— Мы окажемся в ловушке.
— Вот именно! Быстрее!
Китобой собрался что-то возразить, но стена тел, не пропускавшая его вперед, вдруг превратилась в огромную волну, которая наступала, грозя поглотить человека. Ощущение, будто атакуют существа, вырезанные из бумаги, не проходило, но упрямое стремление остановить непрошеных гостей вызывало уважение. Китобой выругался, схватил за руку Корт, и Советница вытащила его из гущи тел. Они двинулись назад к Изолятору. Катарканцы, заставившие врага отступить, последовали за ними, будто пастухи, загоняющие овец в загон. Китобой и Корт легко оторвались от туземцев.
Китобой, который по-прежнему прикрывал глаз рукой, сердито ворчал:
— Кажется, ублюдок лишил меня глаза.
— Это легко исправить. — Даже при полной потере глаза клиника при посольстве могла вырастить новый за неделю.
— Болит зверски, — пожаловался Китобой. Он повис на руке Корт и с трудом передвигал ноги.
Они приблизились к боковому туннелю, в котором находился Изолятор. Преследователи отстали, оставив их в покое до тех пор, пока они не предприняли новой попытки прорваться наверх.
Не доходя до Изолятора, Корт и Китобой, тяжело дыша, опустились на пол.
— Это я такой везучий, — с трудом прошептал Китобой. — Тут побывало… множество… дипломатов. И никого из них… никого не заметили. А мне… посчастливилось войти с ними в контакт.
Корт подняла голову и посмотрела на порог, где несколько дюжин больных катарканцев пытались пробраться в помещение, слишком маленькое, чтобы вместить всех. Их тела в свете фонариков блестели от крови, они слепо наносили друг другу увечья, сражаясь в бессмысленной войне, в которой невозможно победить. Земля у них под ногами пропиталась кровью, и, глядя на нее, Корт заставила себя вспомнить другое море пролитой крови, другую бессмысленную войну я невинные жертвы. Она сделала это совершенно сознательно, гнев придал ей сил.
— Вы вызвали спасательную команду?
Китобой показал на микрофон, укрепленный у горла.
— Вызываю. — Через две минуты он сообщил: — Они прибудут через три часа. Может быть, помощь подоспеет быстрее, если наш сигнал перехватит какой-нибудь отряд из другого посольства, ведущий исследовательские работы в полевых условиях. Но стоит этим ребятам снова на нас напасть…
— Этого не будет, — сказала Андреа. — Скажите спасателям, чтобы они взяли для нас изоляционные комбинезоны, и мы сможем спокойно выбраться.
Китобой замер и несколько минут изучал спутницу здоровым глазом. Взгляд был холодным, оценивающим, в нем сменилась целая гамма чувств — от жалости до отвращения. Так обычно смотрят на человека, когда становится ясно, что он представитель древнего рода хищников, который должен был исчезнуть с лица земли задолго до того, как первобытные люди вырезали первые дубинки.
Корт спокойно приняла его взгляд; ей уже приходилось иметь дело с подобной реакцией. В первый раз она увидела точно такое же выражение в глазах спасателей, когда ей было восемь лет.
В голосе Китобоя прозвучала обида, словно она его предала.
— Вы знали, что так будет, верно? Вы ожидали подобного?
— Чего-то похожего, да.
— И ничего мне не сказали!
— Я не была уверена, — ответила Андреа. — Нужно было проверить.
Китобой поморщился — скорее, от отвращения, чем от боли. Но сообщение передал.
Корт снова опустилась на пол и прислонилась спиной к стене туннеля. Молчание прерывал лишь шум борьбы катарканцев, которые стремились умереть в карантине.
Глава 14
Катарканцы больше их не беспокоили. До тех пор, пока люди оставались на определенном расстоянии от Изолятора, их не трогали, позволив погрузиться в собственные мучительные мысли.
Китобой молчал, но, сделав обезболивающий укол, подал голос. Лекарство его не отключило, не лишило способности мыслить здраво, но развязало язык и придало отстраненный вид, словно Роман прибыл из далекой страны. Он сообщил о своем родном мире по имени Грив, где почти все пространство занимает океан, испещренный маленькими островками. А еще об огромных существах, живущих в море. Они порой заплывали на мелководье и становились для местных жителей источником пищи, которую не нужно синтезировать, выращивать или импортировать из других мест. Так Китобой получил свое имя.
Эти существа, напоминающие китов, не были разумными. Даже отдаленно. Им не грозила опасность исчезновения. Ни в коей мере. Убивать их не считалось преступлением. Они представляли собой куски живого мяса. И все. Жители его родного мира не совершали ничего противозаконного. Грив был чудесным местом — самым настоящим райским уголком.
А потом появилась новая информация. И ученые пришли к выводу, что эти существа обладают начальным интеллектом.
— Я не знал, — бормотал Китобой. — Мы не знали.
Китобой поступил на службу в Дипломатический корпус, чтобы покинуть планету. Свой дом. Он не мог там жить.
А Корт слышала дикие крики людей и бокаи, рвущих друг друга на части в другом месте и в другой жизни.
Китобой ошибся, думая, что она все помнит. Она помнила только свою испепеляющую ненависть — и больше ничего. Ей исполнилось восемь лет, она являлась живым воплощением союза представителей двух народов, играла с детьми бокаи, сидела за столом во время праздников и радовала своих родных — людей — знанием песен бокаи. Ей даже дали имя бокаи, имя, которое она научилась правильно произносить. Она любила бокаи так же сильно, как и свою семью, и они тоже ее любили.
Но в один день, ничем не отличающийся от остальных, два народа обратились друг против друга — и началась война, убийства, зверства, насилие, горели дома, умирали живые существа. Ее отцу проломил голову какой-то фермер бокаи. Мать разорвали на куски руки бокаи, вдруг превратившиеся в крючья. Андреа была слишком мала, чтобы принимать в происходящем участие, и слишком боялась, что ее убьют чудовища. Она спряталась в темном углу.
Ее второй отец — бокаи — отполз в сторону от неистово дерущихся врагов. Он был беспомощен, весь в крови, жалобно стонал. И тогда она выбралась из своего угла, посмотрела на того, кто называл ее дочерью, и поняла, что ненавидит его, что мечтает только об одном: уничтожить, стереть с лица земли, очистить Вселенную от самой идеи его существования. В последние минуты своей жизни он умолял ее о пощаде. Может быть, безумие, охватившее их народы, начало его покидать, но она-то от него не излечилась.
После того дня она поняла, что больше не хочет иметь семьи. Никогда. Ей не нужен мир. Никакой. Она не хотела заводить друзей. Никаких. Она больше не верила мыслящим существам. Никаким.
Она хотела только одного — сражаться с чудовищами.
Это стало для нее единственной возможностью справиться с тем, что она из их числа.
И забыть, как она вонзила нож в лицо своего отца бокаи.
Корт закрыла глаза, прижала руки к ушам и ушла в тайное место, где не существовало ни времени, ни крови. Она очнулась лишь тогда, когда кто-то схватил ее и сильно встряхнул. На одно короткое мгновение сердце сжалось у нее в груди: Андреа решила, что какой-то катарканец наконец узнал о ее присутствии и жаждет расплаты за преступления Сэндберга. Или из далекого прошлого явился бокаи и собирается потребовать у нее ответа за убийство, совершенное много лет назад. Но, открыв глаза, она увидела тчи, которого никогда не встречала прежде — молодой, невысокий, с серыми удивленными глазами.
— Вы ранены, Советница?
Она заглянула ему за спину и увидела, как маленькая женщина занимается Китобоем, а мрачный рииргаанец с открытым ртом смотрит на буйствующих катарканцев, пытающихся пробраться в Изолятор. Между ними висел плоский экран ИИ: на нем застыли знаки — изумление и отвращение одновременно.
— Вы ранены? — повторил свой вопрос тчи. Она почувствовала, как у нее дрогнули губы.
— Нет… сейчас нет.
Тчи помог ей встать, и она спросила:
— А Китобой?
— У него не в порядке глаз. Он страдает от боли, но все обойдется, возможно, даже не потребуется делать замену. Он потрясен и испуган, но не более того.