Мкликлулн подумал было поселить своих сородичей в тела доминирующей на планете двуногой расы, но вовремя опомнился. Такое решение привело бы к массовым самоубийствам сразу же после того, как сородичи поняли бы, что обрели новую жизнь, истребив целую расу разумных существ.
На планете обитали похожие на людей двуногие, обладающие лишь зачатками мыслительной деятельности, но популяция их была невелика, да к тому же многие из них оказались запуганы. Другие виды животных хотя и были достаточно многочисленны, но их тела явно не подходили для разума: некоторые не сумели бы выжить без помощи человека, у других был слишком короткий жизненный цикл либо тела их имели слишком низкую организацию для разумной жизнедеятельности.
В конце концов Мкликлулн оказался перед выбором двух видов четвероногих млекопитающих: оба жили в непосредственной близости от людей, оба обладали подходящими для поддержания разума телами, оба располагали вполне приемлемым потенциалом для общения, как между себе подобными, так и с людьми, оба насчитывали почти достаточное количество особей для переселения в их тела всех сородичей Мкликлулна.
Окончательное решение Мкликлулн возложил на волю случая — совершил действие, эквивалентное подбрасыванию монетки у людей, хотя, разумеется, в его распоряжении не было ни монетки, ни даже рук, чтобы ее подбросить.
В итоге выбор пал на животное, пользующееся наибольшей любовью среди представителей господствующей расы на зелено-голубой планете, или, как они сами ее называли, Земле, и для Мкликлулна настало время переходить к решительным действиям.
Жить Абу оставалось лишь двадцать минут, но он об этом не ведал, и потому мысли его текли совсем в другом русле.
— Почему мне платят меньше, чем Фазилю? — бурчал он себе под нос. — Ведь он дни напролет сидит у ворот, а мне приходится вышагивать взад-вперед перед камерами. Разве я менее ревностный мусульманин? Или я глупее его? Или кто-то сомневается в моей преданности Партии?
Вдруг затерянную в пустыне тюрьму сотряс чудовищный грохот, а по коридорам пронесся порыв обжигающе горячего, сухого ветра. Абу вскрикнул, но закрыть глаза догадался лишь после того, как в них набился песок. Именно поэтому он не заметил дыры в стене двадцать третьей камеры, где в ожидании утренней казни томился политзаключенный. Не видел Абу и того, как к нему подбежал старший надзиратель и, обнаружив, что двадцать третья камера пуста, вскинул автомат. И даже умирая, Абу так и не понял, что же случилось.
Мкликлулн с удовольствием потянулся и обошел крошечную кабину звездолета. Ощущать себя внутри нового тела с четырьмя конечностями было и ново, и интересно. Но в то же время было жаль свое прежнее тело, обреченное расплавиться снаружи, как только температура воздуха там под утро поднимется выше точки плавления льда.
Мкликлулн понимал, что нарушил закон и непременно будет обвинен соплеменниками и приговорен к казни. Не важно, что иного пути для достижения цели не оставалось, да и тело Мкликлулн украл у человека, обреченного на смерть через считанные часы, все равно за столь серьезное преступление, как лишение жизни разумного существа, полагалась смерть.
Но это потом, после выполнения миссии, а пока Мкликлулн смаковал свежие ощущения. Обживаясь в новом теле, он провел языком по зубам. Затем издал несколько звуков. Попробовал произнести отдельные слова, но прежний владелец тела при жизни пользовался лишь арабской речью, и потому внятно заговорить на английском, доминирующем на планете языке, Мкликлулну удалось лишь после почти целого часа напряженных упражнений.
Звездолет был прозрачен почти во всем диапазоне электромагнитных волн, но существовала вероятность, пусть и незначительная, что на корабль кто-нибудь случайно наткнется, и потому Мкликлулн принял меры предосторожности. Выйдя наружу, он подождал, пока послужившее ему верой и правдой транспортное средство расплылось бесформенной лужей среди травы, и только после этого, тяжело вздохнув, зашагал к ближайшему городу.
Английский Мкликлулна оказался сносным. Настолько, что, изъясняясь на нем, Мкликлулн сумел продать пригоршню бриллиантов, подписать контракт с компанией «Канзас Сити Дивелопмент Корпорэйшн» на производство изобретенной им машины (воспользовавшись для этого фамилией и именем, выбранными наугад из тысяч упомянутых в радионовостях), поручил посреднической фирме «Фабер, Фабер и Мейнард» запатентовать все сколько-нибудь значимые узлы и детали своего изобретения, разместил заказ на деревообрабатывающем предприятии «Сидней» на две тысячи собачьих будок и, наконец, зарегистрировал на свое новое имя торгово-производственную фирму. И все это — за один день!
К вечеру, напевая услышанный по радио рок-н-ролл, Мкликлулн направился прочь из города и к закату добрался до непримечательного мотеля на окраине городишка Манхэттен, штат Канзас.
— Номер на одного? — спросил его клерк за стойкой.
— Да.
— Ваше имя?
— Роберт, — уже не задумываясь ни секунды, назвался Мкликлулн.
— Роберт Редфорд [3].
— Вам, поди, с таким-то имечком скучать не приходится, — предположил клерк.
— Да уж, — согласился Мкликлулн. — Но зато мое имя помогает мне быстро знакомиться с людьми.
Клерк рассмеялся. Мкликлулн улыбнулся. Разговаривать с людьми было забавно. И все благодаря их удивительной способности лгать. Этому искусству Мкликлулн уже успел научиться, хотя среди его сородичей о лжи никто прежде даже и не слыхивал.
— Ваша профессия? — задал следующий вопрос клерк.
— Коммивояжер.
— Правда, мистер Редфорд? — удивился клерк. — И что же вы продаете?
— Собачьи будки.
Ройс Джекобсен рывком распахнул входную дверь и вздохнул, ибо на пороге стоял коммивояжер.
— Мне ничего не нужно, — твердо заявил Ройс.
— Нет, нужно, — с улыбкой возразил гость.
Ройс удивился. Обычно коммивояжеры не спорят с потенциальными покупателями, а если и спорят, то делают это неназойливо. Оторопевший Ройс бросил взгляд на чемоданчик с образцами: на нем было крупно выведено: «Компания Собачьи Будки».
— У меня даже собаки нет! — возмутился Ройс.
— Зато у вас в доме очень жарко, — невпопад заметил коммивояжер.
— Да уж, жара неимоверная, — согласился Ройс. И опомнился: — А какое это имеет отношение…
— Но у вас же есть кондиционер, — не дал закончить коммивояжер.
— А что толку! — взъярился Ройс. — Проклятая энергокомпания установила лимит: электроэнергия — лишь на сто баксов в месяц и ни цента больше. И если я включу кондиционер более чем на сутки за месяц, то останусь без холодильника или электроплиты.
Коммивояжер придал лицу выражение, красноречиво свидетельствующее о том, что он тронут до глубины души.
— Ребятам вроде меня всегда достается пустой лотерейный билет, — продолжал ободренный Ройс. — Можете биться об заклад на свои последние башмаки, что наш мэр пользуется кондиционером, когда ему вздумается, и столько, сколько ему вздумается. А президент чертовой энергокомпании наверняка принимает горячий душ не меньше трех раз в день и к тому же оставляет зимой открытыми окна. Да, можете смело держать пари с кем угодно.
— Я и не спорю, — немедленно согласился коммивояжер. — Каждому известно, что энергетические компании владеют всей нашей страной. Да что там страной — всем миром! Думаете, в Англии дела обстоят иначе? Или в Японии? Держи карман шире! Компании распоряжаются газом, и следовательно, им принадлежит самая твердая валюта на свете.
— Вот именно! — подтвердил Ройс. — А вы, как я погляжу, парень с понятием.
Они сели на знававший лучшие времена диван, и Ройс в деталях описал, что он думает о чертовых энергокомпаниях и в какие именно части своих тел их директорам и управляющим следует запихнуть их проклятые квоты на электроэнергию, раздутые счета и поганые периоды максимального и минимального потребления энергии.