Мы вышли из машины, и я сразу принюхался, ожидая учуять запах свежей крови. Не то чтобы я хорошо представлял, как пахнет свежая кровь, но здесь я не ощутил вообще никакого постороннего запаха. Ничего, кроме свежего, чистого воздуха. Я был почти разочарован. Неподалеку от здания обнаружилось несколько небольших загонов, в каждом из них пребывало примерно по дюжине мясных колобков.
— Возможно, вы заметили, что у нас нет транспортных средств, способных перевозить сотни и тысячи голов, которые мы ежедневно отправляем на переработку? — Это был вопрос, но у Коттера он прозвучал как утверждение.
— Полагаю, ваши машины где-нибудь в другом месте? — сказала пожилая леди из Индии.
— Мы отказались от них, — объявил Коттер, — поскольку они неэффективны.
— И как же вы обходитесь?
Пиарщик загадочно улыбнулся.
— Зачем строить дороги и загромождать их транспортом, если…
Он достал карманный компьютер и настучал на клавиатуре код допуска. Створки главного входа величаво раздвинулись, и я заметил, что колобки в загонах пришли в заметное волнение и стали подпрыгивать. Коттер направился к ближайшему загончику и спросил:
— Кто из вас, ребята, желает на небеса?
— На небеса! — радостно взвизгнул один колобок.
— На небеса! — громко заверещал другой.
Через минуту вся дюжина повторяла те же слова почти в молитвенном песнопении, и я внезапно ощутил себя нечаянным участником жутковатой сюрреалистической пьесы. Коттер широко распахнул дверцу загона, колобки весело поскакали к главному входу мясокомбината и скрылись внутри.
— Вот видите? Все очень просто, — довольно резюмировал он. — Мы экономим на машинах, горючем, обслуживающем персонале, что позволяет…
— Просто?! — вскричала Джули. — Это просто… нечто богохульное и непристойное! И если на то пошло, — она подозрительно прищурилась на Коттера, — откуда тупому животному знать, что такое небеса?!
— Я вынужден еще раз объяснить, что эти животные неразумны, — сказал он. — Так же, как вы обычно говорите своей кошке или собаке особые слова, у нас есть особые кодовые слова для колобков. Спросите у вашего пса, хочет ли он вкусненького, и он залает, или ляжет, или встанет, или проделает иной трюк, которому вы его обучили. Точно так же мы обучаем наших колобков. Значение слова «небеса» они понимают ничуть не больше, чем ваш пес словечко «вкусненькое». Но мы приучили их связывать эту конкретную последовательность звуков с приятными ощущениями и со входом в мясокомбинат. Они с радостью преодолеют несколько миль под дождем, чтобы только попасть «на небеса».
— Но небеса… Ведь это сложное философское понятие, — сказала индианка. — Использовать его в подобных целях…
— Ваш пес прекрасно знает, — перебил ее Коттер, — когда он хорошо себя ведет. Потому что вы говорите ему «хорошая собака», и он верит вам без доказательств. И он знает, когда ведет себя плохо. Потому что вы показываете ему, что он сделал не так, и говорите ему, что он «плохая собака». Но разве вы думаете, что ваш пес понимает при этом абстрактные философские категории добра и зла?
— Замечательно, — сказала Джули. — Вы объяснили свою точку зрения. Но если вы не возражаете, я не стану заглядывать в эту скотобойню.
— Перерабатывающий комбинат, — педантично поправил Коттер.
— Разумеется, вы вовсе не обязаны идти туда, если вам неприятно.
— Я, пожалуй, тоже останусь, — поддержал я Джули. — Я уже досыта насмотрелся на убийства в Парагвае и Уругвае.
— Мы не собираемся никого убивать, — раздраженно сказал пиарщик. — Я просто покажу вам…
— И все же я остаюсь.
— Как пожелаете. — Он пожал плечами.
— Если вы отказались от транспорта и доставляете животных на комбинат своим ходом, то как же вы вывозите отсюда, гм… конечный продукт? — спросил британец.
