Я беспомощно наблюдал издалека, как они бросают длинную сеть, чтобы поймать красивых белых птиц, плавающих в полынье на мелководье. Они убивали птиц, перекусывая зубами шею. Способ настолько же жестокий, сколь и экономный, но у них этот жест выглядел естественным и даже грациозным. В такой момент каждая охотница напоминала красивую кошку, убивающую мышь.
Когда девушки убили трех птиц, они завернули их в сеть и направились назад к башне. На обратном пути они равнодушно прошли рядом со мной, оживленно болтая и посмеиваясь при этом, словно юные девы, гуляющие в Демесне по бульвару Ля Вард.
Я опять последовал за ними и дошел до самой башни. Моя знакомая опять помедлила у дверей, с досадой подтягивая надоевший ремешок, и я не упустил возможности воспользоваться этим шансом. Скользнув в открытую дверь, я очутился в холодном, сумрачном и тихом холле. Охотницы вошли следом за мной, но повели себя совсем не так, как мне мнилось. Перед ними в их собственном жилище стоял совершенно незнакомый мужчина и озирался по сторонам, а они просто взяли и обошли меня с двух сторон, как вода обтекает булыжник.
И что теперь прикажете делать с многоумными теориями идентичности й обсервации, интерференции и партиципации? Плевать на науку, подумал я. Пусть лучше они меня заметят! Я никогда не успокоюсь, покуда не выясню, почему на меня смотрят, как на ненужную вещь. Точнее, вообще не смотрят!
— Разве я тебе не говорила? — сказала я Эррис, когда мы обнаружили призрака, который глупо расселся на стремянном камне, где я бы и не заметила его, однако он пошевелился. — И разве Митра не рассказывала тебе об истинном предзнаменовании? Ну вот, теперь ты его увидела. В форме духа. Ты прекратишь наконец оплакивать Эттара?
— Это еще не значит, что он живой, — упрямо пробурчала сестра, теребя свою серебряную косу. Я видела, что она полна решимости выжать все возможное, до последней капли, из своей воображаемой трагедии. Тем временем призрак последовал за нами к озеру, и я заметила, что он смотрит на нас сверху, стоя на гряде.
— Не обращай внимания, — предупредила я Эррис.
— Генрет, — сказала она задумчиво, когда мы поймали белого сераи. — А что такое призраки?
Моя сестра слишком редко соглашалась смириться с тем, что мне может быть известно нечто такое, чего не ведает она. Поэтому я с удовольствием поделилась с ней своими знаниями.
— Ну что ж, — сказала я. — Главная сущность любого призрака или духа состоит в том, что он представляет собой только воспоминание о жизни. Они оставили свои тела и потому уже не являются частью этого мира, в отличие от тебя и меня. Призраки больше не связаны с реальностью, как были связаны с ней, пока еще жили.
На лице Эррис появилось озадаченное выражение, поэтому я быстро добавила:
— Встань здесь, у этой скалы. А теперь скажи, что находится под землей?
— Железистый камень и пайтри, которая есть в кирпичах нашей башни, — ответила она без малейших колебаний. — Еще глубже много воды, а под ней кристаллический пласт хладокамня.
— Откуда ты знаешь?
Сестра удивленно моргнула.
— Я просто знаю и все.
— Конечно. У тебя такие способности, это и означает быть человеком. Но призраки, они совсем другие. Возьми хоть того, что сидел на стремянном камне: я не могла его почувствовать, я смогла лишь разглядеть его глазами.
— Ты его боишься, Генрет?
Я ответила не сразу. Действительно, этот призрак пугал меня, чистейшая правда, в которой я вынуждена была себе признаться.*Но я бы лучше умерла, чем призналась в таком своей сестре.
— С какой стати? — произнесла я наконец. — Это всего лишь пережиток личности и не может причинить нам физического вреда. И все-таки гораздо лучше не обращать на него внимания. Если показать призраку, что признаешь его присутствие, он может украсть у тебя кусочек души.
Я снова мельком заметила его, когда мы возвращались в башню. Наутро его уже не было.
