«Спасибо», — сказал фонарю Минц.
— Теперь мы выберемся отсюда? — спросил Лебедянский. — Скажите мне правду!
— Посмотрим, — ответил Мини и принялся водить лучом фонаря по стенам.
Стены были на месте, за исключением той, в которой недавно зияла дыра наружу. Эта стена сдвинулась, сплющилась под давлением потолка. Именно потолок и претерпел самые большие изменения. Он опустился, лишенный поддержки, косо лег, упершись углом в пол, и потому пещера уменьшилась втрое, а высота ее — в несколько раз. Теперь в ней даже выпрямиться толком было нельзя.
Минц подобрался к бывшему выходу. Он был завален настолько сильно, что и не стоило пробовать разобрать осыпь.
Лебедянский догадался, что диагноз неблагоприятен, и сразу начал канючить:
— Что же прикажете, до смерти здесь оставаться? Нет, вы мне ответьте, вы меня сюда завлекли, вы несете ответственность за мою безопасность!
— Помолчите!
— А знаете ли вы, что я вхожу в элиту области и даже всей России? Знаете ли вы… у меня же семья есть! Любимая жена, дети, теща! Неужели вы хотите оставить их сиротами? Нет, признайтесь, вы этого хотите?
Минц игнорировал стенания, водя лучом фонарика по стенам и питая слабую надежду на то, что найдет какое-нибудь другое отверстие. Ничего не обнаружив, он принялся выстукивать стены рукояткой фонарика. А вдруг где-то рядом есть другая пещера?
Но стены отзывались одинаковым глухим звуком, показывая, что за ними нет никакой пустоты.
Минц устал и уселся у стены, вытянув вперед ноги. Фонарь он выключил.
— Зачем вы потушили свет? — рассердился Лебедянский. — Неужели не понимаете, что мне страшно?
— Мне тоже, — сказал Минц. — И к тому же обидно.
— Обидно?
— Отыскать целого динозавра, и на твоих глазах он гибнет!
— Какой еще динозавр? Куда он гибнет?
— Так нет его больше! Разрушили!
— Как вы можете думать о пустяках! Немедленно продолжайте искать выход. О динозаврах мы поговорим после.
— Боюсь, что никакого «после» не будет.
И Минц произнес эти слова таким тоном, что мэр ударился в жалкий плач.
Так прошло еще несколько минут. Дышать становилось все труднее.
Всхлипывания Лебедянского звучали все тише…
И тогда в почти полной тишине далекий и слабый, словно шуршание кузнечика, ползущего по скатерти, сороконожки, бегущей по палой листве, послышался звук.
— Тук-тук.
Минц кинулся к стене и постучал в ответ.
Пауза.
Снова стук снаружи.
Вернее, не снаружи, как сообразил Минц, а изнутри холма. То есть кто-то заточен так же, как и они?
— Что? Кто там? — спросил Лебедянский. — Меня нет!
Минц снова постучал.
И тут товарищи по несчастью поняли его. Они обрушили на стену мощную серию ударов. Минц отвечал им короткими очередями, постепенно приближаясь к тому месту, где перегородка или перемычка между камерами была самой тонкой.
Минц лихорадочно старался вспомнить азбуку Морзе, которую изучил, когда в молодости служил на флоте коком. Но кроме сигнала «SOS», ничего вспомнить не смог — память уже подводила гения.
Видно, собеседники не знали даже такого простого сигнала. Они колотили бессистемно.
Лебедянский лишь вяло стонал, а потом сообщил Минцу, что умирает, но стонать не перестал, Минц ничем не мог помочь главе города и поэтому поднял с пола осколок камня и принялся царапать им по стене, надеясь когда-нибудь процарапать в ней отверстие.
Но люди по ту сторону стенки были лучше вооружены. По крайней мере после недолгого молчания они вернулись к стене, и послышались ритмичные уверенные удары.
Это продолжалось не меньше получаса. К тому времени воздуха в пещере почти не осталось, и Минц, чтобы не тратить его понапрасну, улегся на пол и закрыл глаза.
Из забытья его вывела струя свежего воздуха.
Минц с трудом открыл глаза.
В пещере горели свечи — несколько свечей, отчего казалось, что профессор попал на елку, тем более что вокруг стоял такой суматошный и оживленный шум, будто окружающие намеревались пуститься в пляс.
