Почти в семь он наконец подошел к следующей стоянке. Разумеется, там не было ни одной машины, и он приготовился к долгому ожиданию в густой толпе нагруженных покупками людей. Стоя под просторным навесом, тянувшимся во всю ширь фасада громадного универсального магазина, он, чтобы скоротать время, разглядывал покупателей и витрины.
Вдруг его внимание привлекла одна из витрин — прелестная сценка рождественского утра. Он не сразу понял, где уже видел все это. Поставив на землю портфель, он полез в карман пальто за открыткой. Та же сценка — или почти та же. Разнятся лишь детали: елка чуть пониже, оберточная бумага другого цвета — но медвежонок, трехколесный велосипед и даже надпись «Все живые существа спали…» совершенно идентичны.
Удивляясь такому сходству, он направился ко входу в магазин, чтобы рассмотреть витрину изнутри. Там теснилась плотная толпа, он пристроился в очередь к вертящимся дверям. Стоило ему войти, как раздался рев автомобильных гудков. Отступить назад было невозможно, и он пытался понять, что произошло.
Машины, едва выехав на перекресток, резко сворачивали в разные стороны. Сквозь мокрое толстое стекло Маккей не мог разглядеть, что же там случилось, но как только дверь совершила оборот и распахнулась, он все понял. Какой-то автомобиль, потеряв управление, врезался во встречный поток, и все машины, автобусы и фургончики старались убраться с его пути.
Какая-то женщина, вскрикнув, уронила на тротуар пакет с покупками и быстро потащила прочь двух своих детей. Все вокруг кричали, бежали, толкались — а автомобиль надвигался. Маккей застыл, стоя между дверями, вся эта сцена разворачивалась перед ним, как в замедленной съемке.
Правое переднее колесо автомобиля врезалось в бордюрный камень, ограждение взлетело вверх. Словно имитируя трюк «горящая земля», он на двух колесах въехал на тротуар — под головокружительным углом наклона, почти вертикально врезался бампером в столб, на котором был укреплен светящийся стеклянный глобус, и снес его. Ехавший следом фургон с газетами, свернувший было на тротуар, отлетел в противоположном направлении и опрокинулся, завалив весь этот кошмар сотнями газет. Когда столб рухнул — меньше чем в тридцати футах от дверей магазина — и глобус разлетелся вдребезги, электрические провода оголились, полетели искры. Все так же, на двух колесах, автомобиль врезался в гранитный фасад универмага точно по центру между двух витрин, на мгновение застыл под немыслимым углом и тихо сполз вниз.
Все это заняло лишь несколько секунд — толпа затихла и оцепенела. Машины остановились. В тишине раздавалось только шипение смятого радиатора автомобиля и прерывистый треск искр от оборванных проводов.
Вой приближающихся сирен разбудил толпу — все одновременно заговорили, задвигались, закричали, заплакали, зажестикулировали. Два подростка, пользуясь суматохой, выгребли несколько горстей монет из разбитого торгового автомата и исчезли в глубине улицы. Наблюдая столь очевидное воровство, Маккей вдруг вспомнил о портфеле. Он стал оглядываться в поисках, но отвлекся, когда дверца искореженного автомобиля открылась и вылез шофер; на лбу у него была лишь царапина…
Слава Богу, никто серьезно не пострадал. Несколько зевак поранились осколками разбитого стекла, одна покупательница сломала запястье, упав в толкотне на тротуар, но в общем и целом полиция назвала все это чудом.
Маккей не верил в чудеса. Но когда машина аварийной помощи, резко повернув, отъехала от тротуара, то, что он увидел, заставило его серьезно задуматься.
В радиатор разбитого автомобиля был впечатан его портфель.
У восьмого газетного киоска ему повезло.
— Да, я знаю Лэйси, — сказал продавец, с подозрением глядя на Маккея. — Я отдаю ей устаревшие газеты, всякие открытки, поврежденные или подмоченные. Просто так отдаю. Зачем она вам?
— Мне нужно ее найти.
— Зачем?
— Я… Я хочу ей кое-что дать, — ответил Маккей.
Продавец еще раз подозрительно оглядел его.
— Вы что-то против нее имеете? Может, она ошивалась вокруг вашей бесценной конторы? Откуда я знаю, может, вы начнете ей угрожать?