Я бродил по холодной башне, не встречая препятствий. На одной из лестничных площадок я наткнулся на других здешних обитателей, мужчину средних лет и престарелую женщину. Эти двое были заняты оживленной беседой, и глаза у них то вспыхивали, то гасли в тусклом свете, проникающем сквозь окно. Невзирая на исконно земное происхождение, они мало походили на настоящих людей.
Я ожидал, что при виде незнакомца в доме собеседники испугаются или оторопеют. А может, возмутятся или впадут в неистовый гнев. Однако они, как и девушки на озере, не обратили на меня никакого внимания. Столь невероятное поведение местных жителей совсем выбило меня из колеи. И одновременно разозлило, поэтому я громко произнес приветствие на своем родном языке. Старуха сделала пальцами небрежный жест, каким обычно отсылают прислугу, и они продолжили разговор как ни в чем не бывало.
Ладно, если меня в упор не видят, то нечего и стесняться. Я включил переводчик на запись и стал дожидаться, когда он наберет речевой массив, достаточный для анализа. Мне было неуютно стоять вот так, на чужой лестнице с жужжащей коробочкой транслятора в руке, в чьем-то чужом доме на абсолютно чужой планете. Почему они не желают признавать мое существование?
Подавляющая часть знаний, которыми я был набит до отказа, относилась к непреложным правилам контакта и проблемам, которые могут возникнуть в его процессе, но я никогда даже не предполагал, что внезапно окажусь невидимкой. И еще кое-что изрядно меня беспокоило: пресловутый эффект наблюдателя. Каким образом мое присутствие может повлиять на этих людей, даже если они намеренно меня не замечают? И какие социальные тенденции я мог разрушить благодаря чересчур пристальному наблюдению?
Невзирая на оказанный мне обескураживающий прием, я все-таки испытывал возбуждение. Как только разберусь со здешним языком, сказал я себе, то сумею разработать новые, эффективные подходы. Вполне вероятно, что в здешнем обществе существует некое ритуальное приветствие, без которого эти люди не могут меня принять. А возможно, я чем-то неумышленно их оскорбил (такое довольно часто случается при работе с отсталыми культурами), но тогда я смогу объясниться и принести все подобающие случаю извинения.
Наконец субъекты моего пристального наблюдения закончили беседу и разошлись. Минут через двадцать переводчик сыграл музыкальную фразу, которая означала, что первая стадия анализа успешно завершена. Транслятору удалось связать записанные речевые образцы с двумя древними земными языками. Окрыленный этим успехом, я бегом спустился по лестнице, чтобы отыскать свою девушку из сказки. В конце концов я обнаружил ее на кухне, где она потрошила птицу быстрыми, уверенными взмахами ножа.
— Счастлив приветствовать вас, мадам! — сказал я ей с помощью транслятора. — И позвольте мне сразу принести мои искренние извинения, если я по неведению причинил вам какую-то обиду.
Девушка нахмурилась и подняла глаза. Бросила беглый взгляд на стену за моей спиной, словно перед ней не человек, а чистый воздух, и вернулась к своей работе.
— Я прибыл сюда недавно, мадам. Простите меня, если я обратился к вам не так, как положено! Но, возможно, вы окажете мне небольшую любезность? Будьте так добры, мадам! Объясните, пожалуйста, что и как мне надо делать.
На сей раз она даже не побеспокоилась поднять глаза, и должен признать, что это меня взбесило. Я шагнул вперед и положил руку ей на плечо. Поступок крайне идиотский, поскольку у девушки был нож, с которым она великолепно управлялась, но тогда я об этом не думал. Ничего, однако, не произошло. Не последовало ни слез, ни возмущения, ни страха. Она просто стряхнула мою ладонь с плеча, как кошка дергает ухом, отгоняя надоедливое насекомое. И вскрыла новую тушку птицы одним расчетливым ударом ножа.
В этот момент рухнули абсолютно все мои принципы. Я на коленях умолял ее поговорить со мной, я унижался, я чуть ли не плакал навзрыд, пока несообразность происходящего внезапно не дошла до меня… Я, Дэниэл Оттри, подающий большие надежды дипломированный антрополог, неприлично буйствую на чужой инопланетной кухне, безуспешно пытаясь привлечь к себе внимание красивой молодой женщины, которая при этом не выказывает ни единой из типичного набора реакций, каковые по всем правилам следовало бы ожидать в описанной ситуации!