— Объясните! — попытался перекричать окружающих Минц.
И тут в сиянии свечей и фонарей к нему склонилось очаровательное лицо Марины:
— Только не волнуйтесь, Лев Христофорович, все будет в порядке. Мы вас нашли.
— Как? Как вы нашли?
— Все просто, Христофорыч, — отозвался оказавшийся рядом Корнелий Удалов. — Эти голубки меня разбудили…
— Мы с Аркашей беседовали о палеонтологии, — вмешалась Марина. — А когда он меня домой провожал, то увидели, что вы с товарищем Лебедянским на машине в лес поехали, а за вами черного вила джип промчался и в нем известный бандит нашего города…
— Благодетель, — иронически пояснил Удалов.
— Мы — к Корнелию Ивановичу. Корнелий Иванович — пешком в лес.
— Мы пробег совершили, — сказал Удалов. — Для моего пенсионного возраста нечто невероятное! До сих пор отдышаться не могу.
— А навстречу нам джип катит…
— Когда подбежали к пещере, видим, что машина Лебедянского пустая. И это бы еще ничего, но входа в пещеру нет! Вход в пещеру завален. И никаких сомнений — дело рук Вениамина, — закончила Марина.
— Повторите! — послышался слабый голос.
Все обернулись. Анатолий Борисович приподнялся на локте, и глаза его отчаянно сверкали.
— Повторите! — взмолился он. — Вы уверены, что не клевещете на предпринимателя, основателя благотворительного фонда помощи детям матерей-одиночек?
— Что видели, о том и говорим, — грубо сказал Удалов.
— Подлец! — прошептал Толик и лег на пол, чтобы умереть. Жить ему больше не хотелось. Вернее, хотелось бы, придумай он достойную месть дяде Вене. Но пока ничего не придумывалось.
— Мы потыркались со стороны входа, — сказал Аркадий, — но безрезультатно. Здесь без трех бульдозеров ничего не сделаешь. И тогда Корнелий Иванович сообразил, что в этом холме есть другие пещеры.
— То есть другие динозавры, — пояснила Марина.
— Я их повел в соседнюю пещеру, которую с детства помню, — пояснил Удалов.
— Очень интересно, — сказал Минц. — И там тоже помпейский динозавр?
— Без сомнения, — ответил Удалов. — Рассказывать дальше?
— Конечно!
Мы сообразили, что стенку между пещерами нам никогда не прошибить. Что делать будешь? В город бежать за ломами? А что если вы за это время задохнетесь?
— Мы были к этому близки, — признался Минц.
— И тут мы слышим — народ шагает, — сказала Марина.
— Притом многочисленный и хорошо снабженный для раскопок.
Народ, о котором шла речь, между тем начал собираться в дорогу.
Люди, спасшие Минца, подходили к нему по очереди, жали руку, желали здоровья и счастья в работе и личной жизни.
— Ну, мы пошли, — говорили они, — работа не ждет. Человек должен сам ковать свое счастье.
Один за другим люди потянулись к дырке в стене и исчезли в темноте.
— Кто же они? — спросил Минц.
— Кладоискатели, — ответил Удалов. — Отсюда километрах в десяти проходит симпозиум кладоискателей. Со всей России съехались.
— Но почему у нас? — удивился Минц.
— С каждой находки — поступление в городскую казну, — раздался голос Лебедянского. — У нас здесь открытая кладоискательская зона. Привлекаем капиталы.
— Но их-то что влечет?
— Ох, Лев Христофорыч, — вздохнул Удалов. — Забыл, что ли, про разбойника Крутояра, который зарыл под обрывом реки Гусь у Гавриловой заимки по-над Ксенькиным омутом свой сундук с драгоценностями во второй половине восемнадцатого века?
— Но это же легенда!
— Для кого легенда, а для других — трезвая реальность, — ответил Удалов. — Не читал ты в газете «Гуслярский триколор» о находке по-над Ксенькиным омутом кольца со смарагдом? Крупнейшие специалисты исследовали кольцо и постановили, что оно принадлежало поэту Гавриле Державину, которого крутояровцы ограбили в мае 1768 года, оставив ему только шапку, чтобы не застудил своего главного дарования.