Понаблюдав за преследователями еще пару минут, я пришел к выводу, что вижу не десяток разных объектов, а один полиморфный — вроде осьминога, выстреливающего вперед свои щупальца, а потом молниеносно перекачивающего через них основную массу тела на следующее дерево.
Итак, не местное животное. А что?
Я начал перебирать варианты. Весьма совершенный кибермех… змееобразный вид инопланетной фауны, завезенный на Утес тойлангами… наш активант…
Активант!
Возможно ли это?
Принципиально — да. Максимальная длительность «горячего» режима активанта — около двухсот часов. Я находился в плену никак не больше шестидесяти. Это даже если считать, что я пробыл в шоковом состоянии после расстрела моей бронегруппы часов десять — двенадцать и проспал сейчас еще столько же (первое маловероятно, второе совершенно исключено).
Остальные вопросы были куда сложнее.
В ясном или затемненном состоянии рассудка находится активант? Понимает ли он, что видит перед собой человека, своего командира по имени Искандер Эффендишах, которого несет тойланг? Или он думает, что у тойланга за плечами труп, а то и вовсе пустой скафандр? Или он вообще ничего не думает?
Как ни быстро пронеслись эти мысли, расстояние между нами успело сократиться вдвое.
Я сморгнул — и этого хватило, чтобы полностью потерять его из виду.
Мне стало не по себе.
Внезапно загудел ливень — мощный, торжествующий.
Ресту-Влайя остановилась, опустила меня на землю, освободилась от лямок.
— Твои извинения приняты, — торжественно возвестила она.
Ее голос прозвучал так неожиданно, что я вздрогнул.
— Что?!
— Я больше не обижаюсь на тебя.
Разумеется, я весь был поглощен высматриванием активанта. Да куда же он запропастился? Дождь вконец испортил обзор, и без того незавидный…
Что делать? Предупредить ее об опасности? Или понадеяться, что активант будет действовать трезво, то есть убьет Ресту-Влайю и заведет со мной светскую беседу?
В последнем случае я должен был приготовиться, что буду хладнокровно наблюдать гибель существа, которое лично мне не сделало ровным счетом ничего плохого. И вообще, является врагом Сверхчеловечества лишь номинально, ради получения своего драгоценного Испытата!
— Уффф… Я рад… — через силу выдавил я. — Почему ты остановилась? Устала?
— Нет. Я решила, что тебя надо покормить.
Что бы там Ресту-Влайя ни говорила, она, конечно же, утомилась.
В ее голосе прорывались хрипы. Да и цвет кожи изменился с нежносалатового на изумрудный.
— Я очень признателен. Не освободишь ли мои конечности? Я должен размяться.
— Освобожу. Тем более, что дальше ты пойдешь сам.
Как только чудо-лента сползла с моих ног, я сразу же поднялся и запрыгал на месте, бодро покряхтывая. При этом я озирался во все стороны, делая вид, что разминаю шею.
И потом все время, пока Ресту-Влайя возилась с синтезатором, я, не переставая, тревожно всматривался в лес.
Активант затаился. «По крайней мере, — думал я, — если он за нами наблюдает, а ведь наверняка наблюдает, теперь ему станет ясно, что внутри скафандра не труп, а дееспособный офицер Сверхчеловечества. Надеюсь, это поспособствует правильной оценке ситуации с его стороны, и он хотя бы не выжжет нас обоих широким конусом плазмы!»
Ресту-Влайя была очень чуткой девицей. Моя тревога передалась ей.
— Ты что-то заметил? — спросила она.
Мое сердце екнуло.
«Не врать! Тойлангам нельзя врать! По крайней мере, грубо!»
— Да… Какое-то движение среди деревьев, вон там, — я честно показал в ту сторону, откуда мы пришли. — По-моему, шаровые молнии.
— Вот как? — Ресту-Влайя оживилась и приложила палец к плоскому прибору, который услужливо выдвинулся из поясного отсека ее невероятно сложной полевой экипировки.
— И ведь точно, — она, кажется, обрадовалась, — шаровики есть. Только не там, где ты говоришь, а вон за теми кустами.
