Но никто не обращал на него внимания, обряд вершился по своему сценарию, на который не могло повлиять ничто.
Сперва Элизабет кричала и брыкалась, но внезапно затихла, обмякнув. Бесчувственную, ее поднесли к картинам и положили голову на залитый кровью алтарь.
— Amen! — вновь произнес Перуцци…
И вновь чаша наполнилась пенящейся кровью. И вновь Перуцци окропил ею холсты…
Дмитрий увидел, что изображения на картинах изменились, они обрели глубину и перспективу. Уродливые фигуры теперь уже тысячами толпились в них, словно пытаясь прорваться наружу, алчно косясь друг на друга завистливыми глазами, раздирая друг друга на части, набивая зловонные рты кусками плоти и тут же, в лужах крови, совокупляясь друг с другом…
Но нет, они еще не могли вырваться наружу, даже навалившись на невидимую преграду всей массой своих гниющих тел.
И тогда наступила очередь Дмитрия. Он не сопротивлялся. Отчаяние охватило его. Он и не согласился бы жить в таком мире, каким тот должен был скоро стать. Ему хотелось умереть. Он сам встал на колени и положил голову на алтарь.
— Amen! — услышал он голос Перуцци и повернул голову навстречу этому звуку. Время замедлилось, словно растянувшись. Лезвие ножа неотвратимо приближалось… Дмитрий зажмурился.
И тут… Открыв глаза, он увидел, что перед ним стоит человек.
— Не понял, — пробормотал он и пришел в себя окончательно, разглядев, что его непрошеный гость держит в руке огромный тесак. Румын! И припомнил Дмитрий предостережение Николая Андреевича: «Вы с этими румынами-то поосторожнее. Лихой народец…»
Выкрикнув, словно заклинание, какие-то слова, человек сделал шаг вперед и замахнулся. Но как раз в этот миг тошнота, которую Дмитрий уже давно испытывал, стала нестерпимой. Содержимое его желудка выплеснулось на пол купе и на штаны румына.
От неожиданности и брезгливости тот, вместо того чтобы нанести удар, отшатнулся назад и, стукнувшись ногами о полку, грузно сел. Попытался встать, но Дмитрий, схватив первое, что ему попалось под руку — бутыль из-под шампанского, — бросил ее прямо в лицо нападающему.
На миг румын потерял контроль над ситуацией: выставив руки, чтобы защититься, он вновь осел на полку и выронил нож прямо к ногам Дмитрия. Тот, наклонившись, поднял его. Румын, придя в себя, с ревом бросился вперед… И напоролся на неумело, двумя руками выставленный тесак.
Поднявшись, Дмитрий с удесятеренной от шока силой завалил румына на столик, а затем выпихнул бьющееся тело в открытое окно. Бутыль отправилась следом за румыном. Свесившись из окна, он еще раз опорожнил свой желудок, а затем без сил рухнул на постель.
Утром Дмитрий то ли проснулся, то ли вышел из обморока от легкого стука в дверь его купе. Из-за двери был слышен голос Элизабет:
— Мистер Полянов!.. Мы подъезжаем!
Держась за раскалывающуюся голову, Дмитрий сделал попытку ответить, но из его рта вырвался только хриплый стон. Сев, он непонимающим взглядом окинул свое роскошное купе «люкс»… И все вспомнил. В ужасе наклонился, ища на полу лужу крови, но увидел на нем лишь следы рвоты.
— Одну минуту, мисс Влада, я только переоденусь! — крикнул Дмитрий и, сдернув с себя шелковую сорочку, принялся лихорадочно вытирать ею пол. «Именно «переоденусь», а не «оденусь»! Какая гнусность! — думал он. — Мало того, что завалился в одежде, еще и напачкал… Дворянин… Благо, без соседей еду, со стыда сейчас сгорел бы…»
Американка из-за двери кокетливо спросила:
— Может быть, вы не один?
— Я? — переспросил Дмитрий и недоуменно огляделся вокруг. — Я совершенно один, — произнес он, скорее, себе.
Запихав испачканную сорочку под полку, он сбросил мятую одежду, надел чистую рубашку, нацепил галстук-бабочку, поспешно облачился в свой любимый костюм, купленный им по случаю в Париже, во время пребывания на международном конгрессе реставраторов, и приоткрыл дверь.
