добраться туда. И эта цель позволяла ему сохранить рассудок.
— Могу я спросить, почему вы здесь, сержант? — внезапно спросил Перкинс. Дэнби заколебался, и тут Перкинс осознал, насколько нетактичным был его вопрос. Спросить человека, по каким причинам он проклят! — Извините. Не надр отвечать. Мой вопрос непростителен.
Однако Дэнби просто собирался с мыслями.
— Не знаю, сэр, — сказал он, почесывая затылок культей правой руки. — Думал, что заслужил свою вечную награду, да вот не вышло… То есть заползаю я под ту стену в сорок втором со взрывчаткой, и тут весь мир проваливается в ад. — Он ухмыльнулся. — А может, я один. Уж не знаю. Всю жизнь я ходил в церковь, старался поступать хорошо, но вот я здесь… Может, слишком много людей прихватил с собой, а убийство — слишком серьезная штука, пусть и во время войны. Ничего другого вроде бы и не вспомню… Ну а вы, сэр?
Перкинс покопался в своей душе.
— Понятия не имею. Думаю, когда мое дырявое сердце лопнуло, произошла какая-то накладка с документами. И я твердо решил обратиться с моим делом к Престолу, если смогу. И с вашим тоже, — добавил Перкинс. — Я уверен, здесь, по внешнему кругу бродят тысячи жертв подобных ошибок. Если эта апелляция не приведет к моему оправданию, что ж, я приму свою кару, как подобает солдату. Но че… прах меня побери, если я останусь здесь, пока существует возможность, что меня сунули не в ту папку, будто дурацкую бумажку. Я думал, можно искупить свои грехи и подняться, но субъект, который как-то заглянул сюда, ничего об этом не сказал.
— Вы уже сделали доброе дело, сэр, — сказал Дэнби. — Я тут давно торчу. И думал, больше никогда дружеского голоса не услышу. Тут они все вроде как собой заняты. Поворчат-поворчат себе под нос, а потом начинают нести всякую чушь. Я-то думал, что дьяволы так и будут тебя терзать, но в твои тайные мысли им не влезть. Меня жгли бе-сенята, а я все время старался думать: «А я, видите ли, прямо обожаю, когда меня жгут. Хоть весь день этим занимайтесь!» Но они знай свое! Значит, не могут в голову влезть, не то перестали бы, если б решили, что все это мне нравится. Вот за что я держусь.
Перкинс откинулся.
— Так они не догадываются, о чем мы думаем? — Дэнби мотнул головой. — Мой Б… здесь имя произносить нельзя, так ведь?
— Да, сэр.
— Ну, во всяком случае, полагаю, мы только что обнаружили одно наше преимущество. Они и дальше будут мешать нам, как сумеют, уничтожая то, что мы успеем сделать. Но в наши мысли они влезть не смогут. Вы меня понимаете?
— Как дважды два, сэр.
— Молодец, — похвалил Перкинс. — И вот что у меня на уме…
С каменного возвышения Перкинс обратился к своей армии:
— Солдаты и дамы! — С маленьким поклоном в сторону капитана Дейл, которая нахмурилась: надо будет спросить у нее, какое обращение принято в американской армии. — Враг нарушил наши планы, но мы не допустим, чтобы это помешало достижению нашей цели. Мы должны вбивать сваи глубже, а пролеты делать шире. И когда мы завершим нашу миссию, между Раем и Адом будет мост, по которому каждый сможет пройти в полной безопасности и попросить пересмотра дела. Я горжусь вашими достижениями, ребята… Продолжайте! Сержант Дэнби и я дадим задания каждой рабочей бригаде. После paботы явитесь к одному из нас. Вот и все.
Дэнби и несколько инженеров-строителей из разных эпох осматривали балки, извлеченные из развалин моста. Перкинс подобрал гибкий прут, решил, что он вполне может заменить стэк и сунул его под мышку.
— Бесполезно, сэр. Они ни для чего не пригодны, — сказал чернокожий инженер из Зимбабве, показывая на обуглившиеся сваи.
— Ну, все деревья в этой части круга мы срубили, — сказал Перкинс, указывая прутом. — Пошлите отряд на поиски. Старший — капитан Дейл.
Дейл отдала честь, и задача вытеснила обиду. Она, несомненно, выжидала удобного случая, чтобы отчитать его за промашку с «дамами», но приняла невысказанное извинение.
— Есть, сэр! Сколько свай нам понадобится?
Перкинс откинулся на каблуках, прикидывая, но сразу выпрямился — ревматическое колено тотчас дало о себе знать.
— Начнем с пятидесяти. Присылайте их партиями, а дальше посмотрим.
— Слушаю, сэр! — Она снова щегольски отдала честь. Перкинс прикоснулся ко лбу прутом и отвернулся.
Толпы продолжали тесниться вокруг них, а вечное стенание начало действовать Перкинсу на нервы. Управление, видимо, взяло на заметку раздражение, которое у него вызывал неумолчный шум, и какофония усилилась. Когда он начал отдавать распоряжения, касающиеся постройки, голоса в вышине над ними разразились визгливыми руладами, в которых Перкинс с отчаянием распознал оперное пение. Оно становилось все громче, пока уже никто не мог расслышать даже самое могучее его рявканье.