Больше спрашивать было не у кого, и Маккей попробовал другой подход: он просунул голову в окошечко и понизил голос, время от времени оглядываясь, не слышит ли кто.
— Послушайте, вы ведь отдаете ей старые открытки, да? И так же в десятках других киосков по всему городу. Ну, она позавчера подошла ко мне на улице, и я у нее купил одну, просто, чтобы отвязалась. Но понимаете… — Маккей еще приблизился, стараясь врать как можно доверительнее. — Некоторые из этих устаревших, как вы выразились, открыток являются коллекционными. Та, которую я у нее купил, стоит больше сотни долларов.
Продавец тихо присвистнул.
— Ну вот, и я теперь хочу посмотреть все, что у нее есть, понимаете?
Продавец думал долго и напряженно. Взяв с витрины конфету и медленно ее развернув, он наконец ответил тихим шепотом:
— Ну а если я скажу, где она живет?..
Маккей полез в карман за бумажником, вытащил оттуда две купюры и одну вручил продавцу.
— Вот. Пусть это будет аванс. А это, — сказал он, передавая вторую, — аванс за следующий коллекционный предмет, любой, который мне удастся найти. Что скажете, э-э…
— Майк.
— Майк? Заключаем сделку?
Майк обдумывал это целых три секунды.
— Вы ее не обидите, правда?
— Разумеется, нет. Я страховой агент. Я что, по-вашему, похож на костолома?
— Нет. Ладно, заключаем сделку. — Он протянул руку, и Маккей пожал ее, отметив, что рука липкая от конфеты, и гадливо подумав, как долго потом придется ее отмывать.
Эта улица оказалась всего в нескольких минутах ходьбы от киоска, Маккей легко нашел ее. Он вряд ли смог бы сказать, что ожидал увидеть, но то, что увидел, его потрясло. Он сотни раз наблюдал эти места по телевизору — их часто показывали в программе новостей, а «Таймс» и «Ньюсуик» регулярно печатали сенсационные материалы с фотографиями об условиях жизни бездомных. Однако действительность его потрясла.
«Слава Богу, что прошел снег», — подумал он. Снег скрыл почти всю грязь. Белое одеяло в несколько дюймов толщиной укрыло мусорные баки и пожарные лестницы. Повсюду лепились картонные и фанерные пристройки, в которых он никого не видел, но непонятно было, брошены они совсем или пусты временно. Опять же с погодой повезло: он с трудом представлял себе, на что похоже — и чем пахнет — это место летом.
Он прокладывал себе путь по темному переулку, постоянно поскальзываясь на скрытом снегом мусоре. Чем дальше он заходил, тем отдаленнее звучал голос оживленной улицы, и это начинало его нервировать.
Оказавшись на некоем подобии перекрестка, он увидел в аллее справа костерок и повернул к нему. С бьющимся сердцем подошел к небольшой группе людей, которые сидели вокруг скромного пламени. Удивительно, но, похоже, этим четверым было тепло сидеть у огня, завернувшись в одеяла, хотя одежда их была грязная и изорванная.
— Простите, — дрожащим голосом произнес он. — Нет ли здесь Лэйси, или мисс Лэйси?
Он переводил взгляд с одного лица на другое; казалось, никто из них его не заметил. Может, они не расслышали?
— Я ищу женщину, которая называет себя Лэйси, — повторил он уже громче. — Кто-нибудь из вас ее видел, кто-нибудь знает, как ее найти? — На сей раз к нему повернулись, но по-прежнему молча.
Наконец один из бродяг (Маккей дал бы ему лет пятьдесят) выпростал из-под одеяла тонкую руку и махнул в сторону переулка.
— Спасибо. — Маккей пошел в указанном направлении.
Переулок несколько раз повернул, он старался запомнить каждый изгиб. Оглянувшись назад, он с облегчением увидел свои следы, ясно различимые на снегу. Было темно, но белый снег под ногами прекрасно отражал ночное сияние города. Найти дорогу назад не составит труда. Немного успокоившись, он хотел продолжить путь, но тут в нескольких шагах от него в снег упала сигарета, и он застыл, тупо глядя, как под ней с тихим шипением тает снег.
Откуда-то сзади и сверху раздался грохот. Маккей повернулся и побежал назад, но загрохотало снова — на сей раз перед ним и тоже сверху. Он замер.