Межвидовый Совет в соответствии с законами человеческого сообщества приговорил Эмиля Сэндберга к пожизненному заключению, каковой приговор может быть изменен в будущем представителями катарканских властей. Впрочем, никто на это не рассчитывал, имея в виду тот факт, что связаться с катарканскими властями и поставить их в известность о данном дополнении не представлялось возможным. Было решено отправить Эмиля Сэндберга на Новый Пилтотус, где содержались преступники, осужденные за зверства на Хоссти и Влхане.
Попытка Советника Раига обвинить Андреа Корт в том, что она угрожала ему физической расправой, была встречена без всякого интереса. Более того, в представительство хомо сапсов из других посольств пришло несколько посланий в поддержку Андреа Корт. Однако Раиг заявил о своем намерении направить жалобу в вышестоящие инстанции. Корт, возможно, получит незначительное дисциплинарное взыскание, на которое она, разумеется, не обратит никакого внимания. Ее и раньше считали «сложным человеком». Все это не имело никакого значения, поскольку она всегда прекрасно справлялась со своими заданиями.
Посол Лоури долго и витиевато хвалил ее за блестящее решение проблемы; его примеру последовали Мекил Ном, представитель бер-штиэни, рииргаанец господин Мукх'тсав и Хаат Вейл из посольства Тчи. Она спокойно выслушала все комплименты, прекрасно понимая, что они на самом деле ничего не значат. В конце концов, политику придумали мыслящие существа.
Корт получила сообщение о новом преступлении, совершенном на другой планете — служащий посольства сказочно разбогател, продавая своим коллегам галлюциногены, предназначенные для высшего духовенства туземцев. Те были готовы решить проблему, объявив провинившегося идиота членом касты, однако землянин отказался, не желая подвергаться обязательной операции по изменению пола. Дело несложное: никакого насилия, да и аборигены способны выступить в защиту собственных интересов.
Все считали, что ее миссия на Катаркусе завершена.
Все, кроме самой Андреа Корт.
Когда в посольстве устроили вечеринку — которую ни в коем случае нельзя было назвать празднованием победы, чтобы не обидеть другие представительства, хотя именно таковой она и являлась, — Андреа категорически отказалась принять в ней участие. Она никогда не посещала подобных мероприятий, но на сей раз, кроме принципа, имелась и еще одна весьма уважительная причина. Андреа стояла за стенами посольства, издалека доносились звуки музыки, дул легкий ветерок, но она дрожала, несмотря на то, что ночь выдалась на удивление теплой. Время от времени она смотрела в пустое пространство перед собой и едва слышно задавала ему вопросы.
Неожиданно перед ней появился Китобой, который по случаю праздника надел парадный костюм. В руках он держал бокал с вином.
— Я решил, что больше не стоит на вас сердиться, — сказал он. Она не взяла бокала из его рук.
— Ваше дело.
— Вы не знали, что катарканцы отреагируют так яростно. Вы ожидали чего-то, но… не такого.
— Как скажете, — проговорила она.
Китобой подождал, надеясь, что она объяснится, а потом произнес чуть ли не с отчаянием:
— Могли бы хоть сделать вид, что вам не все равно.
— Мне не все равно, — сказала она. — Я же не робот.
— Но очень стараетесь походить на робота.
— Может быть, ничего другого мне не осталось.
Не желая того, она произнесла фразу с горечью. Китобой вздохнул, поставил бокал и сказал:
— А может быть, все это самое настоящее дерьмо. Может быть, у всех нас в прошлом есть грязь — пострашнее вашей. Может быть, кто-то из нас всеми силами старается о ней забыть, а кто-то держится так, словно получил наследство, которое необходимо сохранить. Может быть, дело не в боли, а в том, насколько мы заслужили одиночество.
— Может быть, — сказала она и посмотрела ему в глаза. — А может быть, мне не дано познать одиночество. Может быть, меня постоянно окружают тени. Даже сейчас.
— Я вас не понимаю, Советница, — нахмурившись, сказал он.
Она вдруг почувствовала страшную усталость. Китобой действительно считал, что проблема решена. Но если такой умный человек, посвятивший всю свою жизнь общению с иными расами, провел столько времени с катарканцами и не увидел всей сложности ситуации, разве есть у нее шанс заставить задуматься остальных? Не лучше ли просто сдаться…
К сожалению, Андреа Корт никогда не сдавалась.
Она взяла бокал с вином и осушила его одним глотком.
Вы хороший человек, Китобой. Надеюсь, вы найдете способ жить наедине с прошлым, прежде чем ваше сердце не выдержит.
— Спасибо, — ответил он. — А вы хорошая женщина, Советница Корт. Надеюсь, вы найдете способ в это поверить, прежде чем станет слишком поздно.
Она хотела ему возразить, но лишь молча кивнула и вернулась в свою комнату.
Глава 19
Рано утром на следующий день она договорилась о том, что ее допустят к Эмилю Сэндбергу. Войдя к нему, она сразу поняла: чудовище провело тяжелую ночь — как и она сама. Высокомерие и сарказм исчезли, их место заняло отчаяние. Из опасений, что заключенный что-нибудь с собой сделает или нападет на кого-нибудь из редких посетителей, тюремщики зафиксировали его локальным блоком нервной системы. Он не был полностью парализован, как во время судебного процесса, но каждое движение давалось ему с трудом, словно воздух вокруг превратился в густое желе. Сэндберг тем не менее дрожал от ужаса. Перед ней предстал самый обычный, непримечательный человек, каким его характеризовали коллеги по посольству, существо без ярко выраженных личностных особенностей. Никто. Пустота. Скандально прославившаяся, но все равно пустота.
Корт постаралась подавить в себе сочувствие. Она взяла табуретку, которую кто-то оставил в камере, нарушив свою многолетнюю привычку не садиться в присутствии других людей.
— Привет, Эмиль.
— Привет, красавица. — Он попытался улыбнуться, напустить на себя подобие прежней лихости. Сэндберг походил на человека, старающегося вспомнить словарь, которым он владел короткое время. — Торжествуешь?
— Нет, — ответила Корт.
— Конечно, тебе это не свойственно. Ты никогда не смеешься. И не плачешь. Психологическая травма, перенесенная в детстве? Ты получила такое же огромное удовольствие от убийства, как и я?
Андреа хотела бы ответить ему так же сурово, как и во время их первой встречи, но поняла, что это бессмысленно; он уже потерпел поражение и бравадой прикрывал свой ужас. Она достала из кармана маленькое сферическое устройство, показала его Сэндбергу, а потом положила на выдвижной столик. Нажав на небольшое углубление сбоку, она сказала:
— Я отключила мониторы. Никто ничего не увидит и не услышит.
— Вы очень рискуете, — сказал он, облизнув губы. — А если я решу вас прикончить?
Бессмысленная угроза, произнесенная лишь потому, что он думал, будто от него этого ждут. Он ничего не мог — ведь его реакции контролировал блок. Но Корт сделала вид, что отнеслась к его словам серьезно.
— А вы попробуйте, Эмиль. Но должна вам напомнить: вы не единственное чудовище в этой комнате.
Он устало кивнул.
— И чего же вы хотите?
— Поговорить о ваших преступлениях. В последний раз.
— Может быть, лучше поговорим о ваших, — устало предложил узник.
— Хорошо, — ответила Корт. — На самом деле мне совсем не хочется беседовать, Эмиль. С вами скучно. Я только собиралась сказать, что раскрыла вашу тайну. И знаю, что произошло на самом деле.
— Вот здорово!
— Мне не сразу это удалось. Ваши коллеги, люди и инопланетяне, изо всех сил старались изобразить вас как садиста и убийцу.
— А я и есть садист и убийца!
— Вам очень нравится таковым казаться. Вы отлично сыграли свою роль, Эмиль. Наверное, здорово кем-то стать. Путь даже и чудовищем.
— Заткнитесь!
— Вы ни разу не сказали этого вслух, но сделали все, чтобы я поверила, будто вы и раньше совершали убийства. Вы старательно изображали закоренелого преступника. В конце концов, убийство настолько грязное дело, что только истинный энтузиаст превратит его в привычку. Садизм — отличное объяснение, а ваше поведение лишь подтверждало эту версию. Только вот беда, — она поколебалась несколько мгновений, а затем продолжила: — Садизм не имеет никакого отношения к тому, что здесь произошло. Не могло иметь. Ведь катарканцы не чувствуют боли. Они не знают, что такое страх.