— Черт! — сказал кто-то. Я догадался, что это Родни.
Гром и Блондиночка подскочили.
— Что случилось?
— Непорядок, — доложил наш персонаж. — Что-то с автопилотом. Барахлит ИИ!
Я впился взглядом в Блондиночку.
— Я думал, он обходится без…
— Родни! — крикнула она, не удостоив меня вниманием. — Это что, молнии? Я уже сбилась со счета…
— Не в том дело. — Я слышал, как тяжело он дышит. — Автопилот не отключается.
— Он теряет высоту, — сообщил нам Андерлол спокойно, с ноткой осуждения. — Если он не возьмет управление на себя…
— Родни, дорогой! — Блондиночка искала смысл в безумном потоке телеметрии. — Отключи ИИ!
— Я пытался. Не выходит. — Его дыхание стало еще более шумным. — Больше на это нет времени.
На нашем персонаже был тяжелый скафандр с отличной изоляцией. Крохотная камера на его прозрачном шлеме показывала, как он наклоняется, словно решил в самый неподходящий момент проверить обувь. Руки в огромных перчатках добрались до гладкого белого ящика. Первые две попытки открыть защелку оказались безуспешными. Пришлось сбивать крышку каблуком башмака с присосками.
— Теперь порядок, — доложил он удовлетворенно.
Но с содержимым ящика было так же трудно справиться, как с ним самим. Врагом стал искусственный мозг в виде сахарной головы, с ним и следовало покончить.
— Тебя тащит вниз, Родни! — Кажется, крик принадлежал Грому.
Блондиночка застонала, потом вскинула голову.
— Набор инструментов…
— Поздно! — отрезал Родни.
— Он уже пикирует, — доложил Андерлол и удостоверился, что виден его горящий взор. Дальше последовал приговор — удрученное покачивание головой. Точно так же он встретил гибель Калеба. Впрочем, на сей раз ему хватило такта, чтобы промямлить: — Время еще есть.
Маловато времени, подумал я.
Сверкнула ярко-синяя вспышка, потом раздался оглушительный рев. Я как раз оглядывался на свой банк изображений, когда вспышка на мгновение лишила меня зрения, заставив отчаянно моргать.
— Что это? — крикнула Блондиночка. — Молния?
Мы услышали надсадный хрип, а потом вздох — звуковое оформление из постановки совсем другого жанра. Потом наш персонаж рассмеялся. Синее марево у него в кабине рассеивалось. Первыми появились его перчатки, вцепившиеся в аварийный штурвал, раскрывшийся после испепеления первого штурвала. Я плохо понимал, что происходит. Словно читая мои замедленные мысли, Родни доложил, по-детски хихикая:
— Я взорвал сигнальную ракету.
Его сигнальные ракеты могли рассмотреть в телескоп с Титана — но что в этом толку? Его скафандр и мои камеры могли выдержать любой нагрев. Но я не догадывался, что его кораблик тоже способен выжить в таком пламени.
— С никчемным Искусственным Интеллектом покончено, — заключил он.
— Родни… — прошептала Блондиночка.
— Теперь все зависит от аварийных систем. Но я полон оптимизма!
Андерлол выразительно посмотрел на меня и глубоко задышал, как аквалангист, поднимающийся со дна морского.
— Ты в порядке, Родни? — твердил рядом со мной женский голос.
— Кресло изрядно поджарилось. — Можно было подумать, что он не просто рассчитывает выжить, а совершенно счастлив. — Зато моя драгоценная задница в тепле.
Я покосился на Блондиночку. Та скосила глаза на Грома, тот наблюдал за мной. И за всеми нами следил, замыкая кольцо, пессимист Андерлол.
— Даю тебе минуту, — сказал я. — Твое мнение?
Мы отошли в сторонку, притворившись, будто обсуждаем мелкие подробности записи предстоящей кульминации. Но мой ассистент, настоявший на этой беседе, теперь словно воды в рот набрал и разглядывал свои ладони с растопыренными пальцами. Наконец, обращаясь к ладоням, он начал:
— Как мог отказать Искусственный Интеллект? Модель стандартная, условия тоже…
— Саботаж, — заключил я.