Она показала на непролазную «коралловую» чащобу, которая еле угадывалась за стволами деревьев и струями ливня. На девяносто градусов правее от невидимого активанта.
Насчет молний я брякнул, конечно, наугад. А вышло — не соврал.
— Твой прибор находит шаровые молнии?
— Не только находит, еще и управляет, — похвасталась Ресту-Влайя. — Мы их сейчас подзовем, а то как-то темно стало!
— Может, не надо?
— Почему не надо? С шаровиками весело!
Я кое-что сообразил.
— Скажи… Ты действительно умеешь управлять шаровиками?
— Да. Это одно из потомственных искусств моего рода, для которого не требуется Испытат. Сейчас увидишь!
— А не ты, случайно, управляла шаровиками, на которые я напоролся, выскочив из транспортера?
— Я.
— А как ты там вообще оказалась?
— Так и быть. Расскажу. Я поссорилась со своим двоюродным братом. Он все время шутил, что в первом же бою я стану красной, как носач. — Соль шутки от меня ускользнула. — И никогда не забывал прибавить, что мои старшие сестры оставят меня совсем без наследства.
— Это правда или тоже юмор такой?
— Да какой юмор! — расхаживая вокруг гудящего синтезатора, Ресту-Влайя в сердцах пнула семейство ни в чем не повинных желтоголовых грибов. — Все идет к тому, что мне придется искать средства к существованию на скучной правительственной службе. Исцеляющим каллиграфом или графическим панегиристом! — Обоих терминов я не понял, несмотря на всю широту познаний в тойлангском языке. — А ведь у меня другие виды на будущее. Поэтому я поссорилась со своим братом и ушла из его войска.
— Так ты дезертир, что ли? — я ухмыльнулся.
«Где ак-ти-вант? Где ак-ти-вант?» — выбивало барабанную дробь мое сердце, но я уже втянулся в беседу и симулировал заинтересованность рассказом Ресту-Влайи вполне успешно. В конце концов, мне действительно было интересно.
— Нет. В правительственной армии мой уход был бы дезертирством. В благородных войсках каждый подчиняется командиру только из уважения. Если не уважаешь — можешь вести себя так, как сам считаешь нужным.
— Ты ушла без всякой цели?
— Не совсем. Я ушла, чтобы совершить великий подвиг. Это, по нашим законам, позволит мне получить половину всего наследства. У меня будет собственный звездолет, плавающий замок, четыреста четыре списка древней поэзии…
Ресту-Влайя пустилась в обстоятельное перечисление. Семейство у нее получалось небедное.
«Где активант?!!»
— …и даже экипаж для праздничного выезда в День Кометы!
— Надо понимать, твоим великим подвигом стал я?
— Да. Я знала, где идут настоящие бои, и пошла туда. Я обнаружила на дороге засаду наших правительственных войск. Я подумала, раз они кого-то поджидают, этот «кто-то» скоро появится. Я отошла подальше, выпустила наблюдательный бот и затаилась. Потом появились шаровики. Я подозвала их и направила к дороге. Тут прилетели вы, раскрыли засаду, обстреляли ее и почти сразу всех наших солдат перебили. Потом вы повели себя странно и выпрыгнули из машин. Но когда начали рваться наши снаряды, я поняла: вас обстреливают издалека. Выпустила шаровики и сама побежала к вам.
— Все наши погибли?
— Почти все были убиты на месте во время обстрела. Еще троих уничтожила я при помощи шаровиков и лучевого пистолета, — без колебаний призналась Ресту-Влайя. — Ты не обижаешься на мои слова?
Я, как и большинство профессиональных военных, к подобным вещам не чуток. Тем более, что меня интересовали сейчас обстоятельства не морального, а практического свойства.
— Нет. Итак, погибли все? Кроме меня?
— Мне трудно ответить на твой вопрос. Когда я уносила тебя в лес, все ваши лежали без движения. Скафандры на них были прожжены или разорваны осколками.
— Ты не заметила ничего странного?
— Какого рода странность я должна была заметить?
— Кто-нибудь из наших солдат горел? С ног до головы? То есть… было такое впечатление, что он окисляется с бурным выделением тепловой энергии?