Узкий тоннель вылез на поверхность земли, и монорельс, не сбавляя скорости, начал пологий левый поворот — последний на маршруте.
Первого, самого легкого толчка не заметил никто. Его можно было принять за что угодно — шум ветра, тряску тяжелых вагонов или дребезжание стекол, но никак не за то, чем это было на самом деле.
Второй толчок почувствовали все.
Никто, кроме, наверное, Господа Бога, не сможет объяснить, каким образом безработный Ник Баковски смог проникнуть за тщательно охраняемый периметр железнодорожной линии и зачем ему это понадобилось. Наверняка он искал что-нибудь, чем смог бы унять разбушевавшееся утреннее похмелье. Однако, свалившись в беспамятстве на линию монорельса, он, как, впрочем, почти полсотни пассажиров, нашел то, чего меньше всего желал отыскать.
Смерть.
Поезд, эта чугунная коробка, набитая пассажирами, отчаянно тормозя, начал перемалывать внутри себя людские тела.
Марк так ничего и не понял. Он даже не успел по-настоящему испугаться… как можно бояться того, чего просто не может быть? Мир вокруг взорвался, наполнившись фонтанами крови и острыми иглами покореженного металла, а он просто сидел и наблюдал происходящее, словно сводку утренних новостей.
Скорее всего, именно это его и спасло.
В порванном костюме, с парой неглубоких царапин Марк выбрался наружу через аварийный люк на крыше вагона. Он не слышал криков раненых и стонов умирающих. Его глаза не видели ничего, кроме темнеющего в дымном воздухе Главного Офиса Компании.
Он успеет на работу вовремя. По-другому и быть не может.
Ногу он все-таки зацепил — колено ощутимо ныло и мешало бежать в полную силу. Марк, стиснув зубы, мчался напрямик, отсчитывая в уме драгоценные секунды. Сколько бежать и как — он не знал. Знал только одно — опаздывать нельзя ни в коем случае. В голове вихрем прокрутились ленивые утренние мысли, и сердце сжалось от страха — неужели это было предчувствие? Марк упрямо мотнул головой и прибавил ходу.
Даже привычный к утренним пробежкам организм к концу пятого километра должен был устать, и Марк, судорожно глотая холодный воздух, упал прямо на землю. В щеку впилась колкая трава.
— Я должен успеть. Должен… — повторял то ли самому себе, то ли еще кому-то Марк, понимая, что уже не успевает. Но, словно автомат, он упрямо поднялся на ноги и, отчаянно хромая, снова побежал.
Здание Офиса было совсем неподалеку. В ярких окнах угадывались силуэты помещений и гигантских вычислительных машин, за одной из которых работал Марк. Увидев близость заветного входа, маячившего, точно ленточка финиша в марафонском забеге, он прибавил ходу, совсем забыв о времени. Быстрее! Еще быстрее!
Громкий, ужасающе короткий звук захлопывающихся бронированных дверей ударил по ушам Марка в пятидесяти метрах от цели. Еще не веря в то, что произошло, он медленно подошел к зданию и уставился на блестящие от утреннего солнца двери. Марк долго смотрел на свое отражение — нелепо вытянутое и оттого казавшееся карикатурным. Затем поднял глаза кверху — туда, где за огромными окнами продолжалась обычная утренняя суета. Уже без него. Как ни странно, он успел увидеть в одном из окон своего сослуживца, которого знал по нескольким вечеринкам. Тот поймал брошенный на него взгляд, удивленно посмотрел на Марка, кивнул ему и безразлично отвел глаза, откликнувшись на чей-то голос. Секунду спустя людская толкотня унесла его куда-то в глубь здания.
Марк опустил голову. Все закончилось. Он стал безработным. А значит — никем. Кто-то, стоявший у дверей с раннего утра, с готовностью занял его место, а он, столько лет беззаветно служивший Компании, оказался не нужен, потому что совершил самое страшное.
Опоздал.
В голове было пусто. Больше всего Марку хотелось лечь на холодный еще асфальт и тихо, незаметно умереть. Но немного отдышавшись, он медленно побрел вдоль бесконечной череды закрытых дверей. У каждого входа, точно одинокий фонарный столб, стоял робот-охранник. Марк подошел к одному из них, и увидел ярко-красную надпись, горевшую на его боковом терминале.
ВАКАНСИЙ НЕТ.
— За что?! — изо всех сил закричал Марк, и от этого вопля стаи птиц испуганно взметнулись в утренний воздух.
