Павел Петрович усмехнулся. Однако проявление его красноречия оставило Евгения равнодушным. Отворотив свое лицо немного в сторону, он зевнул, обнажив на минуту крепкие белые зубы, как будто специально предназначенные пережевывать всяческие факты.
— Следовательно, Земля пребывает в постоянном вращении, подобно колесу движущегося экипажа, насаженному на ось, — самостоятельно заключил Павел Петрович. — Это же, надеюсь, вы не станете отрицать?
— Не стану, — кратко ответил Базаров.
Его противник воспрянул духом.
— Вы хотите сказать, что верите в это, поскольку так утверждает один из милых вашему сердцу германцев, а именно Коперник, наблюдениям и умозаключениям коего вы доверяете?
— Не хочу.
— Отчего же?
— Он поляк.
Аркадий, не в силах больше молчаливо наблюдать за словесной пикировкой приятеля и близкого родственника, громко хмыкнул. Николай Петрович провел левой рукой по бровям и по лбу, что обычно свидетельствовало о его внутреннем смятении.
— Та-а-а-к! — протянул Павел Петрович. Затем, нимало не смутившись, продолжил: — Что германец, что поляк… дело не в этом, а в том, что когда я утверждаю: наша планета вращается вокруг себя, то вы с этим утверждением… — тон его речи сделался вопросительным, — соглашаетесь?
— Нет.
— То есть как это? Вы же сами не далее как две минуты назад сказали, что не отрицаете данного постановления.
— Не отрицаю, — признал Базаров. — Но и не признаю.
— Отчего так?
— Лень, — промолвил Евгений и вдругорядь зевнул, прикрывая рот ладонью левой руки. — Excuse moi, я плохо спал нынче.
— Помилуйте! — взмолился Павел Петрович. — Где же в ваших словах логика? Как назвать такое постановление, о котором вы не способны сказать решительно, отрицаете вы его или же с ним соглашаетесь?
— Назовите его бездоказательным, но не лишенным вероятности, — посоветовал Базаров. — А логика, между прочим, должна быть не в словах, а в голове. И самая эта логика как раз сейчас мне говорит: планета — она, может, и вращается, только мне-то какая от этого польза?
— Да, — с готовностью подхватил Аркадий. — Никакой пользы!
Павел Петрович в задумчивости постучал ногтем указательного пальца по краю чашки с давно остывшим чаем.
— Стало быть, если я правильно понял вас, господа, вы готовы принять сие утверждение хотя бы, так сказать, в виде предположения.
— Предположим, — сказал Евгений, скептически изогнув уголки губ.
— Что ж, спасибо и на этом! — жеманно поблагодарил Павел Петрович, едва заметным движением головы обозначив намерение кивнуть. Его брат смотрел на него со все возрастающей тревогою.
— В таком случае ответьте мне, милостивые государи, на такой вопрос, — Павел Петрович возвысил голос, — куда в тот момент, когда мир наш переворачивается, так сказать, вверх ногами, — куда в это время деваются рыбы?
— Какие рыбы?! — изумленно спросил Николай Петрович. Снедавшее его весь последний месяц беспокойство о здоровье брата нахлынуло вновь.
— В самом деле, дядюшка, какие еще рыбы? — полюбопытствовал Аркадий.
— А такие, — отвечал дядя, — на которых покоится весь наш мир. Три рыбины из породы китов.
— Эге-ге! — рассмеялся Базаров. — И охота вам было рыться в этаких древних суевериях? Верно, теперь ни один мужик из хозяйства вашего брата, из породы вольноотпущенных, самых испитых, таким образом уже не думает.
Николай Петрович несколько раз провел указательным и большим пальцами от переносицы к вискам и обратно, то разглаживая, то встопорщивая брови.
— Как же так? — недоумевал он. — Какие рыбы? Когда?..
— Постой, братец! — вежливо, но решительно остановил его Павел Петрович. — Это пусть господа нигилисты скажут мне! Возможно, я заблуждаюсь, когда говорю так, но намедни я вычитал в одном учебнике — заметь, немецкого автора, — что, дословно, «планета наша Земля суть круглая есть».
— Ну! — воскликнул Аркадий.
