Научная фантастика… Науки, как правило, в произведениях семинаристов было маловато, хотя иногда раздавались слова, что социология, психология, этика, они, мол, тоже науки. Но одно событие четко расставило все по своим местам. Генрих Альтов прислал нам длинный вопросник-анкету, желая выяснить элемент новизны в наших произведениях. По крайней мере, так вспоминается. Самое интересное, что долго никто из «семинаристов» не мог понять, что от нас требуется и, главное, зачем? А когда наконец сообразили, то гордо и практически в один голос заявили, что у нас тут не патентное бюро и не клуб изобретателей и рационализаторов. Мы о человеке пишем, можно сказать — социальную фантастику, а все эти железки, научные идеи и прочее — не по адресу.
Все же «социалка» потом сыграла с участниками Московского семинара, да и с малеевцами, дурную шутку. Когда стало возможно открыто бичевать язвы общества, многие оказались не готовы к такому повороту событий, писать оказалось не о чем, да и незачем. Ко всему еще тут столько «бичевателей» набежало, что от страны только кровавые клочья полетели. Впрочем, это уже другая тема.
Прошли годы. Настала пора определяться: если пишешь научную фантастику или там фэнтези, милости просим — вот издательства, которые их печатают, а вот журнал, который тебя радостно ждет. Но если ваш удел — литература, просто литература (разумеется, очень хорошая), если вы демонстративно манкируете некоторыми устоявшимися канонами (правилами, критериями, которые принимаются по умолчанию), то спрашивается, что же вы пасетесь на наших пажитях? Вон сколько толстых «серьезных» журналов, да и немало сейчас книгоиздателей, с удовольствием печатающих любого грамотного человека, умеющего складно излагать свои мысли в духе загнивающего постмодернизма или расцветающего постинтеллектуализма.
И когда встречаешься с обиженным, отвергнутым редакцией автором, то сквозь его всхлипы и проклятия слышится одна и та же унылая песнь: эти ретрограды, эти консерваторы, эти душители всего передового опять завернули мой рассказ, хотя напечатали гораздо худший бездаря имярек. Попытки объяснить, что его рассказ: а) неоригинален, вторичен, является откровенным подражанием; б) концы не связаны с концами, мотивация поступков и событий непонятна; в) язык представляет собой дикую смесь молодежного сленга и канцелярита; г) и вообще читать просто неинтересно… так вот, все эти попытки абсолютно безнадежны, потому что ущемленное самолюбие в это время глушит способность к критическому восприятию действительности.
Иногда начинающий демиург довольно-таки связно пытается отвечать редактору в том смысле, что текст его — это своеобразная исповедь, правда, с элементами фантастики, отражение внутреннего мира автора, психологический срез… На этом месте добрые редакторы обычно отводят глаза, а злые обрывают разговор, не желая прослыть пожирателями детей. Ну как в лицо человеку сказать, что его внутренний мир никому не интересен, поскольку автор не является пока знаменитостью, а из самого текста не следует, что он как писатель достоин внимания. Но даже если и сразу в лоб, толку будет мало.
Обиженное ухо к доводам глухо.
Впоследствии умный сделает выводы, а обидчивый будет исходить гноем в кругу друзей и близких, а равно и далеких, благо у него, как правило, халявный доступ в интернет.
Кстати, об интернете.
Так называемая сетература в глазах издателей представляется этаким Диким Полем, где ходят табуны необъезженных талантов. Время от времени снаряжаются охотничьи экспедиции, отлавливается перспективный мустанг и начинается долгая и кропотливая работа по его приручению, то есть раскрутке.
Упорство всегда вознаграждается, в Сети можно обнаружить подлинные сокровища художественного слова. Но эти алмазы невозможно огранить под готовую оправку. Это трагично. Люди, обладающие талантом, имеют возможность донести свое слово до читателей, количество которых соизмеримо с тиражами. Правда, за возможность подержать в руках свой изданный текст многие готовы снизойти до издательских проблем, но диалог с ними напоминает театр абсурда времен строительства вавилонской башни:
А вот кто покладист и готов на любую доделку, переделку, переписку, так это как раз безмятежные компиляторы, которые берут свое там, где его находят.
Но как раз они могут довести любого редактора до исступления. Когда им указывают на откровенные заимствования, то в ответ можно услышать, к примеру, что это пародия. На фильм, на роман, на что угодно, но, как правило, на всю фантастику в целом.
Объяснять, что они пришли не по адресу, что им надо в журнал юмора и сатиры, бесполезно. Втолковать, что атрибутика (звездолеты, бластеры и т. д.) не самое главное, невозможно. Убедить, что научно-фантастический рассказ — это, в первую очередь, сюжет, основанный на оригинальной идее, характерные персонажи (а не ходячие манекены — деклараторы идей), что желателен неожиданный финал — редко кому удавалось. Слова о научном мировоззрении, о том, что рассказ или повесть с драконами и волшебниками может быть на самом деле научной фантастикой, и наоборот, ими воспринимается как заклинание для отваживания назойливых графоманов.
Вы можете ссылаться на классиков прошлого и настоящего, что-то лепетать о Марк Твене, ОТенри, Чехове или, на худой конец, Пильняке, но на вас посмотрят как на идиота. Намек на то, что неплохо бы поучиться у раннего Роберта Шекли, Клиффорда Саймака или, если автора так привлекает смеховая культура, у Ильи Варшавского, воспринимается либо как личное оскорбление, либо как руководство к действию — пойти и передрать у означенных авторов сюжеты или героев. А если в приступе альтруизма вы откроете им страшную тайну — для того, чтобы писать фантастику, надо лет пять, а то и десять не читать ее, а посвятить время самообразованию, — вас сочтут гнусным обманщиком.
При этом они всерьез считают себя «настоящими писателями».
Тогда зачем, спрашивается, ему, «настоящему», тратить время на каких-то полузабытых дедков, когда он свой прикольный рассказ вывесит сегодня же на сайте, а на форуме с удовольствием потусуется с друзьями-читателями, имя которым — легион.
Разумеется, я слегка утрирую. Но тот факт, что подавляющее большинство «рукописей» — бесконечно воспроизводимые хохмы (приколы — говоря современным языком), наводит на мысль: тенденция, однако…
Грешен, в минуту раздражения порой обрушивался с гневом на пародистов-балагуров-прикольщиков, объявлял их разрушителями славных традиций художественного слова, находил причины сего в распаде связи времен, полагая, что расцвет пародии — симптом упадка… Словом, гибель богов и закат Европы в одном флаконе с отклеившейся этикеткой. Мне казалось, что ко всему еще средства массовой информации и коммуникации участвуют в разрушении традиции повествования. Но при внимательном рассмотрении выяснилось, что я был не прав. Ситуация оказалась еще хуже.
Возникло подозрение, что, сами того не зная, подобные авторы являются реализаторами некоей миссии, или, как выразился бы сам Борхес, носителями некоего архетипа, медленно всплывающего в коллективном бессознательном наших дней сквозь бездну веков.
Традиция рассказа восходит, как известно, к дописьменной эпохе. В те славные времена культура как негенетическая память человечества могла воспроизводиться через устное народное творчество, то бишь фольклор. Ну и, наверное, через наскальную живопись: деяния пещерных Вальехо и Дубовиков служили не только для ритуальных, но и, по всей видимости, дидактических целей.
Изустное предание лишь после обретения письма оформилось в «большие формы» — сюжетно структурированные мифы, героические эпосы и так далее. А до того только редкие профессионалы-рассказчики были в состоянии запомнить от начала до конца какую-нибудь «Рамаяну», сагу о Кухулине или повествование о Манасе.
А вот «малые формы» — сказки, притчи, истории — запоминались легче и передавались от слушателя к слушателю попроще. Следы ритуала обмена историями, возможно, сохранились на подсознательном уровне у любителей анекдотов. Кстати, anekdotos в переводе с греческого — неопубликованный, означал короткий рассказ о чем-то любопытном.