— Если бы вы попросили Уолтера, он справился бы с моей задачей намного лучше, — ответила она жеманно.
Дмитрий с интересом покосился на Уолтера.
— Хм!.. — покрутил ус тот.
— Синьор Ладжози попросил меня показать, как работает карабин, — пояснила Элизабет остальным. — И чтобы не беспокоить поселок выстрелами, мы отплыли подальше в море.
— Это восхитительное оружие, — сообщил Фабио, протягивая карабин Уолтеру. — С ним мы в полной безопасности!
Уолтер взял карабин, оттянул затвор и заглянул внутрь. Затем, скривившись, заявил:
— Были в безопасности. Пока вы не расстреляли все патроны.
И, размахнувшись, бросил карабин в море.
Телега, запряженная волами, двигалась по загородной дороге. Элизабет, ойкая и извиняясь, брила уже постриженного Фабио. Уолтер, тяжело вздыхая, угрюмо на них поглядывал.
— Итак, мы отправляемся в вашу мастерскую? — уточнил Дмитрий.
— Да, в мои роскошные апартаменты, — мечтательно улыбнулся Фабио.
— Но что нам это даст?
— В молодости я построил летательный аппарат, — сообщил Ладжози. — Он поможет нам быстро и безопасно, аки ангелы по небу, перелететь через море в Валахию.
— Летательный аппарат? — поразился Дмитрий. — Первый летательный аппарат, если мне не изменяет память, был создан в девятнадцатом веке…
— А тот, что построил Леонардо Да Винчи, так и не взлетел, — мрачно добавил Уолтер.
— Леонардо?! — Ладжози отстранил руку Элизабет и разразился такой экспрессивной тирадой на итальянском, что нетрудно было догадаться — это отборная брань. Путники с нескрываемым интересом выслушали его. Наконец Фабио остановился и гневно бросил: — Он выкрал мои черновики!
— Значит, и мы не взлетим, — саркастически кивнул Уолтер, — раз у него по вашим чертежам ничего не вышло.
— У меня плохой почерк, — отозвался Фабио и многозначительно подмигнул.
— Все старинные мастера имели обыкновение зашифровывать свои записи, — пояснил Дмитрий.
— Неужели вы и вправду знакомы с Леонардо Да Винчи?! — восхищено смотрела на Ладжози: Элизабет.
— Знакомы?! — скривился Фабио. — Много лет назад его отец, синьор Да Винчи, привел ко мне этого несмышленого юношу. Если бы не деньги его отца, я никогда не взялся бы за обучение столь бестолкового отрока.
— Не смейте так говорить о величайшем ученом! — наконец-то нашел, за что обрушиться на соперника, Уолтер. — Он изобрел металлургическую печь, ткацкий станок и землеройную машину!
В приступе дикого хохота Фабио скорчился и рухнул на дно повозки. Затем резко замолчал, сел и с издевкой спросил:
— Может быть, и «Джоконду» он написал?
Перуцци сидел в карете и, приоткрыв дверцу, вслушивался в вопли женщин и детский плач. Всадники Ордена Дракона, спешившись, обыскивали рыбацкий поселок, грубо выволакивая жителей из хижин.
В одном из жилищ служители Ордена нашли три сутаны. Выведя из хижины хозяина, его дочь и подростка-сына, они, угрожая расправой, потребовали сказать, куда направились беглецы.
Рыбак испуганно указал направление. Но поселок это не спасло. Один из «монахов» подпалил хижину факелом. Огонь легко перебросился на соседние постройки и охватил поселок. Перуцци закрыл дверцу кареты, и она тронулась, а остальные служители Ордена поскакали в указанном направлении верхом.
Фабио шел впереди, Уолтер, Элизабет и Дмитрий — поодаль, в толпе, движущейся к городским воротам. Протиснувшись к стражнику, Ладжози что-то быстро сказал ему, затем, отдав пару монет, позвал остальных взмахом руки. Стражники, пропуская их, чему-то довольно ухмылялись, явно отдавая свои симпатии Элизабет и усиленно подмигивая ей.
— Что бы мы делали без него! — восхищенно воскликнула Элизабет. — Он умеет представить женщину в наилучшем свете! В шестнадцатом веке мужчины еще оставались мужчинами!..
— Мерзавец сказал, — сердито сообщил Уолтер, — что ведет новую наложницу для герцога, а мы — сопровождающие евнухи.