— Круглая, — повторил Павел Петрович, холодно глядя на племянника, — а не, к примеру, подобная шару. Что никоим образом не мешает ей покоиться на трех рыбинах. Так думаю я, и вы, господа, буде у вас возникнет такое намерение, вольны попытаться меня опровергнуть.
Павел Петрович с неприкрытым вызовом заглянул в глаза Базарову.
— Была бы нужда опровергать, — невозмутимо промолвил он и двумя пальцами подцепил с блюда большое зеленое яблоко. Из всех сидящих за столом лишь он один не забывал о еде; занимательный, а в чем-то даже и опасный разговор с Кирсановым не убавил его аппетита. — Ну, если вам так уж хочется, извольте! Земля есть шар, говорю я. Вот как примерно это самое яблоко.
— Уверены?
— Да.
— Да? — Павел Петрович саркастически усмехнулся. — И, позвольте спросить, на чем зиждется ваша уверенность?
— Да уж, не сомневайтесь, не на трех рыбах! — вставил свое слово Аркадий.
— Смейтесь сколько угодно, только я в свой черед говорю вам: все это ложь и суеверия! Попробуйте пожить на яблоке, которое к тому ж еще и вращается без остановки!
— А не кажется ли вам, что мы с вами поменялись местами? — спросил Павла Петровича Евгений. — Теперь уже мы беремся утверждать, а вы нас вроде бы отрицаете. Слышишь, Аркадий, нашего полку прибыло!
— Добро пожаловать, дядя, в наши ряды, — шутливо поприветствовал Аркадий. — Вот и вы стали записной нигилист!
Павел Петрович поморщился, как если бы услышал вдруг какой-то неприятный для слуха звук.
— Погодите причислять меня в свои ряды, — сказал он. — Сначала опровергните.
Базаров откусил от яблока и проговорил невнятно:
— Порыв хорош. Только точку приложения вы выбрали не ту. Положение о том, что Земля — шар, трудно подвергнуть сомнению. Это не то же самое, что оспорить ваше утверждение про взаимообращение Солнца и планет.
— И в чем разница?
— В том, что о шарообразном строении Земли я имею ясные доказательства.
— Каковы ваши доказательства? — со строгостию потребовал Павел Петрович.
— Да вот хоть кругосветные путешествия, в которые не раз отправлялись мореплаватели.
— Моряки? — Павел Петрович пренебрежительно наморщил губы. — Вы не доверяете на слово таким признанным авторитетам, как Кеплер и Коперник, зато верите без оглядки этим грубым, необразованным мужланам? Помилуйте, это просто смешно! Мало ли каких побасенок они напридумывают за долгие месяцы плавания? К тому же точно ли вы уверены, что кругосветное путешествие есть именно то, что вы под ним разумеете? А разве плавание по краю моей, плоской и круглой, Земли не в большей степени заслуживает подобного именования?
— Вы, я вижу, всерьез настроились на драку! — с одобрительным оттенком заметил Базаров. — Ладно, я тоже не прочь… Как вам придется такое доказательство: если, положим, с морского прибрежья смотреть, как какой-нибудь корабль выплывает из-за горизонта, то легко заметить, что сначала над морем показываются верхушки мачт, за ними паруса и только потом весь корабль. Эту картину я не раз наблюдал своими глазами, которым я доверяю больше, чем вашим «признанным авторитетам».
— И что же эта картина доказывает? — насмешливо осведомился Павел Петрович. Могу предложить такую трактовку. Воздух над морем из-за соляных испарений загустевает и собирается в этакую оптическую линзу, отчего наблюдателю со стороны далекий корабль видится в сильно преломленном изображении. Ну-с, что скажете? — спросил он и тут же, не дав собеседнику времени для ответа, прибавил: — К тому же вы снова свели разговор к морякам. А знаете вы, что моряки почитают превыше сочинительства побасенок всевозможные розыгрыши? Так чего же им стоит проделать в палубе отверстие, спустить мачту в трюм, а потом по мере приближения к берегу потихоньку ее вытягивать, чтоб только сбить с толку разных доверчивых простаков! Вот вам, пожалуйста, готовые два объяснения, — и никакого искривления земной поверхности! — он победно обозрел притихших слушателей, снова сосредоточился на Базарове. — И так же точно, будьте уверены, я поступлю с любым вашим «доказательством», которое ущербно уже по своей сути, поскольку тщится доказать недоказуемое!