Выбрать главу

— Война — дерьмо, — надменно сказал Виктор. — Это они работают ради войны, — он показал пальцем в пол, очевидно, в направлении воображаемой Земли, — а я — ради жизни, ради здоровья людей. Здоровья физического и душевного. В новом мире война не будет иметь ни малейшего смысла.

— Новый мир? Что ты имеешь в виду?

— Другая планета. Другие люди. Чистые душой и здоровые телом. Ты будешь первой из новых, милая девочка. Можешь считать себя Евой.

— Подожди, подожди… — Лина прижала пальцы к вискам. — Ты что, хочешь сказать, что есть планеты, на которых можно жить? Ты сам говорил, что жизнь есть только на Стансе…

— Открыто уже более двух сотен планет. Как минимум, три из них пригодны для создания биосферы. Одна — Мирта — очень похожа на Землю. Там много чистой, качественной воды. Мирта стерильна, благодатные споры жизни не осеменили ее, но стоит лишь засеять… Земля покажется загаженной помойкой, по сравнению с этим новоявленным раем.

— Почему Мирту не пытаются колонизировать?

Виктор засмеялся. Лина с удивлением обнаружила, что за полгода знакомства с Виктором впервые слышит его смех — сухой, похожий на кашель, без малейшего оттенка радости.

— Кому это нужно? — сказал Виктор. — Эпоха романтики прошла давным-давно, большие космические корабли не запускает никто, кроме русских, хотя стоит это с каждым годом все дешевле. Скиперы прыгают куда угодно, но что они могут перевезти? Они слишком малы для колонизации. Люди в Штатах и Европе зажрались, Лина. Они благоденствуют, но при этом не забывают считать деньги. Колонизация никогда не окупит себя, даже на сотую долю процента. На такое, в принципе, способны русские и китайцы, но… их это тоже не интересует.

— Почему? Почему бы им не колонизировать ту же Мирту?

— На Мирте — хорошая азотная атмосфера, но мало кислорода. На Земле двадцать один процент кислорода, на Мирте лишь пять процентов. Обычные люди смогут жить там только в герметичных помещениях, передвигаться по планете только в скафандрах. Даже при самом быстром варианте создания биосферы насыщение воздуха достаточным для дыхания количеством кислорода займет несколько тысяч лет. Какую выгоду может принести такая колонизация? Возить с Мирты на Землю минеральные ископаемые нерентабельно, просто бессмысленно…

— Я поняла… — тихо произнесла Лина. — Ты создашь здесь, на астероиде, колонию из переделанных людей. Главным их качеством будет то, что они смогут дышать в атмосфере, бедной кислородом. Потом перевезешь их на Мирту. И там мы, переделанные, начнем с нуля. Наше согласие тебя, само собой, не волнует…

— Человечество всегда стремилось к экспансии. Люди шли по суше и обживали новые территории. А когда суша кончалась, садились в лодки и корабли, чтобы открыть новые земли и жить там. Это естественный порядок вещей, Лина. Теперь процесс прерван. Человечество готово заселить новые планеты, но никто не шевельнет и пальцем, чтобы начать это. Я — первый, кто зашевелился. Я всего лишь хочу восстановить естественный порядок, Лина.

— Почему ты делаешь это в такой странной, извращенной форме? Почему не объявишь о своих намерениях открыто? Я уверена, у тебя найдутся тысячи добровольных последователей.

— Открытость убьет дело сразу же, — твердо сказал Виктор. — Не буду приводить аргументов в доказательство моей правоты. Скажу коротко — стоит лишь заикнуться о подобном, и меня не будет. Меня устранят через несколько часов, за какими бы надежными дверями я ни прятался. Человечество зашло в тупик. И его устраивает этот тупик, сладкое, комфортное вырождение. Те, кто правит миром, сделают все, чтобы сохранить статус-кво. А я — революционер. Революционеры всегда вынуждены начинать работу в условиях конспирации.

— Каким образом ты сможешь организовать в тайне такое мероприятие, как переправку целой колонии на другую планету?

— Здесь нет ничего сложного, — заявил Виктор. — Когда придет время, решим и эту проблему. Это всего лишь технический вопрос. Не забивай голову лишним.

— Нет, на самом деле, как?