Главный Офис Компании остался далеко позади, но Марк продолжал идти все дальше и дальше, глядя себе под ноги и не замечая происходящего. Он шел, не пытаясь остановить кровь, медленно сочившуюся из руки. Шел, подволакивая раненую ногу. Теперь ему было все равно. Мир катился к черту. Будь проклята эта Компания, будь он сам трижды проклят…
В это время на тротуар выплеснулась очередная партия служащих — тех, кто торопился на работу ровно в десять. Темный поток людских тел, упакованных в костюмы, вылился на улицу, по которой шагал Марк. Но Марк, погруженный в собственные переживания, не заметил толпы. И тогда толпа сбила его с ног.
Чья-то неловкость. Подставленная нога. Жесткое плечо. Мельтешение в глазах, вспышка боли… И Марк, упавший на холодную землю, увидел Небо.
Оказывается, Небо умеет быть разным. Иногда оно веселое, иногда грустное, а иногда может быть задумчивым. Именно таким его и увидел Марк. Задумчивое Небо с удивлением смотрело на него:
— Чей ты? — спросило Небо.
— Я… Не знаю, растерянно ответил Марк, даже не пытаясь подняться. Казалось, все вокруг исчезло: люди, дома, машины… Их осталось только двое: Небо и Человек.
— Кто ты? — спросило Небо.
— Не знаю, — повторил Марк и заплакал. Слезы медленно катились по щекам и холодили лицо. — Не знаю!
— Вспомни, кто ты, — сказало Небо. — Вспомни.
Затем Небо отвернулось от Марка.
Мягко сияло солнце. Лучи сквозь сомкнутые ресницы пытались пробраться в глаза и заставить нос чихнуть, а Марк все плакал и плакал до тех пор, пока не кончились слезы. Затем он встал, вытер лицо чистым краем пиджака и сел на стоящую рядом скамейку.
Что-то изменилось. Непонятно лишь — внутри или снаружи него. Скорее всего, везде. Внезапно сквозь мертвый шум города он услышал пение утренних птиц. За этими звуками возник шум ветра, звучащий, точно дивная музыка, и шелест листьев, и плеск воды, и еще что-то неуловимое, но наполняющее душу такой приятной радостью, что Марку вдруг захотелось вскочить на ноги и взлететь куда-то высоко, в синеющее небо…
За звуками пришли цвета, и в этот миг Марк увидел то, мимо чего проходил каждый день по пути на работу. То, что заслоняли темно-серые пиджаки и назойливые передачи телеприемника: деревья, солнце, небо, землю, птиц, весь мир. Тогда Марк медленно, стараясь не слишком наступать на больную ногу, встал со скамейки и подошел к ближайшему дереву. Он дотянулся до ветки, сорвал с нее небольшой зеленый листочек и поднес к лицу.
Он пах чем-то неуловимо далеким и давно забытым. Напрягшись, Марк вспомнил, что это за запах.
Так пахло детство.
— Эй! — окликнули его.
Марк вздрогнул и обернулся.
Неподалеку стоял молодой парень примерно его возраста. Во рту он держал сломанную травинку, в глазах блестели задорные искорки. Сам парень лукаво улыбался. Но самое странное — на нем были старые, потертые джинсы и ослепительно белая майка!
— Привет, — растерянно сказал Марк.
— Здравствуй, Марк, — ответил парень. Среди толпы серых, однолицых служащих, аккуратно, точно не замечая, обходящих его, облик парня казался сказочным, необыкновенным. — Мы тебя очень ждали.
— Да кто вы, черт возьми, такие? — спросил его Марк, когда они, медленно спускаясь, шли к набережной.
Парень по имени Дон усмехнулся:
— Не вы, а мы, Марк. Те, кто в то или иное время опоздали на работу и не захотели играть по установленным правилам: каждое утро стоять у порога Компании в надежде, что сегодня нам повезет, и какой-нибудь неудачник, похожий на нас, сегодня опоздает на работу. Надоело торопиться. Надоело бояться не успеть. Потому что если ты этого боишься — то однажды обязательно опоздаешь. Мы те, кто смог выбраться из толпы и посмотреть на нее со стороны. Выбраться — и понять, что вокруг гораздо интереснее, чем внутри. Что никакое шоу не заменит пения птиц, а гамбургер — горбушку свежего хлеба. Мы те, кто вспомнил, Марк. И ты теперь — один из нас.