— Так вам Управляющий нужен или садовник? — спросил бородатый.
Девушки почему-то страшно развеселились и, громко смеясь, убежали, сверкая босыми пятками. Я обратил внимание на то, что служащий не смотрит на меня, а тоже внимательно разглядывает Сатяна. Не успел я раскрыть рот для ответа, как он снова заговорил.
— Да это и неважно! Управляющий — это вроде как я. А твой отец сейчас в саду. Но мне кажется, Мик, ты не очень спешил с ним повидаться. Мы ждали тебя с утра. Тебя и твоего попутчика. Говорят, у тебя еще один дядя объявился? Впрочем, если бы я знал, что с тобой прибудет мой старый друг Ншан Сатян, я бы организовал торжественную встречу.
— Кто бы в этом сомневался, Теодор, хитрый ты бесяра!
И с этими словами они крепко обняли друг друга. Я смотрел на их лицемерные улыбки, не понимая, что происходит.
— Не ожидал тебя увидеть, — продолжал между тем Сатян, — но нее же рад. И вдвойне рад, что ты присматриваешь за здешними местами. Много откидывают на жизнь?
— Ты это о чем? — продолжая улыбаться, спросил Управляющий.
— Брось, какие тайны между старыми друзьями. Я-то знаю, что тебя сюда поставил Речной Старец.
Я чуть не взвыл от досады. Сатян вел себя, как сопливый школьник первого дня обучения. Разве можно так, нахрапом?!.. Теперь нас вышибут отсюда быстро, и, скорее всего, частями.
— Ничего ты не знаешь, — добродушно ответил Теодор. — С какой стати меня будет кто-то сюда ставить? Сам, кого хочешь, по местам расставлю. Речной Старец — это я. Дурацкая, однако, кличка.
Костяное дерево растет в недоступных горах Таураса, это один из форпостов Анклава. Белая, чуть просвечивающая древесина, свет на ее отшлифованной срезе играет мириадами зеленоватых и золотистых чешуйчатых блесток. К вывозу запрещена, торговцы иногда небольшими полешками привозят на богатые миры. По слухам, перекупают у буканьеров. Три года назад мне довелось увидеть перстень из костяного дерева на руке скромного бухгалтера сталелитейной компании. А за ним потянулся след к таким делам, что потом исполнители три месяца вывозили десятину с Айласера.
Сколько же стоит столешница из костяного дерева, два на полтора метра и толщиной в четыре пальца? Надо ли сбросить цену из-за того, что древесина заляпана присохшими объедками, сильно поцарапана, изрезана ножом и, вообще, в безобразном состоянии? Такие вот глупые мысли вертелись у меня в голове, и я никак не мог сосредоточиться на странном разговоре, который вели мой бывший начальник Сатян и не-поймешь-кто Теодор. Тем не менее я наконец перестал тупо разглядывать бесценную столешницу и поднял глаза.
— Если бы я знал, что это ты по моей тени топчешься, — говорил Теодор, — поверь, у тебя не было бы неприятностей. Но ты же знаешь, что бывает, когда рвение перевешивает разум. Приказа устранить я не давал, это не мой стиль. Шрапнельный еж… боги, какая пошлость! А вот с должности, прости, сковырнули мои люди. На своем посту ты просто обязан был предпринять фискальные действия!
— Может, я их сейчас и провожу, — кривая улыбка Сатяна испугала меня.
Он явно нарывается на активное сопротивление. Но меня зачем втягивает? Мало ему, что засветил! Если вернемся живыми обратно, сдам его герру Власову с потрохами. Впрочем, Теодор вроде бы не рассердился.
— Брось, Ншан, какой из тебя мытарь, — рассмеялся он. — Сейчас скажу вина принести, посидим, вспомним дни былые…
— Какие именно дни? — поднял бровь Сатян. — Когда ты присягу давал на верность Канцелярии и Фиску или когда исчез с дебетами отдела?
Ничего себе дела! Оказывается Речной Старец из наших, да к тому же не простым мытарем шнырял, а до казначея дослужился.
— Да, мой грех, большой грех, — бородатый Старец ударил себя кулаком в грудь. Но я готов на все: могу покаяться, возместить ущерб, отработать, покаяться…
— Два раза.
— Что — два раза?
— Ты два раза обещал покаяться.
