Выбрать главу

— Неужели вам никогда не казалось, что вокруг нас плетется заговор? — осведомился Олдос Хаксли. — Разве вы не замечаете, что от вас сознательно скрывают информацию — в том числе и ваши родители?

— Но мы… — начала Эмили.

Майкл заставил ее замолчать, наступив под столом на ногу.

— …так не думаем, — быстро закончил фразу Майкл. — Да, многое вызывает у нас вопросы. Есть вещи, которых мы вовсе не понимаем. Но мы доверяем нашим родителям. И если они не хотят нам о чем-то рассказывать, значит, на то есть веские причины.

Гораций с удивлением посмотрел на Майкла, однако Эрнест без колебаний поддержал друга.

— Мы вполне довольны своей жизнью, — заявил Эрнест. — Мы даже получаем от нее удовольствие. А разве у учеников Северной школы появились какие-то проблемы?

Казалось, Олдос Хаксли смутился, словно разговор развивался совсем не так, как он ожидал. Однако он довольно быстро пришел в себя.

— Взять хотя бы чтение. Мы пришли к выводу, что они пытаются отбить у нас интерес к книгам. Вас это не удивляет?

— Вовсе нет, — парировал Эрнест. — Чтение не так уж важно. Мы можем получить необходимую информацию от учителей, родителей, благодаря телевидению, радио, фильмам, наконец… Знаешь, что я думаю? Мне кажется, что вы, ребята из Северной школы, слишком много внимания уделяете пустякам. Главное — наслаждаться жизнью.

— А как насчет различий? Почему нам не объяснят четко и ясно, почему мы отличаемся друг от друга?

— Тут существует две возможности, — ответил Майкл. — Во-первых, это может быть несущественным, а во-вторых, мы еще недостаточно взрослые, чтобы понять… Мне очень жаль, но нам пора уходить. Интересно было с тобой поговорить.

— А почему бы нам не встретиться снова — скажем, в следующую субботу? — предложил Олдос. — Я мог бы привести своих друзей.

— Отличная мысль, но, к сожалению, мы очень заняты. Приятно было познакомиться.

Они оставили растерянного Олдоса Хаксли в одиночестве допивать кофе.

Когда они вышли из кафе, Эмили сказала:

— Я не понимаю, что происходит. В первый раз за все время кто-то из них попытался с нами заговорить, а ты…

— Не сейчас, — мягко ответил Майкл. — Не сейчас. Давайте пойдем в Грин-парк и там все обсудим.

Стояло теплое летнее утро, но людей в Грин-парке оказалось совсем немного. Семья расположилась на уединенной зеленой лужайке, все выжидательно смотрели на Майкла.

— Послушайте, что я вам скажу, — начал Майкл, — и тогда вам станет ясно, сошел я с ума или нет. Олдос Хаксли первым из них попытался поговорить с нами — очень тревожный симптом. Он сказал, что учится в Северной Лондонской школе, о которой мы никогда не слышали. Вероятно, она существует. Если да, то мы это выясним. Однако не следует забывать главного принципа существования Семьи. Мы не делимся важной информацией с сухарями, какими бы симпатичными они нам ни казались.

— Послушайте, — вмешался Эрнест, — Майкл абсолютно прав. Мы дети, малые дети. Ведь вся реальная власть сосредоточена в руках у них.

— Сухарь есть сухарь, — с усмешкой добавил Гораций Нельсон. Он повернулся к Джейн. — Если я укушу твою губу, Джейн, ты заплачешь. Если ущипну за грудь, ты вскрикнешь. Если я ударю тебя, ты упадешь. А они — нет. Насколько нам известно, они живут вечно.

— Мы не можем оставаться в изоляции, — беспомощно возразила Эмили. — Неужели так и пройдет вся жизнь?

— Мы можем, должны и будем, — жестко заявил Майкл. — Во всяком случае до тех пор, пока не разберемся, что к чему. Нас пятеро, и мы очень близки. Мы все любим друг друга. Полагаю, именно по этой причине мы и называем себя Семьей. Но мы больше, чем просто семья. Так должно быть. Мы боевая единица — не в том смысле, что должны воевать, а в том, что обязаны узнать правду. Правда может оказаться безумной или ужасной — возможно, она сведет нас с ума. Однако мы должны ее искать до тех пор, пока не будем полностью удовлетворены — и нас не устроит то, что они попытаются нам подсунуть. Они не должны узнать о наших истинных целях, пока мы сами не выясним, каковы эти цели на самом деле. Мы не имеем права на риск. Любые действия со стороны сухаря, любые попытки завести с нами дружбу должны вызывать у нас подозрения.

