И все равно ошибка на удивление дурацкая… Почему никто не проверил биометрические данные, или ДНК, или хотя бы не заглянул ей под куртку? Неужели угроза королевского гнева так подействовала на полицейских, что они забыли о рутинных процедурах? Эта мысль была крайне неприятной. Просто мороз по коже! Сразу вспоминается, что Древние Модерны казнили все королевские семьи того времени за сугубый произвол, оставив жизнь лишь парочке подростков… Принцессе Тонги и безрассудному Бруно из Испании, на которых была возложена ответственность за будущее.
Но тут по комнате словно пронесся ледяной ветерок. В дверях, справа от возвышения, появилась женская фигура. У королевы была такая же смуглая кожа и смоляные волосы, как у фрейлин, ее пурпурная накидка и опахало были расписаны белыми, мягко светящимися узорами в полинезийском стиле «тапа». По бокам королевы высились два дворцовых стража в роскошных корпусах из золота и платины, за ее спиной висели в воздухе камеры новостного канала, жужжащие и вспыхивающие, как светлячки. На голове королевы сверкала бриллиантовая диадема, а Скипетром Земли она пользовалась как тростью. Все это великолепие она носила столь же небрежно, как носят спортивный костюм или лагерную форму. Ни у кого другого в Королевстве Сол не могло быть такого знакомого, прелестного, открытого лица… Это лицо можно было прочесть, как раскрытую книгу.
Королева была в бешенстве.
Разумеется, она умела держать себя в руках, но это еще больше пугало. Конрад огромным усилием воли заставил себя не рухнуть на колени, когда взгляд королевы скользнул по его лицу. Теоретически рассуждая, она могла приказать отрубить ему голову и стереть все резервные копии… Возможно, этим и кончится?
Однако, легко взойдя на возвышение и удобно устроившись на плетеном позолоченном троне, Ее Величество Тамра-Таматра Латуи, королева Сола, больше не смотрела ни на кого, кроме Баскаля. Ее роботы, вооруженные неуклюжими алебардами на длинных ручках, немедленно встали по обе стороны от возвышения. Телевизионные камеры суетливо вплыли в зал, запечатлевая событие со всех возможных ракурсов. Интересно, появится ли сейчас на экране Конрад или это будет потом, в тщательно смонтированном ролике? Но может быть, это всего лишь архивные камеры дворца, и священные пленки хранятся в королевской библиотеке.
— Итак, — произнесла королева, — давайте послушаем.
Не было ни малейшего сомнения в том, к кому она обращается.
— Malo е letei, мама, — дружелюбно отозвался Баскаль. — Я скучал по тебе.
— Tali fiefia. И я по тебе, — кивнула она с очевидной искренностью. — Но ты вернулся слишком рано, сын мой. И снова попал в беду. И на этот раз вместе с друзьями.
— Да, мама.
Королева вскинула брови и раздраженно топнула ножкой. Наконец она снова заговорила, строго, сухо, истинно родительским тоном.
— Баскаль, не испытывай мое терпение, особенно сегодня! Ты знаешь, что я люблю тебя. Но, мне кажется, ты не понимаешь, что твое наказание должно стать уроком для других.
— Как раз наоборот, — возразил принц, — я на это рассчитываю, мама.
Он сказал это тем же дружелюбным тоном, но его подчеркнуто почтительная поза показалась Конраду хорошо рассчитанным вызовом и насмешкой над материнским авторитетом.
Тамра покачала головой и вздохнула.
— Думаешь, что ты очень умный, Бас? Но это ведь не шахматная партия, где достаточно рассчитывать на три или четыре хода вперед. Это скорее прилив, который приходит тогда, когда его приводит Луна, кто бы там что ни говорил и ни думал.
— Тогда я установлю на берегу ньюбл, — моментально ответил Баскаль.
Разумеется, это была метафора. Ньюблом называют миллиард тонн жидкого нейтрониума в алмазном орешке диаметром в два сантиметра. Эта штучка прошла бы сквозь пляжный песок, гранит и базальт столь же непринужденно, как пушечное ядро пробивает туалетную бумагу. Но на прилив она точно повлияла бы, что верно, то верно…
— Довольно! — холодно отрезала Тамра. — Здесь не место для дебатов. Ты покалечил почти сто человек и полностью уничтожил здание. Лишь по счастливой случайности никто не погиб, а иначе я бы отправила тебя в тюрьму.