— Видишь, как глубоко я переживаю…
Сатян свирепо уставился на Теодора, брови его зашевелились, он открыл рот и вдруг расхохотался, да так громко, что в зал вбежали босоногие девушки. Старец махнул им рукой, отсылая, и сам засмеялся.
— Ты отличаешь смешное от несмешного, — сказал Теодор, успокоившись, — значит, не все потеряно.
— Долго казенные дебеты пропивал, старый ты алкаш? — продолжая смеяться, еле выдавил из себя Сатян.
— Я не пью, — перестал улыбаться Теодор.
— С каких это пор?
— Давно… Впрочем, это неважно. Дебеты пошли на благое дело. Хорошее оборудование дешево не купишь, да еще устроиться надо было в тихом месте, таком, как это.
— Только не говори, что все это на казну отдела скупил!
— Да я и не говорю. Прибыль моя в другом… О, смотри, как Мик насторожился! Да-а, были и мы такими янычарами, и нас, бездомных щенков, здорово натаскивали. Ему бы сейчас за девками бегать, а он гроши чужие считает.
— Оставь его в покое, — проворчал Сатян. — Лучше скажи, как под себя столько добра подмял?
— Очень просто. Я просил, мне давали. Ну, вернее, за меня просили.
— Буканьеры?
— Как можно! Это же разбойники, воры! Я посылал моих девочек с просьбами — и ни в чем не знал отказа. И сейчас не знаю.
Врет старичок. Мне известны цены на живой товар и на деликатные услуги. Ему своими девочками тысячу лет торговать, чтобы на одну такую столешницу заработать.
Сатян тоже засомневался. Устало вздохнул и сказал, что слышал много интересного о Речном Старце, но чтобы тот был мелким сутенером, ну, просто поверить не может. Теодор не обиделся. Он терпеливо пояснил, что к девушкам относится как к дочкам, неволить и понуждать их к непотребству никому не позволит. Не для того он вырастил такое сокровище, чтобы всякие грязные толстосумы лапали их своими жирными пальцами.
— Это когда же ты их вырастил, — прищурился Сатян.
— Да как тебе сказать… — замялся Теодор. — Лет шесть, наверное, прошло.
Глаза у Сатяна округлились, он прошептал какое-то многосложное проклятие, а потом тихо спросил, где он раздобыл клонаторы и не пахнет ли здесь, не за столом будет сказано, генетической модификацией? В ответ Речной Старец хлопнул в ладоши. Снова появились девушки. Повинуясь движению его руки, они уселись на длинную скамью вдоль стены, чинно сложив руки на коленях. Старец предложил внимательно посмотреть и сказать, есть ли в них хоть малый изъян или намек на уродство.
Намека не было.
Красивые девушки. Очень хорошо сложены. Но даже в самых дорогих борделях Федерации, куда, по слухам, буканьеры продают украденных женщин, они стоят ровно столько, столько стоят. А я готов был поклясться, что скамья, на которой они сидели, тоже была из костяного дерева.
Между тем Сатян жарко обличал беззаконные эксперименты по модификации, сыпал параграфами и указами, обещавшими кары земные и небесные за недозволенную возню с геномом, а Теодор лишь помаргивал, слушая его. Когда же мой бывший начальник выдохся, Старец принялся ласково втолковывать ему, что только тупые честолюбцы экспериментируют с девятнадцатой и двадцать первой хромосомами, пытаясь создать сверхчеловека для своих мелких надобностей. Он знавал безумных гениев, которые пытались найти участки, отвечающие за психокинетические способности, и реплицировать их. Тысячу лет занимаются в тайных лабораториях этой ерундой, и еще тысячу будут, но у них ничего, кроме дурного мяса, из клонаторов не выйдет. А вот он не стал ломиться в открытые двери Природы.
— Я выделил участки, отвечающие за весьма специфические свойства, — с этими словами он хитро прищурился. — У животных они проявляются в пестром оперении, весенних трелях, причудливых телодвижениях. А в социуме трансформировались в искусство, в чувство прекрасного, в предметы и объекты эстетики…
— Не надо о прекрасном, — сморщился Сатян. — Если ты любитель красоты, зачем тебе так много богатства и власти?
— Много власти не бывает, — с достоинством ответил Старец, оглаживая бороду. — С местными князьками я управился в два счета, с торговцами пришлось повозиться, но реально я пока управляю только на тридцати двух планетах.