— Негодяй! — взвизгнула Элизабет и поспешила вперед, чтобы обрушиться на Фабио. Но тут, оглянувшись, она увидела в толпе позади лиловые фески. — Быстрее, тут люди из подземелья!
Все ускорили шаг и сумели в сутолоке оторваться от преследователей, которые так и не заметили их.
Элизабет сменила гнев на милость:
— Как ни досадны мне те гадости, которые наговорил про меня синьор Ладжози, если бы не его находчивость, мы бы давно уже были в лапах Ордена!
Вечерело. Поднялся ветер и заморосил дождь. Четверка беглецов плелась по грязной улице среди трущоб и остановилась возле входа в ночлежку.
— Фабио! — воскликнула Элизабет, закрыв нос платком и морщась от зловония. — Вы обещали, что я смогу принять ванну и что мы будем спать на чистых простынях.
— Но тогда, о моя восхитительная госпожа, я еще не знал, что Орден не потерял наш след. В приличном месте нас сразу найдут. Тем более, что такую очаровательную особу, как вы, не заметить просто невозможно.
— Он прав, — пробурчал Уолтер и сделал шаг за порог.
— Но я не могу…
— Очаровательнейшая синьорита, — приложил Ладжози руки к сердцу, — поверьте, мне очень жаль. Но потерпите еще чуть-чуть. Скоро мы доберемся до моего прекрасного дома, и уж там-то вы получите все, что только захотите: комфорт, уют, ванну с теплой водой и мягкую постель…
— Вы обещаете? — страдальчески улыбнулась Элизабет.
— Я клянусь.
— Ну ладно, — махнула рукой Элизабет и шагнула вслед за Уолтером. Фабио обернулся к Дмитрию и тихо, так, чтобы не слышала Элизабет, сказал:
— Более привередливой особы я еще не встречал.
Они прошли внутрь. Дмитрий с омерзением оглядел нищих, лежащих вповалку на соломе.
— Между прочим, — тихо продолжал Фабио, — после тридцати трех лет в подземелье, мне и тут кажется, что я попал в рай.
Дмитрий не мог заснуть. Кто-то все время кусал его в самые уязвимые места, и он непрерывно почесывался. Наконец, не выдержав, он сел и увидел, что не спит и Фабио.
— Эй, — тихо позвал он.
— Слушаю тебя, мой любезный друг и потомок.
— Фабио, по профессии я специалист в живописи. И я уже давно хочу спросить вас о той технике, которую вы используете. Она кажется мне не только совершенной, но и абсолютно невозможной. Ваши картины неуязвимы…
— Я тут ни при чем, — скорбно ответил Ладжози. — Я просто хороший художник. Очень хороший. — И добавил, расправив плечи: — Возможно, лучший из всех, какие были и будут. Мои ранние работы потрясали тех, кому я их показывал. Но слуги дьявола использовали мое мастерство в собственных целях. Они заставили меня изобразить все самое гнусное, что хранится в тайниках человеческой души, все то, что и составляет в совокупности образ дьявола: зависть, похоть, гордыню, алчность, праздность, чревоугодие и гнев. Обряды и заклинания дьяволистов в сочетании с моим даром и дали тот результат, о котором вы сказали…
— А седьмая картина? Та, что у нас? Что она олицетворяет и почему обладает особенными свойствами?..
— Гнев. За тридцать три года заточения его скопилось во мне столько… Но это был праведный гнев — гнев по отношению к моим мучителям, к мучителям Христа, к врагам рода человеческого. Они просчитались еще и в том, что жертва, бедняга Винченцо, на крови которого замешивал я краски для этой картины, также пылал гневом праведным, гневом, обращенным на слуг дьявола и его истязателей. И я смог, рисуя эту картину, вложить в нее не только их, но и его, и собственную волю. Вот так я и вызвал вас.
— Что вы будете делать, когда мы вернемся обратно в двадцатый век?
— Могу сказать только одно: я больше никогда не притронусь к кисти. Дьявольский дух пропитал меня насквозь. Я должен уйти от мира и остаться в безвестности.
Под утро в ночлежку ворвалась группа солдат с пиками и факелами. Громко ругаясь, они пинками стали будить нищих.
— В чем дело?! — спросонья спросил Уолтер.
— Приказ герцога, — тихо объяснил Фабио. — Не хватает работников на каменоломне, и туда сгоняют всех бездомных.