— Я как раз и был в тюрьме! — злобно сказал Баскаль, уже не сдерживая своего гнева.
— Нет, — сказала королева, — пока еще не был. Ты был в летнем лагере.
— Неужели? Там зима, матушка.
— А в Каталонии лето, верно. Когда я была еще девочкой, большая часть мира жила в гораздо худших условиях, чем в твоем лагере, и никто не жаловался. Если ты не видишь разницы, тогда тебе, пожалуй, стоит провести немного времени в одном из трудовых учреждений нашей пенитенциарной системы.
— Ну и прекрасно, — огрызнулся Баскаль. — Среди моих учителей еще не было ни одного преступника. Какой пробел в образовании принца!
Королева с силой ударила по всекаменным изразцовым плиткам, которыми было выложено тронное возвышение, торцом металлического Скипетра Земли. Раздался такой тяжелый гул, словно захлопнулась массивная металлическая дверь.
— Черт бы тебя побрал! Неужели тебе так необходимо сражаться с нами на всех фронтах? На каждом шагу? Неужели ты ненавидишь нас только за то, что мы твои родители? Что мы старше? Что мы — Первая Семья Королевства?.. Ладно, ты высказался, а я тебя выслушала. Но ты сам прекрасно знаешь, что такие выходки только отвращают народ от тебя и твоих принципов. Мне не хватает твоей поэзии, Бас… Наверное, именно поэтому ты перестал писать стихи?
— Здешнее лето всегда вдохновляло меня, матушка, — ухмыльнулся Баскаль. — Но вдруг ты решила сослать меня в Херону. Пасти овец. Потом я собирал кокосы в Ниуафоо. Потом были персики и лук во Внешней системе. И ты еще спрашиваешь, почему я разозлился?
— Ты злился еще до своего отъезда, — покачала головой королева.
— Так стремиться к независимости и так опасаться ее принять.
— Независимость? — мрачно переспросил Баскаль. — В Лагере Дружбы? Да ты шутишь! Мятеж отвращает от меня взрослых, мама. Дети все понимают.
Королева встала в шорохе тонкой ткани, резко вскинула руку… но уронила ее и отвернулась.
— Вижу, прошло то время, когда мы с тобой могли разговаривать. Будь по-твоему. Иди своим путем.
Она спустилась вниз с другой стороны возвышения, быстро направилась к арочному проходу и исчезла за всекаменной стеной, имитирующей алебастр. Конраду послышался легкий стук, скрип открываемой двери, а затем приглушенные голоса. Это живо напомнило ему о тех случаях, когда его собственные родители запирались в спальне, чтобы поговорить без помех.
Очень странно и почему-то утешительно было видеть Королеву Всего Сущего, которая ведет себя, как обычная встревоженная мать. Конрад украдкой взглянул на Баскаля: на лице принца было написано злобно-самодовольное выражение. Еще бы! Не всякий может взять верх над самой важной в Королевстве персоной. Потом он бросил взгляд на Эксмари, которая явно старалась сделаться невидимкой, насколько ей позволяли это нестандартные одежда и внешность.
Дворцовые стражи исчезли вместе с королевой, одна из фрейлин тоже удалилась, оставив вторую присматривать за мальчиками. Та как раз отвернулась, и Конрад решил рискнуть. Он обернулся и быстро прошептал, обращаясь к Эксмари:
— Что ты здесь делаешь?
— Тихо, — прошипела она, не глядя на него.
— Но…
— Тихо! — Однако, встретившись с ним глазами, смягчилась и прошептала: — Настало время потрясать основы, понятно? Я здесь, потому что кое-кого недостает. А теперь помалкивай!
До Конрада наконец дошло.
Значит, Эксмари считала, что Фэк отправился на задание? Он представил себе изнеженного Фэка в роли бравого конфидента принца, втихаря раздувающего огонь революции в неприглядных трущобах Денвера, и едва удержался от хохота. Но не мог сдержать ухмылки, и чем больше он старался согнать ее с лица, тем забавней казалась ему ситуация. Господи, если Фэка не схватили, то он наверняка уже сдался на милость родителей! Конрада так распирало, что он уже решил поделиться с Питером Кольбом, который стоял между ним и принцем. Но тут тонгийская фрейлина снова повернулась к ним и поманила всех пальцем: