Я не взяла на себя труд опровергать ее смехотворные обвинения. Но что правда, то правда, само присутствие призрака одновременно унижало и оскорбляло меня. Я очень плохо спала этой ночью, ожидая рассвета.
Наконец я встала, отворила окно и увидела над горным хребтом бледную полоску утреннего света. В этот момент в дверь постучала Митра, призывая не мешкая спуститься вниз. Вскоре все семейство сгрудилось в главном холле, в полном молчании. Митра разожгла жаровню, бросила в нее щепотку едко пахнущих трав и жестами приказала нам сесть вокруг и взяться за руки. И это было все, что нам телесно полагалось сделать.
Для экзорцизма требуется не столько умение, сколько совершенная умственная концентрация, так сказала сатарач. Любым способом, но мы обязаны не думать о призраке, ведь человеческое внимание притягивает нежить, как горящая лампа мошкару. Мы должны опустошить свой разум, чтобы духу нечем было поживиться, и поддерживать себя в таком состоянии, пока Митра окончательно не уверится, что призрак исчез и не вернется назад.
Я сидела между Эррис и Эттаром, держа их за руки, и изо всех сил старалась думать о чем угодно, кроме духов.
Должно быть, я все-таки уснул на этом топчане, потому что, когда открыл глаза, было уже светло. Все мое тело, руки и ноги ужасно промерзли и занемели. Я поднес ладони ко рту, чтобы согреть их дыханием, и вскрикнул от ужаса: мои руки стали прозрачными. Я легко разглядел сквозь ладони пестрые узоры на циновке, лежащей на полу. Пока я пребывал в оцепенении, нормальная плоть у меня на глазах постепенно восстановилась.
Трюки истощенного мозга, с облегчением сказал я себе, по причине сильной усталости, холода и голода. Следовало срочно покинуть это негостеприимное место и укрыться в надежном посадочном модуле. Я быстро встал и подошел к двери, но когда протянул руку, чтобы открыть ее, моя рука начала бледнеть и растворяться. С ужасом я узрел филенку двери сквозь рукав.
Каким-то невероятным, никем не предусмотренным образом я превращался в подлинного невидимку. В панике я ухватился за мысли об оптической иллюзии, о странных фокусах, которые способны выкинуть многократно отраженные световые лучи. Чтобы выйти отсюда, мне достаточно лишь отворить дверь и…
Под воздействием травяных курений, которые распространяла тлеющая жаровня, я впала в удивительное состояние, подобное трансу, и однако все видела и слышала. Я увидела, что сатарач вернулась в главный холл, улыбаясь, и подняла голову, чтобы спросить у нее о… Нет, мне нельзя даже думать об этом. Я сконцентрировалась на теплых пальцах Эррис и сжала их покрепче.
И вскоре уже ничто не имело ни малейшего значения, кроме гулкого молчания в моей голове.
…И я по-прежнему стоял в чердачной комнате перед закрытой дверью. Мои руки снова стали видимыми. Красный луч заката падал наискосок на узорчатую циновку. Я глубоко, со всхлипом втянул в себя холодный воздух…
А потом не стало ничего.
Уже три дня, как я в этой чердачной комнате, то выпадаю из этого мира, то возвращаюсь назад. В краткие периоды восстановления я кое-что успел записать в своем полевом дневнике. На тот маловероятный случай, что кто-нибудь когда-нибудь его найдет. Большая часть этих записок представляет собой интуитивные, фактически не подтвержденные антропологические спекуляции, которые затрагивают базисные принципы моей науки.
Квантовая антропология, как известно, постулирует и рассматривает эффекты, каковые сам факт наблюдения оказывает на субъектов наблюдения. Но вот как насчет самого наблюдателя? С ним-то что происходит в итоге наблюдения? Или что происходит в том случае, если наблюдение не удалось осуществить?
Иногда мне кажется, что я сошел с ума, но временами… Я думаю, что обитатели башни каким-то образом то открывают, то закрывают вместилище реальности. Вот почему я мерцаю где-то на границе возможного, в зависимости от того, усиливается или слабеет их внимание ко мне. Но может быть и так, что моя непоколебимая вера в квантовые принципы антропологии буквально вынуждает меня свести свои функции на Снежном Мире к полному нулю. Ввиду их совершенной бесполезности.
В любом случае я уверен: если даже спасатели с корабля и прилетят за мной, им некого будет уже спасать.
На чердаке есть настенное зеркало. Всякий раз, когда я возвращаюсь в реальность, я снова подбегаю к нему и заглядываю в стекло, отражающее переменчивый свет. Иногда в глубине зазеркалья появляется испуганное лицо, иногда мелькает тень или неясный призрак.
Но вскоре там не будет ничего.
Р. А. Лафферти
ДЫРА НА УГЛУ
Этим вечером Гомер Хуз вернулся домой, в привычный уютный круг, куда входили: пес неизвестной породы, считавшийся его личным другом; прекрасный дом, где всегда царила веселая суматоха; любящая и непредсказуемая жена; и, наконец, пятеро детей — идеальное количество (еще четверо было бы чересчур много, минус четверо — чересчур мало). При виде хозяина пес в ужасе взвыл и ощетинился дикобразом. Потом все же уловил запах Гомера и, узнав его, стал лизать пятки, грызть пальцы и всячески выражать радость по случаю появления главы семьи. Хороший песик, хоть и дурак. Впрочем, кому нужны умные?!
Гомер немного замешкался с дверной ручкой. Далеко не во всех книгах имеются описания подобных устройств, знаете ли, а у него к тому же сегодня было некое странное ощущение то ли потерянности, то ли растерянности… короче говоря, состояние, именуемое «не в своей тарелке». Но он разобрался в чем дело (если не получается тянуть, следует повернуть) и открыл дверь.
— Ты не забыл принести то, о чем я просила, Гомер? — осведомилась любящая жена Реджина.
— Что именно ты просила принести меня этим утром, о быстровыпекаемый черничный бисквит моего сердца? — поинтересовался Гомер.
— Если бы я помнила, сформулировала бы вопрос иначе, — пояснила любящая жена. — Но знаю, что точно просила тебя о чем-то, о забродивший кетчуп моей души. Гомер! Взгляни на меня, Гомер! Да ты на себя не похож! НЕ ПОХОЖ! Ты не мой Гомер! На помощь! В мой дом забралось чудовище! Помогите! А-а-а!
— До чего же приятно быть женатым на женщине, которая тебя не понимает, — объявил Гомер, ласково обнимая Реджину и бросая на пол. Не успела несчастная опомниться, как он придавил жену к ковру огромными ласковыми копытами и начал (так, по крайней мере, казалось со стороны) ее пожирать.
— Где ты раздобыла этого монстра, мама? — удивился вошедший сын Роберт. — И почему он запихнул твою голову себе в пасть? Можно я возьму на кухне яблоко? Он что, убивает тебя, ма?
— Ай-ай, — ответила мама Реджина. — Одно яблоко, Роберт, не больше, с тебя хватит… Да, думаю, он решил меня съесть.
Сын Роберт взял яблоко и выбежал во двор.
— Привет, папа, что это ты делаешь с мамой? — удивилась вошедшая дочь Орегона. Ей уже исполнилось четырнадцать, правда, для своего возраста она была ужасно глупа. — Похоже, ты задумал ее убить. А мне всегда казалось, что прежде чем проглотить человека, с него сначала сдирают кожу. Ой! Да ты совсем не папа, верно ведь? Ка-кое-то чудище. Я сначала приняла тебя за папу. Выглядишь совсем как он, если не считать того, как ты выглядишь.
— Ай-ай, — сообщила мама Реджина сильно приглушенным голосом.
Ничего не скажешь, в этом доме умели повеселиться.
Этим вечером Гомер Хуз вернулся домой, в привычный уютный круг, куда входили: п. н. п.; п. д.; л. и н. ж.; п. д. (еще четверо было бы чересчур много).
Собака приветливо виляла хвостом и ластилась. Сын Роберт жевал сердцевинку яблока на переднем газоне.
— Привет, Роберт. Что сегодня нового?