— Ты их ненавидишь? — спросила Джейн. — Или боишься?

— Боюсь, — признался Майкл, — но не того, что они в силах с нами сделать. Гораздо больше меня пугает то, чем мы можем оказаться по отношению к ним.

Эрнест криво улыбнулся.

— Например, домашними животными — вроде кроликов. А вдруг выяснится, что они часть хитроумной системы, которую кто-то изобрел для наблюдения за нами? Я больше не верю в то, что мне говорят: война, внешний мир, да и все остальное. Я ни во что не верю. Теперь я намерен доверять только тому, что я — или мы — сумеем лично доказать.

— Эрнест попал в точку, — кивнул Майкл. — Они могут обращаться с нами, как с детьми, и многое от нас скрывать. Однако мы уже не дети. Игр и забав нам мало. Нам нужно больше. Нам необходима правда. Мы не желаем жить в плену собственных кошмаров. Пора составить план кампании, которой мы посвятим свою жизнь и о которой они не должны даже подозревать… Жаль только, что нас некому повести за собой.

Майкл замолчал и оглядел своих друзей. Все внимательно смотрели на него.

— Я знаю, кто поведет Семью за собой, Майкл, — сказал Эрнест.

— Боюсь, эта ноша ляжет на твои плечи… У меня есть ум, но не хватает мужества. — Он усмехнулся. — С Горацием все наоборот. Что же касается Джейн и Эмили — ну, мы не можем возложить на них такую тяжкую ответственность. Так что у нас нет выбора.

Майкл оглядел присутствующих и ничего не сказал. Кто-то должен быть командиром. Кто-то должен совершать ошибки, зная, что если все пойдет не так, как хотелось, вина ляжет на него. Только теперь ему стало в пять раз труднее и страшнее, чем раньше. Но и это придется держать при себе.

Эмили коснулась его руки, и он с удивлением обнаружил, что она очень холодная.

Глава 11

Теперь у Семьи появилась определенная цель. До того памятного утра в Грин-парке они были лишь группой друзей, которых свело вместе одиночество, разочарование, страх, неведение, неудовлетворенное любопытство — и очевидное физическое отличие от сухарей. Однако компания приятелей постепенно превращалась в подпольное движение, тайный комитет по выходу из лабиринта невежества, в котором, как им казалось, сухари намеревались всю жизнь продержать хрупких.

Внешне их поведение практически не изменилось. Они посещали школу, где вели себя, как примерные ученики. Участвовали во всех домашних делах с родителями. Ходили в кино, встречались на вечеринках, смотрели телевизор, играли в спортивные игры и всячески демонстрировали свою благонадежность. Но втайне Семья начала составлять список самых важных вопросов, на которые следовало найти ответы.

Майкл и Эрнест продолжали учиться читать, но мистера Шекспира о своих успехах в известность не ставили. Одновременно они занимались с Горацием, Эмили и Джейн, которые при всех продолжали демонстрировать полнейшее равнодушие к чтению. Довольно быстро они начали писать. Майкл и Эрнест научились копировать буквы. Теперь они могли записывать свои мысли и обмениваться идеями. Они понимали, что к тому моменту, когда к ним в руки попадут настоящие книги, содержащие подлинную информацию — если, конечно, такие вообще существуют, — они должны быть готовы разобраться в том, что в этих книгах говорится.

Мистер Шекспир продолжал снабжать подопечных легкой литературой — в основном, детскими рассказами и сказками. «Возможно, — думал Майкл, — он пытается отбить у нас охоту к знаниям. Если нам станет скучно, мы подумаем, что в чтении нет ничего хорошего».

Сухарь или хрупкий — они так и не поняли, — мистер Шекспир был персоной таинственной. Большую часть времени он вел себя, как сухарь. Но изредка открывал им что-то новое. С одной стороны, он всячески отговаривал их от чтения, а с другой, не раз повторял, что существует возможность — разумеется, когда они будут готовы — попасть в библиотеку. Мистер Шекспир не сказал, где она расположена, и Майкл с Эрнестом тщетно искали ее на центральных улицах Лондона, однако они ему поверили и не сомневались в ее реальности.