Автор со знанием дела описывает административные строения бывшего Союза писателей СССР на бывшей улице Воровского, со смаком рассказывает, как через мало кому известный подвальный ход можно попасть в Центральный Дом писателей на бывшей улице Герцена, где, собственно, конгресс и происходит.
Несмотря на то, что детали Юровский выписывает тщательно, а речевые характеристики персонажей проработаны, сам герой является человеком без биографии. Мы знаем о нем очень мало — молодой журналист, озабоченный карьерой и заработком, семьи нет. Такая недоговоренность предполагает, что в какой-то момент, согласно канонам, либо обнаружатся его особые возможности, какой-то дар, делающий его суперменом, либо избранничество. Если бы Юровский был достаточно искушен в фантастике, то мог бы поиграть именно на этих моментах, то есть биография героя могла меняться, например, в зависимости от той или иной конспирологической теории, и ему пришлось бы долго и мучительно выяснять, кто же он «на самом деле».
Автор, впрочем, не следует канонам, и прошлое Анатолия Буренина так и остается для нас неизвестным. Анатолию все-таки удается проникнуть на истинный конгресс конспирологов. Это компания внешне вполне респектабельных людей. Но их выступления и диалоги слегка отдают театром абсурда. Две главы (а это почти сорок страниц) посвящены самой конспирологии. Герой никак не может подобраться к теме редакционного задания, пристает к участникам конгресса с глупыми вопросами насчет масонов. Наконец какая-то густобровая дивчина ласково объясняет ему, что идея масонского заговора всего лишь легенда, прикрытие зловещей миссии разумных серпентоидов, каковые намерены вернуть былое господство над людьми. Местами Юровский откровенно резвится. Весьма забавно читать описание доклада некоего высокоученого эксперта, который доказывает, что «Дон Кихот» Сервантеса есть продукт заговора суфиев с целью подорвать основы христианства. «Обратите внимание, — с этими словами докладчик провел красной точкой лазерной указки по смазанным ксерокопиям, небрежно прикнопленным к потертому линолеуму доски. — Практически на всех иллюстрациях этот притворяющийся безумным идальго атакует и пронзает кресты, замаскированные под мельницы».
На семинаре, посвященном демонологической основе геополитики проектов, Анатолий выясняет, что перед человечеством стоит задача выявления и разоблачения некоего «составного демона», разбросавшего во времена оны свои «органы» по, человеческим телам и теперь из века в век манипулирующего великими мира сего для окончательной «сборки».
Кстати, авторская манера время от времени разбавлять и без того вялое действие первой части своими «отступлениями» — тоже отрыжка мэйнстрима. А небрежность при «смене камеры» сильно сбивает темп восприятия. Как уже отмечалось кем-то из критиков, автор, в отличие от Лема, не может справиться с ритмом сюжета, и там, где у «краковского старца» одна реальность сменяет другую, становясь все более и более отталкивающей, у Юровского практически ничего не происходит, лишь одна безумная концепция чередуется с другой в нашей с вами унылой реальности.
Но вторая часть маленького романа (или большой повести) с лихвой компенсирует дефицит действия.
В тот момент, когда хождение героя по семинарам и выслушивание очередной версии приобретает характер навязчивого маразма и читатель готов отложить книгу, собственно «экшн» и начинается.
В буфете (надо заметить, что локусом смещения сюжетной линии в произведениях Юровского, как правило, являются буфеты, бары, рестораны, трактиры и прочие питейные и увеселительные заведения) журналист встречает замшелого дедка, который после двух рюмок коньяка расслабленно сообщает герою, что существует некий заговор, направленный лично против него. «Ну, еще бы! — Буренин выдавил сочувственную улыбку, с трудом загоняя обратно подступившую к кадыку муть. — Кто же вас, уважаемый, достает? Может, инопланетяне? — Он насвистел, практически не фальшивя, пару тактов из «Секретных материалов». И тут объявляются дюжие молодцы в строгих костюмах, хватают собеседника Анатолия за локотки и быстро выносят из буфета. Это событие, естественно, толкает Буренина на опрометчивые поступки, благо изъятый из буфета старичок оставил на соседнем стуле папочку с бумагами. Прихватив ее, Анатолий удаляется подземным ходом обратно, — туда, где идет липовый конгресс.
Под мерный рокот докладчика он просматривает бумаги. Надежды на то, что оттуда вылезут концы спецслужб или кремлевских интриг, не оправдываются. В бумагах всего лишь сводки и справки от каких-то агротехнических фирм и лабораторий по выращиванию картофеля, статистика потребления чипсов и прочая ерунда. Решив, что нарвался на очередного психа, Буренин собирается покинуть конгресс, но… рядом с раздевалкой находит труп дедка с буфетной вилкой в затылке. Крики, вопли, все ищут главного подозреваемого, то есть Анатолия. Начинается охота за героем по коридорам и переходам ЦДЛ. Буренин долго не может выбраться из здания, он прячется по туалетам, бегает от мрачных носатых личностей, похожих на кавказцев, и, спрыгнув из окна второго этажа на газон, все же скрывается от преследователей.
Звонок в редакцию ввергает его в панику. Оказывается, туда уже приходили, обыскивали его рабочее место. Дома, естественно, ждет засада… Анатолий слабо удивляется тому, как оперативно, практически сразу, органы взялись за него, но ему не до размышлений, потому что начинается чистый боевик с беготней, пальбой, прыгами и скоками по спальным районам Москвы, паркам и вокзалам, дорогим кабакам и лежбищам бомжей…
Хотя вторая часть произведения читается не в пример легче первой, но при этом, к сожалению, пропадает атмосфера жутковатой недоговоренности, ожидания неясных, а потому страшных событий — взамен мы имеем традиционный набор ходов.
Буренин прячется у своей невесты. Поскольку о ней раньше ничего не говорилось, можно предположить, что автор ввел ее в действие исключительно для того, чтобы герой мог выговориться.
На нескольких страницах развивается в общем-то нехитрая мысль о том, что игры в заговор рано или поздно порождают заговор реальный, а мнимые страхи, накапливаясь, могут сконцентрироваться настолько, что изменят реальность далеко не в лучшую сторону. Намек на то, что конспирологи, в отличие от лемовских футурологов, не ищут подлинной реальности, а, наоборот, искажают ее, дан настолько тонко, что остается практически незаметным. Справедливости ради надо отметить: здесь автор скорее находится под влиянием Филипа Дика, нежели польского фантаста.
Не раз и не два Анатолий повторяет, что он не герой, что ему нет дела до всей мутотени, в которую он случайно оказался замешан, и что он вернул бы папку, если бы не выбросил ее в мусорный бак.
Невеста предает героя, и он попадает в лапы злодеев. Анатолия то держат в «обезьяннике» вместе с бомжами и алкашами, то прячут по каким-то квартирам, где живут вьетнамцы, его никто не допрашивает и даже не интересуется, где папка с бумагами. Похищенный журналист хочет договориться со своими пленителями, он готов к сотрудничеству, но в диалог с ним не вступают, поскольку судьба его уже решена.
Заговор, как выясняется, действительно имел место. Оказалось, что ацтекские жрецы в течение ряда веков готовятся к страшной мести европейской цивилизации за все обиды, унижения и муки. Картофель — дар американского континента Европе — составная часть этого заговора. С помощью этого подозрительного корнеплода они давно отравляют невинные организмы европейцев (а заодно — азиатов и африканцев) соланином и чаконином. А к чему приведет многовековое воздействие гликоалкалоидами? Убитый старичок-конспиролог как раз присматривался к картофелю и к другим паслёновым на предмет наличия мутагенов. Судя по невнятным намекам, ацтекские жрецы, возможно, сами того не зная, работают на долговременную программу якобы исчезнувших тольтеков. Юровский явно стремился выйти на юмористический или даже фарсовый финал, местами проскальзывают шуточки типа «партизанский отряд имени Монтесумы», но логика повествования сыграла с ним странную шутку. Возможно, что на каком-то этапе автор сам поверил в некие надмировые управляющие структуры. В конце концов лестно ведь в трагедиях личных и общественных видеть игру сил, космических или демонических, а не человеческую глупость, пошлость и головотяпство.