Дым преодолел себя. Понемногу, по шагу, приблизился.
Первое, что поразило его — запах. Похоже, что люди… существа, составлявшие толпу, никогда не мылись.
— Эй, — сказал он хрипло. Несколько голов повернулось в его сторону, остальные продолжали рвать траву, росшую прямо под ногами.
Дым остановился снова. Взгляды; на него смотрели безмятежные, ничего не выражающие, сонные глаза.
— Эй, — повторил Дым просто от страха. Потому что в этот момент он испытал ужас, какого не испытывал даже во время погони. Даже за минуту до неминуемой, казалось, смерти…
Из толпы выбрел один, покрупнее прочих, в космах нечистой свалявшейся шерсти. Вожак; на шее его болтался медный колокольчик, чуть поменьше того, что украшал собой жилище Дымового советчика.
Вожак остановился перед Дымом, смерил его с головы до ног мутным взглядом, в котором, как показалось Дыму, все-таки мелькнул проблеск мысли. Наклонил голову, расправил плечи, как бы демонстрируя силу и предлагая новоприбывшему, если он того желает, оспорить звание вожака в немедленном поединке…
— Нет, — Дым отшатнулся.
Вожак, удовлетворенный его отступлением, побрел дальше. Низко, мелодично звякал колокольчик.
Они были целиком и полностью счастливы. За несколько дней пребывания в их обществе Дым освоил нехитрый язык жестов, запахов, прикосновений и звуков, с помощью которого эти существа общались между собой.
Самки иногда проявляли к Дыму интерес, самцы, опять-таки иногда, — враждебность; большая часть новых соседей не испытывала по отношению к Дыму никаких чувств. Почти всем нравилось, когда Дым с ними разговаривал — но два-три самца страшно раздражались при звуке речи.
Никто не понимал ни слова.
Стадо (а сообщество странных существ было именно стадом) медленно двигалось по степи, никем не направляемое и никем не сдерживаемое — так, во всяком случае, казалось на первый взгляд. Никто никому не указывал, что делать и как себя вести; травы было вдоволь, у травы был отменный, богатый оттенками вкус, и Дым, как бы он ни был удручен и озабочен, не мог не оценить его.
Детей в стаде не было, однако многие самки явно готовились к появлению потомства. Несколько раз Дым видел в небе хищных птиц — но они кружили недолго и вскоре куда-то исчезали. Ни намека на существование волков Дым не встретил за все время, проведенное в стаде.
Не раз и не два он собирался отстать от общей толпы и двинуться дальше в поисках Хозяев, однако всякий раз что-то удерживало его. Дым боялся себе признаться — но пребывание в стаде, пусть тупом и смрадном, давало ему давно позабытое чувство покоя и безопасности.
Спустя несколько дней они встретились посреди степи с другим стадом. То было поменьше и двигалось, кажется, побыстрее. Недолго думая, Дым оставил старых товарищей ради новых, которые, впрочем, ничем почти не отличались, разве только цветом шерсти…
Сперва последовал знакомый уже ритуал знакомства с вожаком. А потом неожиданно девушка, тонконогая, совсем молоденькая, заняла место справа от Дыма и пошла рядом, время от времени кося темнокарим глазом.
«Самка», — говорил Дым про себя.
Девушка.
— Послушай, — сказал он шепотом.
Она встревожилась.
— Хорошая… Хо-ро-ша-я, — сказал он одними губами. — Ты слышишь?
Она чуть улыбнулась. Чуть-чуть. А возможно, Дыму померещилась ее улыбка.
Так, бок о бок, они брели весь следующий день. Дыму было приятно срывать для нее самые душистые, самые сладкие соцветия. Ему казалось, что всякий раз, принимая подарки, она улыбается уголками рта. Чуть-чуть.