На его физиономии расцвело изумление, но голос остался бесстрастным.
— Может быть. Или это тот случай, когда молодая машина, разумная, но неопытная, сходит с ума при первых признаках опасности. Так иногда случается. Могу припомнить двадцать три таких происшествия…
— Саботаж! — повторил я. — Ты же сам так думаешь. Вот и скажи.
Но он на это не отваживался, а просто качал головой и вращал глазами. Команда Родни планировала последний эпизод и проверяла системы наблюдения. Все, кроме нас двоих, были заняты полезным делом. Я же чувствовал себя наблюдателем. Что ж, им я в действительности и был. Зритель! Мои глаза и органы чувств наработают на миллиарды или принесут миллионные убытки — все зависело от того, насколько плодотворно я взлелею в себе сладостное ощущение присутствия при великих событиях.
— Знаешь, как он пострадал в своей последней экспедиции? — Я прислушался к словам Андерлола. — Его не просто сбросило с дорадо. Пять систем безопасности отказали, а последняя сработала не полностью.
— Опять саботаж? — И, не давая ему ответить, я продолжил: — Не ты один видел съемку. Одна страховка защелкнулась раньше времени, а последнюю Родни сам не успел развернуть. Если тебе мерещится заговор, изволь предоставить подозреваемого и его мотивы.
Мой ассистент тяжко вздохнул, сверля меня взглядом.
— Я уже тебе говорил.
— Что ты мне говорил?
Он взирал на меня, как на законченного болвана. Вздохнув еще разок для вящей убедительности, он сказал шепотом:
— Она пропадает в его каюте.
Я едва не ответил: «Без тебя знаю». Был наготове и другой ответ: «Не твое собачье дело». Но потом я проследил взгляд Андерлола, косящегося на смазливого юнца с дурацкой кличкой. Тот как раз наклонялся к хорошенькой женщине и что-то шептал, тыча пальцем в экран, а Блондиночка беззаботно хихикала.
— О!.. — На большее меня не хватило.
— Хотя, может, это и не он, — пошел на попятный мой ассистент. — Может быть, постарался кто-нибудь еще.
Он сжал кулаки и уставился на них, словно в одном из них заключался ответ и ему оставалось только догадаться, в каком именно.
— Глядите!!! — надрывался голос. Потом раздался вздох и крик: — Ого!
В моем распоряжении было полтора десятка точек обзора, но я смотрел только на картинку с камеры Родни, щурясь одновременно с ним и вместе с ним выхватывая из черной грозовой тучи бледную тень, прежде чем та, развернувшись, набросится на одинокое, обреченное живое облако. Мы наблюдали, как дорадо врезается в свою жертву, разинув пасть и щелкая челюстями, как резко захлопывает их, глотая добычу и поражая по меньшей мере одного из нас своей первобытной жестокостью.
Я тихо застонал.
Живое облако представляло собой неровное скопление, пузырь горячего водорода, наблюдаемый в инфракрасном диапазоне. В эпицентре бойни находились его жировые аккумуляторы, слизываемые и заглатываемые в мгновение ока. Я снова не сдержал возгласа удивления.
Громкий радостный голос объявил:
— Закладываю маневр. Пока он занят, подберусь к нему с хвоста.
— Осторожнее, Родни, — попросила Блондиночка.
Что это — инструкции или мысли вслух?
Словно отвечая на мой вопрос, Родни сказал:
— Детка, если бы я соблюдал осторожность, то плавал бы сейчас со своей акулой.
Гром тем временем сыпал цифрами: подробности, в которых не было нужды. Андерлол следил за картинками с разных камер, контролируя качество и при необходимости меняя планы и глубину. Как и ожидалось, трех камер мы уже лишились. Невелика потеря, чтобы заставить меня тревожиться. Мне не приходилось вносить редакторскую правку. Оставалось только сидеть и наблюдать, как Родни отправляет свой флаер в пике, положившись на его гибкие крылышки, справляющиеся с давлением лучше крыльев любой птицы, и повторяет низким, рокочущим голосом: