Вскоре к ним присоединился Гаврилов, заядлый охотник и любитель побеседовать на вольные темы.
И вместо задушевной беседы близких друзей получилась общая дискуссия. Гаврилов все норовил похвастаться новой «тулкой» и перспективами истребления пернатых. Минц же животных и птиц жалел и полагал, что охота — занятие аморальное.
— Вот на Партикапое, — заметил Удалов, — убиение любого теплокровного существа карается тюремным заключением на срок до трехсот лет. Они там живут подолгу.
— А холоднокровных как, можно истреблять?
— На них и охотятся, — признался Удалов.
— А у нас нет выбора, — заявил Гаврилов. — Так что грянет сейчас первое августа, попрошу гусей и прочих съедобных птиц в пределах моего зрения не возникать.
— Варвар, — заметил Ходжа Эскалибур, подошедший бесшумно.
Все выдавало в нем проходимца.
Что было не столь ясно одураченным им гражданам.
Ходжа Эскалибур возник в Великом Гусляре года полтора назад и стал уже одним из самых популярных персонажей в городе. Он объявил себя волшебником и прорицателем, основателем новой синтетической религии, обладателем приворотного и отворотного зелий, а также интрасенсом и экстрателепатом.
Очевидно, думал Минц, этот Ходжа Эскалибур, даже имя укравший из легенд о короле Артуре, стал наказанием Великому Гусляру за беспечность. Не было раньше такого жулья, образовалась экологическая ниша, вот в нее и влез таракан.
Этот Ходжа Эскалибур относился ко Льву Христофоровичу с подчеркнутым почтением, раскланивался на рынке и стадионе «Водник», куда оба ходили на футбол, и даже делал вид, что понимает нечто в Большой Науке. Как-то, еще до того, как поклонницы купили ему «ауди», в автобусе он заговорил с Минцем на неожиданную тему. По его мнению, астрономия — вчерашний день. Наступает эра обратной связи астрологии. Теперь не только звезды будут влиять на жизнь людей, но и люди научатся вносить изменения в движение звезд и даже целых созвездий.
Однако некоторые из его предсказаний странным образом сбывались, приворотное средство оказывало приворотное действие, а отворотное — тем более.
Ходжа шел с заседания инициативной группы, которая намеревалась воздвигнуть молельный дом, а может, стриптиз-клуб синтетического вероучения. Это, как честно и игриво заявил Великий Ходжа, будет зависеть от настроения пророка на тот самый момент.
— Птицы — это души наших предков, — заявил Ходжа Эскалибур, — я с некоторыми из них поддерживаю связь.
Первым ушел Гаврилов.
Удалову скучно было гулять с прорицателем. Ему хотелось поговорить с Минцем наедине.
— Ухожу, — догадался прорицатель. — Не буду вам мешать. Но химия не может решить проблем социальных.
Он легко пошел прочь, пристроившись за девицами из Речного техникума. Он был еще ой-ой-ой!
— А ведь тебе не терпится узнать, — произнес Лев Христофорович, любуясь закатом, — чем я занимался эти дни, что изобрел и каково от этого будет человечеству.
— В некотором роде…
— Да, ты сгораешь от любопытства. Но я тебе не могу ответить ничего конкретного. Успех или провал моей затеи зависит в значительной степени от того, насколько плохо работает наша почта.
— Плохо работает, — сказал Удалов. — Впятеро хуже, чем до революции.
— И нужна была вам эта революция! — в сердцах воскликнул Лев Христофорович.
— Нам не нужна, — признался Удалов. — А вы преодолели черту оседлости.
Минц надулся, впрочем несправедливо, друг не хотел обидеть его лично и еврейский народ в частности.
Через три недели — так плохо работает у нас почта — Миша Стендаль получил странную телеграмму от своей возлюбленной Алины:
ТОСКУЮ ИЗНЫВАЮ ПО РОДИНЕ ЖДИ ПРИЕДУ
Миша кинулся к Минцу.
— Что происходит? — У него тряслись руки. — Что это значит?
— Телеграмма, — ответил Минц, ознакомившись с посланием. — «Ностальжи» оказался эффективным.
Через несколько дней Минца увидел Давидян, директор гостиницы «Гусь».
— Удивительное дело, — сказал он, — я получил несколько заказов на места в гостинице, желательно полулюксы, а их у меня всего два, в концах коридора.
— А ты объяви полулюксами все номера первой категории, — посоветовал Минц. — И откуда туристы?
— Из Америки.
— А конференция не намечается? Может, съезд ветеранов-ихтиологов по проблемам пресных вод?
— Да нет, Лев Христофорович. Нет у нас таких проблемов.
— Покажи список, — попросил Минц.
— Какой список?
— Гостей.
— Не могу, дорогой ты мой человек, его в ГУСЛЯР-ФСБ затребовали.
— Я их понимаю, — согласился Минц. — Но хоть устно скажи.
— Все из Нью-Йорка! Понимаешь?
— Я этого ожидал, — кивнул Минц.
Он ушел, а Давидян сказал ему вслед:
— Какой человек! Ты ему что скажешь, а он уже ожидает.
Основные события разыгрались через день.
Минц предвидел их и поэтому вышел встретить рейсовый автобус из Вологды.
Автобус был полон.
Публика, которая вылезала из него на площади Землепроходцев, оказалась весьма пестрой.
В первую очередь это были местные, что ездили в область по делам, затем появились торговки с полосатыми сумками, которые привезли из Вологды и из Турции промтовары. Наконец, из автобуса выбрались настоящие иностранцы.
Первой шла женщина ослепительной красоты с грудным ребенком на руках, а второго ребенка, годиком постарше, держал на руках толстый, добродушного вида негр.
Молодая красавица закрутила завитой головкой в поисках кого-то и, выискав в группе встречавших пожилую женщину в платке, которую Стендаль предупредил о приезде дочки, закричала:
— Мама, слезинка моя! Погляди на своих внучат!
Пожилая женщина в платке кинулась к красавице, красавица сначала отдала младенца негру, а сама потискала в объятиях женщину в платке, потом отобрала ревущих детишек у негра и стала их совать матери, чтобы та любовалась внуками.
Миша Стендаль совершал робкие круги и пытался что-то крикнуть, но его никто не слушал.
Сам же профессор Минц обратил внимание на прочих пассажиров автобуса.
Одного из них он встречал в Гусляре лет десять назад, прежде чем математик Квадрант уехал в Штаты к своему брату. Математик сделал там неплохую карьеру и даже основал фирму по производству бильярдных шаров повышенной округлости.
Выйдя из автобуса, математик опустился на колени прямо посреди площади и принялся целовать асфальт, повторяя:
— О, святая гуслярская земля! Прими обратно своего блудного сына.
Два могучих ливрейных лакея вывели из автобуса под руки престарелую графиню фон Мейндорф, ту самую, которой до революции принадлежал дворец, а ныне Дом Культуры речников, приватизированный кутюрье Плюшкинайтисом под стрип-салон.
— Оу! — с тяжелым английским акцентом произнесла старушка. — Пахнет сеном и тетеревайма.
Сеном в центре Гусляра не пахло уже полвека, но кто станет спорить с наследницей миллионов, доставшихся от последнего мужа Ци Байваня, босса гонконгской триады?
Семейство Мазайбергеновых, которое некогда владело большим коммунальным хозяйством в пригороде Гусляра, а ныне стало украшением Брайтон-бич как этнографический ансамбль чукотской песни, спустилось на родную землю шумно и весело, играя на бубнах и на гитарах.
— Где наш олешка, где наш маральчик? — кричал Ахмет, наследник аттракциона.
Прочих возвращенцев в Гусляр Минц разглядеть не успел ввиду общего шума и суматохи, а также конфликта, имевшего место между Мишей Стендалем и семейством Алины.
Мише, полагавшему, что именно он — причина приезда новых американцев в Гусляр, надоело ждать, пока Алина наговорится с мамашей и нацелуется с подбежавшими на шум подружками.
— Алина! — воскликнул он. — Я тебе телескоп купил.
— Чего купил? — удивилась красавица. — Зачем?