Тот, кто, спотыкаясь, молча чесал по лесу, наконец шлепнулся. И, видать, хорошо приложился к старому корню, торчащему из утоптанной земли вершка на два. Бедолага прямо зарычал, попробовал вскочить на ноги, но грохнулся на колено.
Все это было на руку философу. Сейчас упавший беглец был отличной приманкой. Погоня была совсем близко, и она тоже не считалась с условностями — время от времени вспыхивал фонарик.
Философ поступил гуманно. Когда человек, догнавший беглеца, встал чуть ли не над телом и потребовал подняться, когда подкрепил свои слова незамысловатой матерщиной, — тогда философ, переложив пистолет в левую руку, воздвигся из куста и правой нанес сзади рубящий удар по шее. Неизвестный свалился.
— Вставай, — велел философ. — Идти сможешь?
— Ты кто? — спросил лежащий.
— Свой… Держи.
Сделав шаг, философ протянул беглецу руку. Но тот, скотина неблагодарная, попытался, зацепив его правую ногу своей правой же, левой брыкнуть в колено.
Беглец имел мало опыта в проведении подобных приемов, а философ, наоборот, опытом обладал значительным. Когда прием был завершен, оказалось, что беглец брыкнул воздух.
— Кретин, — сказал философ. — Давай вставай, пока этот не оклемался. А то мне его прикончить придется.
— Ты кто? — спросил беглец.
— Какая разница? Вставай теперь сам. Только тихо.
Он перевернул обмякшего противника на спину, уверенно сунул руку ему в правый нагрудный карман, достал маленькую рацию и сразу нажал нужную кнопку.
— Шестнадцатый, Шестнадцатый, я Сорок третий, что случилось, Шестнадцатый? — очень отчетливо произнес мужской голос.
— Слышал? — спросил философ, выключая рацию. — Они его уже ищут. И у них есть прибор ночного видения, по меньшей мере один. Надо убираться.
— А это? — спросил беглец, имея в виду рацию.
— Это с собой возьмем. Пригодится. Ты — Костомаров?
— Откуда ты знаешь?
— Лешка сказал. Сказал, что тут еще должны быть Аркан Фоменко, Вовчик Куренной и Витька Костомаров. Видишь — запомнил.
— Где Лешка? — поднимаясь с кряхтением, которое помогает скрыть болезненный стон, спросил Витька.
— Потом расскажу. Помолчи…
Философ прислушался. В лесу было тихо, и он опять включил рацию.
— Шестнадцатый, Шестнадцатый! Я — Шестой! Ответь немедленно! — это был уже явно голос командира.
— Шестнадцатый, Сорок третий и Шестой. Только трое провалились, что ли? — спросил философ.
— Откуда я знаю! По-моему, их больше было. Кто-то же отрезал меня от Фоменко!
— Не ори. Вы были вдвоем с Фоменко?
— Какое твое дело?
— Зачем ночью вдвоем по большаку разгуливали?
— Надо было — и разгуливали. Где Лешка?
— Нет Лешки.
— Как — нет? А Машка где?
— Ты, Костомаров, ля-ля будешь или из леса выбираться? — хмуро спросил философ. — Пошли. По дороге объясню.
— Да кто ты такой?
Философ тяжко вздохнул.
— Егерь я здешний… то есть тамошний… Когда вся эта заваруха случилась, и меня вместе с вами занесло. Удостоверение, что ли, предъявить?
Витька тоже вздохнул.
— Пойдем, — сказал он. — На хрена тут удостоверение.
— Вот и я так считаю.
— Фоменко жалко… Послушай, ты точно про Машку ничего не знаешь?
Философ помотал головой.
— Не скули. Насчет Фоменко еще ничего не известно. А Машка твоя могла остаться там.
Оказалось, что Костомаров прилично ушиб ногу и быстро идти не может. Философ покрутил круглой башкой. Но в любом случае быстро идти они не могли — темнота только и знала, что подсовывать колдобины и отполированные временем изгибы вылезающих из земли корней. Философ шел первым, Костомаров плелся за ним. Вдруг лес слегка осветился — в небо взмыла зеленая ракета.
— Ого! — сказал философ. — Совсем обнаглели. Интересно, сколько их?
— Нам бы до утра продержаться, — ответил Костомаров. — Я уже здешний костюм добыл, могу и днем ходить, а они, дураки, в камуфле. А ты?