— Простите, мисс Влада… Я что-то дурно себя чувствую, — извинился он и жестом показал, что сейчас выйдет. Достав из-под столика кофр с инструментами и роскошный саквояж крокодиловой кожи, он с облегчением выскользнул из купе, быстро прикрыв за собой дверь. Тяжело вздохнув и покачав головой, он пообещал:
— Никогда больше не буду пить. Мне приснился нынче абсолютно кошмарный сон. Будто бы я, представьте себе, зарезал ножом какого-то румына. И все было так реалистично!..
Элизабет рассмеялась и, коснувшись лба Дмитрия, заключила:
— Я посоветовала бы вам пить почаще, мистер Полянов. Тогда вам станут сниться по-настоящему мужские сны…
Сперва кабриолет двигался через город, который был больше похож на огромный сад. Нарядные горожане прохаживались по ухоженным тротуарам, тут и там разгуливали солдаты в пестрых парадных мундирах и звучала праздничная музыка, исполняемая небольшими оркестриками. Затем кабриолет выехал за город. Всюду были разбиты виноградники, изобилующие цветами и фруктами сады. Улыбчивые крестьяне приветственно махали им.
Перебравшись по мостику через небольшую речушку, кабриолет подъехал к расположенному на холме старинному мрачноватому замку.
— Добро пожаловать в Бренд! — воскликнула Элизабет, соскакивая на землю.
По широкой лестнице с сигарой в зубах спустился… «Уолтер»,
— всплыло имя в сознании Дмитрия. Он наморщил лоб.
— Вас зовут… — сказал он, протягивая руку, — вас зовут Уолтер?
Элизабет озадаченно посмотрела на Дмитрия, а Уолтер по-домашнему похлопал ее по спине и сказал:
— Как приятно узнать, что вы рассказывали обо мне…
— Мне никто ничего не рассказывал, — покачал головой Дмитрий.
— Но у меня такое чувство… есть такое психическое заболевание. Французы называют его «дежа вю»…
Приглядевшись к Дмитрию, Уолтер изменился в лице, и сигара выпала у него изо рта.
— Похоже, я тоже болен этой болезнью… — сказал он озадаченно.
— Ваша внешность кажется мне до боли знакомой… По-моему… Точно! Вы снились мне сегодня ночью… Дмитрий? — его лицо окончательно вытянулось.
Элизабет удивленно, почти испуганно смотрела на них. Пауза затягивалась.
— Что-то мне нездоровится с дороги, — нарушил тишину Дмитрий. — Пожалуй, я немного отдохну…
Уолтер, пристально глядя на Дмитрия, спросил:
— А может быть, вы сначала посмотрите картину?
— Да! — воскликнул Дмитрий. — Все дело в ней! Я хочу осмотреть ее немедленно!
Дмитрий взял одной рукой край ткани, которым был укрыт холст.
— Я знаю, что там изображено, — сказал он. — Портрет глупого жирного герцога.
Он сдернул покрывало. Но на холсте было совсем другое — благородное и одухотворенное лицо пожилого человека с мудрыми глазами и легкой усмешкой на губах.
— Не то! — воскликнул Дмитрий пораженно.
— Ну, слава Богу, — облегченно вздохнула Элизабет. — А я уже начала бояться, что вы нездоровы…
— Но этого я тоже знаю… — перебил ее Дмитрий.
— Его зовут Фабио, — вторил ему Уолтер, и они уставились друг на друга.
— Ой! — вскрикнула Элизабет. — Я, кажется, тоже больна.
Мужчины перевели взгляды на нее.
— Я его помню тоже… Он снился мне. — И тут она побледнела. — А еще я вспоминаю жуткую сцену из этого сна. Как вам, Уолтер, перерезал горло ножом какой-то страшный человек… — Пошатнувшись, она присела на ажурный плетеный стул.
— Перуцци, — отозвался Уолтер и побледнел.
— Не пойму, откуда, — сказал Дмитрий, — но я знаю точно, что под этим портретом есть еще одно изображение. Вы позволите мне снять первый слой?
— Вы уверены? — жалобно спросила Элизабет.
— Да, — подтвердил Уолтер.
— Но, мне кажется, эта картина очень хороша, и мне не хотелось бы терять ее, — возразила Элизабет.
— Я уверен, — настойчиво отозвался Дмитрий, — что под этим портретом нечто намного более важное.
— А как посоветуете мне вы? — взглянула Элизабет на Уолтера.
— Пусть он немедленно сделает это, — откликнулся рыжеусый, пытаясь дрожащими руками прикурить сигару.