— Доставь мне удовольствие, подтверди мою догадку, высокородная: ты ведь не из числа воителей Единого Управления Пространства?
Ресту-Влайя ответила охотно, почти дружелюбно. Великая сила — вежливость.
— Нет. Я из войска моего двоюродного брата.
У тойлангов любая дружина — «войско», даже когда в ней бойцов ты, да я, да мы с тобой.
— Где же другие воины твоего двоюродного брата?
— Мы с ними свидимся. Со временем.
— Ты родилась на этой планете?
— Нет, на Эрруаке. Мне здесь не нравится — говорят, очень холодно зимой. К счастью, зиму я уже не застану. Буду дома.
«Или в могиле… — подумал я. — Кстати, ведь ее можно сперва запугать, а потом попытаться сагитировать…»
Разумеется, даже в плену я оставался полковником Бюро-9.
— Большая часть околозвездного пространства Кетрарий контролируется нашим флотом. Даже полный разгром десантного корпуса на Утесе не сможет решительным образом изменить ситуацию в вашу пользу. Не хочу тебя огорчать, но домой ты, скорее всего, не вернешься.
— Почему?
— Правда, не понимаешь? Наши корабли охотятся за всем, что движется. Ты и твои соплеменники просто не смогут выбраться с Утеса!
— А как я, по-твоему, здесь оказалась?
— Прилетела. Как еще?!
— Пернатые рыбы летают. Ресту-Влайя не летает.
Это была как бы шутка. А с другой стороны — как бы правда. Даже мне, свободно владеющему тойлангским языком эксперту, было нелегко следить за подтекстом и модальностью ее высказываний. Если бы я говорил с человеком, мне, скорее всего, хватило бы проницательности заподозрить в сказанном нечто большее, чем каламбур или иронической трюизм.
— Хорошо, Ресту-Влайя не летает. Но сейчас будет окончательно сломлено ваше сопротивление на планетах… — я произнес тойлангские названия для небесных тел, которые проходили в нашем оперативном планировании как Дол и Луг. — Мы перебросим сюда два, а если надо — четыре десантных корпуса! У тебя будет небогатый выбор: либо погибнуть, либо сдаться в плен землянам. Так почему бы тебе не сделать этого сразу? Если ты отведешь меня к людям, я гарантирую тебе не только жизнь, но и свободу. В разумных пределах, конечно. Мы содержим пленных тойлангов на планетах с подходящей для вас атмосферой, на специально отведенных островах.
Ресту-Влайя выслушала меня внимательно и не перебивая. Но ответила довольно своеобразно:
— Остров не годится. На острове я уже насиделась.
Я был сбит с толку:
— На каком еще острове?
Высокомерие и амбициозность соседствуют в тойлангах с подкупающим прямодушием. Не смущаясь тем, что мы едва знакомы и я принадлежу к их заклятым врагам, она рассказала мне о каллиграфии, офицерском патенте и крохотной выслуге в рядах своей дружины. И об испытаниях, через которые ей пришлось пройти, прежде чем перейти к соисканию офицерского патента.
— Вот видишь, — сказал я, когда она закончила, — война — не твое призвание. Ты мечтаешь о благородной карьере каллиграфа. А я мечтаю о том, чтобы снова оказаться среди своих друзей. Отпусти меня — и разойдемся каждый в свою сторону!
— Человек, ты стоишь многих благ, от которых я не намерена отказываться. Разговор закончен!
Когда заходила Кетрария А, всходила Кетрария В.
Когда заходила Кетрария В, всходила Кетрария А.
На Утесе бушевало мокрое полярное лето, которому предстояло смениться сухой полярной осенью только через две сотни стандартных суток. Лето здесь было по совместительству заодно и Днем. Чтобы День стал Вечером, требовалось следующее: утес, описывающий вокруг Кетрарии А уродливо сплющенный эллипс, должен пройти около трети своего годового пути, в то время как вторая звезда системы удалится в противоположном направлении настолько, чтобы ритм восходов-закатов хотя бы отдаленно начал напоминать те, к которым привыкли обитатели нормальных планет вроде Земли.
Небо было равномерно затянуто тучами. Если над невидимым горизонтом проползала Кетрария А, они светились неярким голубоватым светом — премерзким. После недолгих синих сумерек ее сменяла Кетрария В. Тучи розовели, где-то очень далеко ворковал гром. От ливней и сильных гроз судьба нас пока берегла.
Мы тащились через лес уже пятое время суток: голубое — синее — розовое — синее — голубое…
Я недоумевал.
У Ресту-Влайи не было транспортных средств. Она не выходила на связь со своей дружиной. По крайней мере, я ни разу не становился этому свидетелем. А дальнодействующей телепатии, как меня научили еще в школе, не бывает. И ведь действительно — не бывает.
«Куда она меня тащит? Какое боевое задание выполняет? И выполняет ли хоть какое-то?»
Ответов не было. Мысли ходили по кругу.
Офицерские часы вместе с отличной системой навигации были зачислены моей амазонкой в трофеи. Лишенный возможности видеть звезды и оба местных солнца, я даже приблизительно не мог определить направление нашего движения. Местная природа, как назло, тоже не давала подсказок. В опутанном сетью ручьев лесу все было распределено хаотически равномерно: озера и поляны, кочки и грибные россыпи, кусты, похожие на кораллы, и бесформенные груды валунов, которые воображение дорисовывало до благородных руин неведомой инопланетной цивилизации…
Весь Утес, казалось, вымер. По моим представлениям, не далее как в пятидесяти километрах от нас должно было идти жестокое сражение. При любом сценарии — обороне, отступлении или приеме подкреплений, переброшенных с Дола и Луга — в синее время суток мы должны были бы видеть зарницы на полгоризонта.
То ли я переоценивал прозрачность атмосферы, то ли ближайшие к нам полки были выбиты до последней бронеединицы, но ничто не намекало на активные боевые действия. Планета казалась мирной, более того — необитаемой.
После моей неосторожной агитации разговаривать со мной Ресту-Влайя не желала. Только время от времени подбадривала меня окриками.
«Поживее давай! Плетешься, как носач!»
«Хорошо тебе, — мысленно огрызался я. — Ты можешь дышать здешней кислой дрянью, тебе не нужно потеть и задыхаться в скафандре. Скажи еще спасибо, что имеешь дело с активантом. Обычного солдата уже пришлось бы либо пристрелить, либо тащить волоком».
Нелегко мне приходилось. У моего тяжелобронированного скафандра вышел из строя силовой привод левой ноги. Правый-то ботинок я подымал легко, точнее даже сказать, он сам подымался — спасибо встроенным в скафандр электромышцам. А вот левой ноге приходилось пошевеливаться за счет собственных ресурсов.
Я остановился и обернулся.
— Постой.
— Что такое? — Ресту-Влайя, которая следовала в нескольких шагах за моей спиной, вскинула лучевой пистолет.
— Надо отдохнуть.
— Я не устала.
— А я — устал. Я сейчас упаду. И не двинусь с места.
— Нет времени. Надо идти.
— Куда? Куда идти?!
— Увидишь. Будешь шагать или мне выстрелить?
Я открыл забрало шлема (на глаза сразу же навернулись слезы от токсичной атмофсеры).
Демонстративно сплюнул себе под ноги.
Опустил забрало.
Повернулся и пошел.
Минут через десять Ресту-Влайя сварливо осведомилась:
— Быстрее идти не можешь?
— Нет.
— Хорошо… Остановись.
Она подошла ко мне и принялась критически осматривать меня с ног до головы.
Я, пользуясь тем, что, в свою очередь, могу как следует разглядеть ее, в очередной раз попытался понять, куда она подевала мое кольцо-катализатор.
Только в нем я видел свое спасение. Тойланг сильнее человека в несколько раз. К тому же у тойлангов превосходная реакция. Только мощное оружие ближнего боя может уравнять шансы человека и тойланга, если им доведется сойтись один на один. При всей своей отменной подготовке я не мог рассчитывать усыпить бдительность Ресту-Влайи и, применив пару приемов рукопашного боя, овладеть ее лучевиком, дабы превратиться из пленника в пленителя.
Стало быть, я должен был рассчитывать только на дремлющего во мне зверя. Но чтобы его, этого зверя-из-бездны, разбудить, кольцо-катализатор было совершенно необходимо.