— Я тоже по-здешнему хожу. Где вы с Фоменко столько времени пропадали? Я думал, не дождусь вообще никогда.
— А ты нас?.. — тут до Костомарова дошло. — Так это ты?.. На паперти?..
— Я. Меня Лешка научил.
— А?..
— Потом.
Философ привел Витьку туда, где поселился сам, — в сарай при мельнице. Дал дворовому псу обнюхать гостя, потом завел Витьку вовнутрь, соорудил ему ложе и сам повалился рядом. Выкопав в сене нору, пристроил туда фонарик и зажег ненадолго. Свет шел такой, какой мог пробиться, — слабенький, но его хватало и не было видно снаружи. Теперь они впервые смогли разглядеть друг друга.
— Как тебя звать? — спросил Витька.
— Феликс.
— Что так?
— Батька поляк был. Меня и в католичество покрестили… Ну, значит, из всей вашей компании ты один уцелел. А Лешка… Ну не было у меня тут ни шприцев, ни антибиотиков!
— Ясно…
— У него две пули в бедре сидели. Да еще — сам знаешь, что… Вот ты на сколько выпал?
— Откуда я знаю! Меня Фоменко спас — он раньше очухался, подобрал меня, оттащил от дороги, завалил сеном и сел ждать. Два дня караулил. А ему самому повезло: выпал, как ему кажется, всего часа на два, и потом голова полдня болела. А ты?
— Я? Черт его знает… Когда оклемался — оказалось, я себе чуть ли не окоп в полный профиль отрыл голыми руками и там сидел. А сколько просидел — сам не знаю. Мне потом Лешка объяснил, что это было выпадение… — Феликс посмотрел на Витьку, помешкал, но все же задал свой вопрос: — Ты тоже почувствовал?
— Страх, что ли?
— Ну, что-то вроде.
— Еще как почувствовал! А Лешка?..
— Лешка меня научил. Успел. Тут, говорит, еще наши должны были оказаться. А есть такое правило: если в лесу от своих отстал, никуда не дергайся, сиди на заднице, за тобой вернутся. Они, говорит, будут знать, что я никуда не ушел и где-то тут их жду. Они меня найдут… Ну, много чего еще говорил, потом бредил.
— Так это он тебя научил про пятна и про Оккама?
— Не умножай количество сущностей сверх необходимого? Он.
— Это бритва Оккама… — борясь с собой, прошептал Витька. — Был такой англичанин Оккам…
Голос сорвался.
Философ по имени Феликс погасил фонарик. Некоторое время он Молчал, давая Витьке возможность совладать с собой.
— Я понял, что в одиночку отсюда не выберусь. Думаю: как вас отыскать? Вот, сидел на паперти, про небесные пятна толковал. Пророчествовал… — тут Феликс тихо фыркнул. — Думал, пойдут обо мне слухи, может, до вас доберутся.
— Мы ведь тут уже недели две болтаемся. Все прочесываем, всех расспрашиваем. Здесь почтовые станции, люди ночуют. Я у какого-то деда этот лапсердак ночью спер. Потом пьяный кирасир меня в «фараона» играть выучил на свою голову, я у него лошадей выиграл! Потом я каких-то местных жителей научил играть в «буру»… Мы с Фоменко думали, что это Вовчик или Лешка на паперти проповедует. Оказалось, ты. А послушай…
— Что?
— Как ты вместе с Лешкой оказался?
— Сам не понял. Ты же помнишь, что там было. Я, кажется, вообще кульбитом летел. Потом, в окопе, себя ощупал, вылез, отряхнулся. Идти куда-то надо. Гляжу — человек лежит, в клетчатой рубахе. Это он и был. Я думаю, он не меньше чем на сутки выпал, если по ранам судить.
— А при нем ничего не нашел? Сумку, рюкзак?
— Нет. Только сломанные очки.
Некоторое время они молчали.
— У него был ноутбук, — тусклым голосом сказал Витька. — Он с этим ноутбуком не расставался. А там — программа. Он первым делом кинулся ноутбук спасать…
— О программе он рассказывал, — согласился Феликс. — Он догадался, как ее нужно переделать, и страшно жалел, что ноутбук пропал. Хорошо, нас мельник приютил.
— Слушай…
— Что?