— …Пойми, я никого не обвиняю. Ни ее… жену. Я просто не хочу ее никогда больше видеть, слышать о ней. В последние дни, когда мы еще были вместе… это такой взгляд на мир, ничего не изменить. У нее один взгляд, у меня — другой. Она говорила, что она не вещь моя и не собственность, и не только я имею на нее право. Считала меня жадным, нетерпимым — потому что я не хотел ее ни с кем делить. В древние времена, когда жив был Лидер, семья считалась нормальной, когда друг друга любили двое. А потом оказалось, что это против природы. И мы пошли на поводу у природы… и потеряли что-то важное… я так говорил, но она не соглашалась. То, что связывало нас когда-то, эта приязнь… вся истончилась, как ниточка. А потом случилось… потеря сломала ее окончательно. Я думаю, если встречу ее — не узнаю. Я не помню ее лица, забыл. Может, я и дурак, я готов, чтобы меня называли дураком. Но я-то ее… понимаешь, не готов был дарить ее кому-то, хоть и на время. Казалось бы, что такого — особенно если я далеко или занят… А кто-то рядом и свободен… Она говорила, что «это жизнь». Но по мне — это не жизнь как раз, это… Послушай. Может, я и дурак, но ни в чем не раскаиваюсь ни на стебель.
Она жевала траву.
— А мальчишек наших звали Рос, Мири и Кит. Тройняшки. У Роса шрамик был на носу… Представляешь, я до мельчайшей подробности помню, как их провожали на службу. На границу. Кто где сидел, кто что говорил, кто как смеялся. Кит со своей девушкой почему-то поссорился, а потом помирился. Вкус пьяной вишни помню. Красный полумесяц на скатерти — отпечаток от стакана. Вот. До сих пор. Сезон они прослужили — вместе. Слышишь?
Она жевала.
— И… их всех наградили чем-то посмертно, жена ездила за орденами, а я не стал. Мне не хотелось этих орденов. Слушай, ты в состоянии понять то, о чем я тебе рассказываю?
Запах травы.
— Мальчишки, мои мальчишки. Ты поймешь. Даже ты поймешь, когда у тебя будут дети.
Она смотрела ясно и преданно. А через некоторое время просто подошла поближе, жестами недвусмысленно предлагая здесь и сейчас сделать все, чтобы дети у нее появились как можно скорее; в ноздри ударил резкий провоцирующий запах.
Дыму стало противно. Он отошел в сторону.
— Что ж ты… брезгуешь? — послышалось за спиной.
Дым содрогнулся.
Бурого цвета самец смотрел на него без той сонной безмятежности, к которой Дым за последние дни почти притерпелся. Обыкновенно смотрел. Даже насмешливо.
— Т-ты… — выговорил Дым.
Незнакомец криво усмехнулся:
— Да. Как там… жизнь?
Дым заметил, что он говорит с трудом. Запинаясь, как бы подбирая слова.
— Плохо, — сказал Дым. — Волки прорвались.
— Да, — сказал незнакомец. — Волки… Здесь нет волков. Ты заметил?
— Заметил, — Дым кивнул. — Ты здесь давно?
Незнакомец задумался, как будто вникнуть в смысл вопроса было очень и очень непросто.
— Давно, — сказал наконец. — Много… много. Нас было… была своя… свое стадо. Думали… Не… Здесь нет волков. Только надо держаться… подальше. Не ходи на запад. К ним. Не ходи.
— На западе Хозяева? — спросил Дым.
— Не надо на запад, — почти попросил его собеседник.
— Как тебя зовут? — спросил Дым.
Тот мотнул головой:
— Не… важно. Звали. Теперь… некому звать, — и он рассмеялся, запрокинув голову.
За спиной послышалось ритмичное сопение. Дым обернулся.
Девушка, весь день выслушивавшая его откровения, сосредоточенно спаривалась с молодым некрупным самцом. Остальные не глядели в их сторону — подбирали траву; самец старался. Девушка, придавленная к земле, бессмысленно улыбалась — теперь уже точно улыбалась, и в глазах ее было свежее и крепенькое, совершенно животное наслаждение.
Он уже потерял счет дням, когда в движении стада наметилась перемена. Вожак забирал все круче к западу; земля сделалась каменистой и твердой, травы здесь было немного, больше колючки. Безымянный собеседник Дыма нервничал все сильнее — и наконец ночью исчез. Ушел в степь.
Дым остался.
Миновало еще несколько дней, прежде чем однажды на закате стадо поднялось на пригорок и Дым увидел внизу поселение.
Что-то неуловимо знакомое. Плоские прямоугольные крыши, только без огородов. Большие одноэтажные дома.
Стадо покатилось с пригорка вниз. И Дым поспешил вниз вместе со всеми, забившись в самую гущу, будто желая спрятаться среди лохматых спин — потому что стадо встречали, и встречающий был чудовищнее волка.