— Ого, ты уже заинтересовалась! — Виктор расцвел улыбкой. — Это хорошо, девочка. Хорошо. С каждым днем в твоей жизни теперь будет все больше интересного. Такого, по сравнению с чем прежняя жизнь покажется всего лишь пресным, скучным суррогатом существования…

День двенадцатый

Лина задыхалась. Обескислороженный воздух, поступающий в инкубатор с тихим шипением, казался ей вязким и вонючим. Белые мошки хаотично метались в глазах, прозрачные стены инкубатора становились матовыми и оплывали, пол качался, как корабельная палуба в шторм, навевая тошноту. Уроды, уроды… Они убьют ее без малейшей жалости, с любопытством студентов-первокурсников, препарирующих лягушку… Лина попыталась поднять руку, дотянуться до датчиков, присосавшихся к груди. Бесполезно. Привязали ее надежно, и сил уже нет совсем…

Лина, судорожно хватая воздух сухими губами, попыталась произнести хоть слово проклятия. Не получилось и это.

— Хозяин, — тревожно произнес Тутмес, — пульс сто восемьдесят. Экстрасистолы идут уже через раз. На сегодня достаточно. Пожалуйста, Хозяин! Ее сердце не выдержит…

— Заткнись, — холодно бросил Виктор. — Я же тебе сказал: сердце — ерунда. Сердце всегда запустим. Главное — эритроциты. Давай анализ активности мембран. Быстрее!

Тутмес застучал дрожащими пальцами по клавиатуре. Выглядел он отвратительно — серо-бурый африканец, покрытый крупными каплями пота.

Тутмес очень переживает. Влюбился в девочку? Да, и это естественно, попробуй в такую не влюбиться. Может ли это помешать делу? Уже мешает, вон как руки трясутся. Чертов серв. Ну что тут поделаешь, что?

Вытравить бы атавизмы из людей. Убить все лишние эмоции. Увы, не получится. Эмоции, вероятно, трансформируются, станут несколько иными, трудно спрогнозировать, какими именно, дай Бог, чтобы не более сопливыми, чем ныне. Физически сильные люди часто склонны к сентиментальности. Ладно, все это в будущем. Займемся настоящим.

— Сколько? — спросил Виктор.

— Сто восемьдесят, Хозяин. Невероятно… Наверное, здесь ошибка… Она потеряла сознание, начались судороги. Мы убиваем ее…

— Отлично! — Виктор удовлетворенно щелкнул языком. — Неплохая адаптация! Сто восемьдесят — это, конечно, мало, нужно хотя бы двести пятьдесят. Давай новый анализ. Делай анализ каждые тридцать секунд!

— Двести двадцать…

— Не ври, — усмехнулся Виктор, глянув на монитор, — почти двести тридцать.

— Но она же в коме! Что толку от этих цифр?

— Она не в коме. Она только потеряла сознание… может, и к лучшему. Она дышит, понял, дурень? Ты бы давно уже там окочурился, а она дышит.

— Но мозг… Что с ее мозгом?

— Скоро узнаем. Смотри, Тутмес, уже двести восемьдесят! Невероятно! — Виктор стукнул кулаком по коленке.

Не просто цифры. Сто процентов — норма. Нормальное насыщение эритроцитов кислородом. Теперь уже — под триста процентов. Красные клетки Лины вобрали в себя в три раза больше живительного элемента, чем им было положено природой. Шанс. У девочки появился шанс. У ее тела. Тело, вероятно, выживет. Дай Бог, чтоб не вышибло мозги… Впрочем, для первого эксперимента это вторично.

— Триста шестьдесят процентов, Хозяин!

Лина открыла глаза.

— Хозяин, пульс падает. Всего сто двадцать. Боже, Боже…

— Лина, ты слышишь меня? — сказал Виктор, наклонившись к микрофону. — Как дела, малыш?

— Скотина… — слабый шепот, усиленный аппаратурой. — Какая же ты скотина, Вик…

— Так-то вот, — Виктор повернулся к Тутмесу. — Как видишь, мозги на месте. Ругается. Зря ты потел, дружок.

— Тутмес, Тутмес… — хриплое, страшное клокотание в динамиках.

— Заберите меня отсюда. Скажи Вику… Здесь нечем дышать…

— Не ври, — сказал Виктор. — Тебе — есть чем. Пять с половиной процентов кислорода. Как на Мирте. Ты научилась дышать таким воздухом. Я не сомневался, что научишься.