Пародия или римейк могут быть хорошими или плохими, умными или глупыми — но они всегда зависимы от конкретных произведений или направлений. Они по определению не могут составить самостоятельный литературный жанр. Если же пародия превращается в отдельное и независимое литературное направление — значит, литература уже находится в том состоянии, когда ей нужен не критик, а патологоанатом… Вот и выходит, что юмористическая фэнтези у нас не жанр, не поджанр и даже не направление, а всего лишь литературный прием. К которому, кстати, время от времени прибегают и авторы «фантастического мэйнстрима» — социальной литературной фантастики. В конце концов, не стали же Стругацкие авторами фэнтези после «Понедельника…» и «Сказки о Тройке»!
Не прижился в отечественной фэнтези и жанр притчи, достаточно популярный в зарубежной фантастике. Скорее всего, потому, что классическая притча предполагает малую форму, а с рассказами, особенно фэнтези, у нас по-прежнему сложно.
Таким образом, структура и пути развития отечественной фэнтези все-таки отличны от традиционных для Запада схем. Уже отсюда можно сделать вывод о том, что русская фэнтези пошла своим самостоятельным путем. Точнее, несколькими разными дорогами, в большей или меньшей степени отличающимися от проложенных англоязычными классиками и современниками.
По большому счету, магистральных направлений выделилось всего четыре. Это героическая, эпическая, средневеково-историческая и романтическая фэнтези.
Героическая фэнтези нам знакома давно и хорошо. Свое начало она ведет от приснопамятного Конана, занесенного к нам еще самой первой волной массовых переводов на заре девяностых годов. Впрочем, российские авторы тоже добавили сюда немало нового — в частности, благодаря Марии Семеновой литература обогатилась еще одним архетипом. Если отважный киммериец воплощал в себе идеал героя с точки зрения мужчины, то Волкодав и ему подобные являются следствием специфически «женского» взгляда на того же самого персонажа.
Имели место попытки поставить на место героя героиню — таким экспериментом стала тетралогия Виктории Угрюмовой о богине истины Кахатанну. Увы, самолюбования (а точнее — самоупоения) здесь еще больше, чем в «мужской фэнтези». Тем более, что от перемены слагаемых сумма не изменилась: в центре произведения остался все тот же единственный и неповторимый герой, вокруг которого вращается не только сюжет книги, но и судьба всего описываемого мира. Да и в самом герое раз за разом встречаем одни и те же примитивные признаки сублимации личных и социальных комплексов автора.
Такой персонаж, по определению, непобедим в бою, однако это не гарантирует его бессмертия. Век человеческий короток, а продлить жизнь героя магическим способом автор вряд ли сможет. Вспомним, что сам Конан люто ненавидел всяческих чародеев, мудрецов и колдунов, считая (и не без оснований), что именно от них в мире все беды. И вообще, в книгах подобного направления магия если и присутствует, то отодвинута на задний план либо противопоставлена активному герою. Надо полагать, что со смертью героя история мира должна подойти к своему логическому концу… Ныне жанр героической фэнтези переживает не самые лучшие времена — возможно, потому, что герой-индивидуалист никогда не вызывал особых симпатий у отечественного читателя. Славянский антураж, в который его тщетно пытались запихнуть издатели и авторы лет пять назад, только подчеркнул, что западные технологии и архетипы имеют свойство раз за разом не срабатывать среди «родных осин». Сочетание исконно-посконного колорита (то есть полного отсутствия «экзотики») с нехарактерной для нас ментальностью оказалось на редкость нежизнеспособным — подвиги всяческих Владигоров, Властимиров и прочих древнерусских князей вышли даже скучнее, чем похождения киммерийского воителя. Дольше других продержался своеобразный гибрид — издававшийся «Северо-Западом» сериал продолжений саги о Конане и его женском аналоге Рыжей Соне. Писали его в основном отечественные авторы, а звучные англоязычные псевдонимы очень быстро перестали кого-то обманывать (достаточно сказать, что среди авторов этого бесконечного цикла под псевдонимом Дуглас Брайан долгое время скрывалась Елена Хаецкая). Можно предположить, что в ближайшие годы «героическое» направление в отечественной фэнтези если и не вымрет совсем, то будет влачить незавидное существование.
За одним исключением. Дело в том, что российская литература дала миру достаточно нестандартную национальную трактовку жанра героической фэнтези. Это творения Макса Фрая. Его герой целиком и без труда укладывается в обозначенный выше архетип единственного и неповторимого, вокруг которого вращаются судьбы мира, однако сэр Макс побеждает всех недругов вовсе не физической силой и ловкостью, а псевдомудростью в сочетании с удивительным везением. Этим он и привлекателен для тех, кто не может или не желает ассоциировать себя с горой мышц, лишенной даже тени интеллекта.
А вот эпическая фэнтези, в отличие от героической, продолжает чувствовать себя на суровых российских просторах весьма неплохо. Впрочем, жанр этот имеет не американское, а куда более рафинированное, британское, происхождение и ведет свою родословную не от Говарда, а от Толкина. Точнее — от эпоса раннесредневековой Европы, который и служил источником вдохновения для почтенного оксфордского профессора. Главным действующим лицом здесь уже является не отдельный герой, а весь фантастический мир со своей судьбой — рождением, развитием, иногда даже гибелью. Создавая эпос, писатель делает заявку на роль творца, а чем талантливее творец, тем более живым и многогранным выглядит его детище. Поэтому автор эпической фэнтези должен поддерживать это разнообразие за счет множества индивидуализированных персонажей, их сложных взаимоотношений и проблем. Те же, кто не чувствует за собой достаточного литературного таланта, обычно идут по пути наименьшего сопротивления — отодвигают героев на задний план и целенаправленно начинают заниматься конструированием мира. Отсюда, как правило, и берутся все эти подробные карты, развернутые хронологии, родословные королей и правителей, а зачастую даже законы, языки и обычаи — благо Дж. Р.Р.Толкин оставил своим последователям прекрасные образцы для подражания. Известно, что неодушевленный предмет сотворить гораздо легче, нежели одушевленный, а побоище на Пеленнорском поле описать куда проще, чем нравственные терзания какого-нибудь жалкого и несчастного Горлума.
Это вовсе не значит, что хорошей эпической фэнтези география и история противопоказаны — просто талантливый автор подобные вещи способен изложить мимоходом, между строк, не отвлекаясь от главной линии. Пример тому — «Многорукий бог далайна». Сотворив жестко замкнутый, нарочито бедный красками и сущностями, почти аскетический мир, Святослав Логинов смог дать читателю калейдоскопическую картину взаимоотношений внутри этого мира. Увы, богатый сущностями и событиями мир «Земных путей» у того же автора оказался гораздо менее ярким.
Выше мы уже упоминали, что западные технологии в российском климате не выживают. Напротив, находка нашего собрата по бывшему соцлагерю пана Сапковского — вкладывание вполне современного менталитета в головы эльфам и оркам — может расцвести на нашей почве пышным цветом. Этим приемом уже воспользовались Владимир Васильев (роман «Охота на дикие грузовики») и Олег Дивов (повесть «Предатель»). В зарубежной фантастике можно отыскать и другой образец этой манеры — «Дочь Железного дракона» Майкла Суэнвика, только вот не видно, чтобы «у них» кто-нибудь смог достойно продолжить упомянутую традицию [18]. Продолжат ли у нас — покажет время… Иногда весьма любопытные произведения появляются и в более традиционном антураже эпической фэнтези — например, «Идущие в ночь» Владимира Васильева и Анны Ли (и это при том, что самого Васильева гораздо больше привлекают эстетика и манера «русского киберпанка»). Однако превалирует та продукция, которую издатели определяют как «массив» — в первую очередь, это Александр Зорич с циклом о Круге Земель, Константин Бояндин и Дмитрий Скирюк. Оценивать творчество этих писателей сложно, ибо оно слишком уж сильно держится некоей «крепкой середины» — не опускаясь вниз, но и не давая особой надежды на внезапный подъем.
18
Не совсем понятно, что имеют в виду критики. Если «технофэнтези», то это направление в западной литературе появилось задолго до Суэнвика, да и сейчас активно разрабатывается многими авторами: достаточно назвать некоторые романы Г.Тартлдава, Р.Кука, А.Д. Фостера, П. Ди Филиппо. (Здесь и далее прим. ред.)