— С помощью чрезвычайно эффективной системы подземных конвейеров. Мясо хранится в морозильных камерах, также расположенных под землей по периметру фермы, пока его не вывезут оттуда в порт и не погрузят на корабль. Ну а сейчас… — Коттер спокойно отворил еще один загон и предложил его обитателям небеса. И эти колобки впали в такой же ажиотаж, как предыдущие.
«Бедные дурашки, — подумал я, с состраданием наблюдая, как они вприпрыжку заторопились к роковым дверям. — В прежние времена стадо послушно заходило на бойню, следуя за специально обученным козлом-вожаком. Но теперь мы, разумеется, гуманисты и додумались до лучшего способа: с искренней радостью и совершенно добровольно!»
Чрево массивного здания бесстрастно поглотило вторую дюжину жертв вслед за первой. За ними туда проследовали журналисты, возглавляемые Джадсоном Коттером, вся наша группа, за исключением меня и Джули. Тут можно было проследить определенную параллель, но мне не хотелось даже думать об этом.
Джули отвернулась и направилась к одному из загончиков. Я понял, что она желает остаться одна, и выбрал для себя загончик подальше. Когда я подошел, четверо или пятеро из дюжины его обитателей придвинулись к ограде и заговорили:
— Накорми меня!
— Накорми меня!
— Приласкай меня!
— Накорми меня!
Мне нечем было покормить их, и я погладил того колобка, который нуждался в ласке больше, чем в еде.
— Приятно? — сказал я просто так, рассеянно почесывая за крошечным ушком.
— Приятно! — сразу откликнулся колобок, и я едва не поперхнулся воздухом.
— Дьявольщина!.. Уфф. Невероятно. Тебе известно, что ты великолепный имитатор?
Колобок ничего не сказал.
— Можешь повторить то, что я сейчас говорю?
Все то же молчание.
— Как ты научился говорить «приятно»? Ты повторил это слово за мной?
— Приласкай меня! — потребовал колобок.
— Ну хорошо, хорошо, — согласился я и снова почесал его за ушком.
— Очень хорошо! — сказал колобок, и я отдернул руку, словно меня ударило током.
— Откуда ты знаешь слово «очень»? Ведь я тебе его не говорил!
Но колобок не ответил. Несколько минут я пытался так и сяк его
разговорить, но услышал только «Приласкай меня!» (однажды) и «Хорошо!» (два раза).
— Ладно, сдаюсь, — сказал я наконец. — Иди, малыш, поиграй со своими приятелями. И постарайся не угодить на небеса слишком рано.
— На небеса! — взвизгнул колобок и радостно запрыгал. — На небеса!
— Не слишком радуйся, малыш, — тяжко вздохнул я. — Это совсем не то, о чем ты думаешь.
— Увидеть маму!
— Что??? Повтори!
— Увидеть маму! — заверещал он. — Увидеть Бога!
И тут я внезапно понял, почему старина Макдональд мучается от глубокой депрессии. Черт возьми, я бы и сам на его месте…
Я поспешил вернуться к бойне, и когда пиарщик вышел оттуда один, крепко схватил его за руку.
— Коттер, нам необходимо поговорить!
— Ваши коллеги с огромным интересом изучают устройство комбината, — поспешно заговорил он, пытаясь высвободить свою руку из моей жесткой хватки. — Не хотите ли к ним присоединиться?
— Заткнись и слушай внимательно! Я только что побеседовал с одним из ваших колобков.
— Интересно. И что же он вам сказал? Накорми меня?
— Он сказал, что увидит Бога, когда уйдет на небеса.
— Как, еще один?.. — Пиарщик побледнел и резко сглотнул. — Проклятие!
— Еще один разумный колобок? — осведомился я.
— Нет, ничего подобного. Просто у нас проблемы с обслуживающим персоналом. Мы постоянно твердим этим людям, что им следует молчать в присутствии животных! И все равно они болтают друг с другом и, что гораздо хуже, с колобками. Ваш экземпляр, совершенно очевидно, услышал от кого-то из скотников, что Бог живет на небесах. Разумеется, сама концепция Бога ему абсолютно не доступна.
— Он думает также, что увидит на небесах свою мать.
— Мать?.. Но это нелепо. Они не помнят своих матерей, их отнимают от сосков в пять недель… Звукоподражание, — кивнув, внушительно произнес Коттер.