Тем не менее в то время утопию Ефремова счастливо отстояли. А дальше… Дальше произошло самое неприятное, что только могут учинить еретику: его канонизировали.
Кто-то сообразил поднять роман на щит как безусловный и беспрекословный пример для подражания. Ведь аккурат ко времени громогласно прозвучало торжественное обещание построить коммунизм при жизни «нынешнего поколения советских людей». И роман-утопия неожиданно оказался в струе, а его автор был объявлен прижизненным классиком.
Хотя на «больной вопрос» автор все же не ответил: а как будет совершаться переход от общества, во многом несовершенного, к утопии?
В чем причина этого странного умолчания?
Можно лишь строить версии. Мне кажется, Иван Антонович исходил прежде всего из того, что человечество заслужило счастливое будущее. Ведь писал он именно утопию, а не научно-фантастический, футурологический роман. Его книга — это некий «внекоординатный» философский итог эволюции человечества. Когда это произойдет и как удастся человечеству отряхнуть прах прошлых грехов, вопрос следующий; ставить его тогда, в конце 50-х, было не только преждевременно, но и небезопасно.
Что же касается современности, то над ее проблемами задумывался и писатель. Иначе не появился бы в 1970 году его последний фантастический роман-антиутопия «Час Быка». Анализ его уведет нас слишком далеко, но одно несомненно: подобное произведение, которое быстро раскусили те, против кого оно было направлено, могло быть написано только автором «Туманности Андромеды»!
Ефремов нашел в себе мужество критически отнестись к грезам тринадцатилетней давности. И, не отказавшись от своих идей и взглядов, также честно сообщить читателю о мучивших тревогах и сомнениях.
Сегодня у нас есть все основания подвергнуть оба произведения пристрастному анализу — поводов более чем достаточно. Но в истории литературы невозможно замолчать бесспорное писательское достижение Ивана Антоновича Ефремова, его поразительный «дуплет».
Ведь по сей день он остается автором самой значительной и масштабной утопии и в то же время — самой значительной и масштабной антиутопии в советской фантастике.
Долгие годы писатель сражался с болезнью: строгим режимом, концентрацией умственных усилий только на главном. Он не участвовал в суетных литературных перебранках, и дни жизни были расписаны у него по минутам. Каждую новую книгу создавал как последнюю — боялся не успеть.
4 октября 1972 года торжественно отмечалось 15-летие Космической эры. А на следующий день советская фантастика прощалась с человеком, который открыл — тогда же, 15 лет назад — вероятно, самую звездную из ее страниц.
Прощались с Ефремовым скромно, без помпы — у сильных мира сего уже накопилось глухое раздражение против «фантастической правды» его «Часа Быка» (на книгу к тому времени запрещено было ссылаться даже в официальном некрологе — будто и не существовало ее вовсе). А сразу после похорон разыгрался непристойный фарс, обстоятельства и, самое главное, причина которого теперь уже, видимо, так и останутся тайной: в квартиру покойного нагрянули с обыском сотрудники КГБ. Что искали, по чьему навету — вдове и друзьям писателя не сообщено, насколько мне известно, и по сей день.
После этого само имя вчерашнего классика получило в инстанциях статус «персоны нон грата»…
Что оставалось неизменным все эти трудные годы — до начала девяностых, — так это неувядавшая популярность «Туманности Андромеды». Хотя и с популярностью все обстояло загадочно и совсем не хрестоматийно.
В 60-е годы это была признанная классика советской научной фантастики, путеводный маяк, эталон и камертон для всякого вступавшего в фантастическую литературу. А затем началось нечто странное. В середине 70-х, когда был дан старт фронтальной «зачистки» отечественной фантастики и позже, когда по ней ударили пушки главного калибра, имя покойного Ефремова и его утопии не раз звучало в разгромных рецензиях-приговорах — адресованных, правда, не самому автору. Особенно усердствовали в наклеивании ярлыков типа «антиефремовская струя в советской фантастике» те, кто пришел в издательство «Молодая гвардия».
В той духовной обстановке, которая к середине 80-х создалась в издательстве (с частым поминанием всуе имени классика), его «Туманность Андромеды» хотя и переиздавалась огромными тиражами, но смотрелась, честно говоря, странно.
Ну ладно, Дар Ветер — наш, славянин, родная русская душа. Веда Конг — похоже, тоже из близких по крови ариев. Ну, а всякие там Рены Бозы, Эрги Нооры — они-то каких кровей? Уж не из проклятого ли безродного племени, не дававшего покоя новоявленным «славяно-ариям»… А один из «начальников» в ефремовской утопии — так тот вообще, прости Господи, черен, как квадрат Малевича! И вообще: что это за светлое будущее — без крови и почвы, границ и наций, лаптей и щец, родимых берез и церковных погостов?
Шутки шутками, но во времена медвежьего нашествия на «Молодую гвардию» доносы-приговоры на авторов посылались в соответствующие инстанции и за меньшее. Ефремова же печатали и прославляли, словно не замечая, что и его мир будущего все больше напрашивается на оргвыводы и кадровые решения.
И уж совсем невероятной была реакция на творчество писателя со стороны монолитной группы фанатов, которых тогда называли «ефремистами». Это были молодые и не очень люди, технари и гуманитарии, воспринявшие слова Учителя не как догму, а как руководство к действию. Они деловито начали создавать кружки по углубленному изучению его Книги и творческому претворению ее в жизнь.
В «Молодой гвардии» их сначала всячески привечали и ставили в пример другим фанатам, начитавшимся Стругацких и прочих. Но быстро спохватившись, постарались спровадить. К тому времени на самом верху уже были утверждены планы окончательного разгрома «не нашей» фантастики и ее подрывных центров — КЛФ. В этой ситуации организованные группы чудаков-идеалистов, всерьез и целенаправленно решивших строить светлое будущее по Ефремову — без национальной розни, ксенофобии, несвободы и единомыслия, — откровенно путались под ногами, дискредитируя своим присутствием план намеченной операции.
Мое собственное отношение к этой книге разительно менялось со временем, порой выделывая сложные кульбиты, но уважительное удивление не покидало никогда.
Ведь как ни относись к роману, без него не мыслима советская фантастика. Лучшие ее произведения, правда, родились как раз в спорах с утопией; и при всем колоссальном авторитете Ефремова никто из шедших следом тропы учителя не выбрал, предпочитая торить собственную. Однако значения ефремовского романа это никак не умаляет.
Гете как-то сказал: «Смелые мысли играют роль передовых шашек в игре; они гибнут, но обеспечивают победу». Книга Ефремова пробила стену. А действия тарана никогда, ни в какие времена не отличались изяществом; однако благодаря ему обычно успешно завершался приступ. Главное — проделать брешь в твердыне. В образовавшийся пролом хлынули боевые порядки молодой советской фантастики. Пошел отсчет ее времени.
Павел Лауданский
«ВНЕШНЯЯ РАЗВЕДКА» РОССИЙСКОЙ НФ
Наш журнал неоднократно рассказывал о зарубежной фантастике и ее авторах. А как представлена наша НФ за рубежом? Издают ли ее там и какие из российских фантастов пользуются наибольшим успехом? Ну вот хотя бы в странах бывшего содружества. Польский библиограф специально для «Если» подготовил обзор о российской НФ в Польше.
Первое мое знакомство с российской фантастикой состоялось в 1983 году. Мне только что исполнилось десять лет, и я прочитал второй в моей жизни — после «Астронавтов» — роман Станислава Лема («Эдем»), когда мой отец подсунул мне «Трудно быть богом» братьев Стругацких. Он сказал, что роман должен мне понравиться, но помещенную там же повесть «Второе нашествие марсиан» я могу понять не до конца. Он оказался прав: «Трудно быть богом» я проглотил за один присест, «Второе нашествие…» сумел оценить лишь несколько лет спустя.