Макс давно знал, к кому обращаться, если хочешь оказаться свидетелем какого-нибудь нерядового события. Официально считалось, что все в зоопарке происходит как бы само собой, по инициативе зверей; на практике любой сотрудник, решивший купить билет жене или другу, шел в офис и заводил туманный разговор на тему «когда бы мне позвать гостей». И как-то само собой выяснялось, на какие дни, часы и у какого вольера планируется наибольшая концентрация камер. В случае с визитом Игрейны дело обстояло и того проще: через неделю должны были вылупиться крокодилята, и никакого секрета в этом не было — наоборот, рекламу развесили по всему городу.
Макс не хотел вести жену «на крокодилов», но Игрейна настояла.
— Это ведь твоя работа, — заявила она мужественно. — Я должна посмотреть.
Именно так — не «хочу», а «должна».
Макс воспользовался скидкой, которую «Звер-тиви» предоставляла раз в год своим сотрудникам, и купил Игрейне билет с местом. Не торчать же в толпе, еще ноги оттопчут…
К появлению Игрейны никаких крокодилят еще не было, и вообще существовало сильнейшее подозрение, что они вылупятся ночью или завтра. Но либо тот, кто незримо повелевал крокодилами, был властен и над яйцами тоже, либо Игрейне просто неслыханно повезло, но стоило ей прийти и занять свое место, как Одилия — а за нею и некоторые впечатлительные зрители — услышала призывный крик крокодилят в скорлупе (для удобства публики над каждой кладкой имелся чувствительный микрофон).
Одилия трогательно бросилась к детям. Публика засюсюкала, утирая слезы умиления. Одилия помогла новорожденным выбраться из яиц, затем началось самое интересное — держа младенцев в чудовищной пасти, Одилия принялась сносить их к бассейну и выпускать в мутную воду…
Выполняя распоряжения режиссера Сыча, звучавшие в наушниках, Макс успевал краешком глаза поглядывать на Игрейну. Ее то и дело закрывали чужие лица, плечи и локти — но Макс все-таки сумел разглядеть, что она смотрит внимательно. Во всяком случае, без брезгливости.
Одилия уже справилась с половиной своего выводка, довольная публика аплодировала, когда в воде зашевелился Яшка. Для режиссера Сыча его поведение, по-видимому, не было неожиданностью:
— Макс, бери Яшу крупно. И веди.
Яшка, кажется, впервые обратил внимание на детенышей, чьи маленькие глазки едва виднелись над темной водой. Некоторое время за ними наблюдал («А крокодилы своих малявок не жрут?» — громко спросила какая-то женщина). Потом вдруг выбрался на берег и двинулся к хлопочущей Одилии.
Публика вслух строила предположения:
— Бить будет?
— О! Папаша проснулся!
— Че, проверять будет, похожи на него или на Ротбарда?
Последняя догадка оказалась не так далека от действительности.
Подойдя к Одилии, Яшка, не обращая внимания на последних двух крокодилят, лежащих на горке листьев и скорлупы, вдруг свирепо разинул пасть, словно желая сожрать супругу.
Одилия ощерилась в ответ.
— Макс, бери общий, — шелестел в наушниках голос режиссера Сыча. — Димыч, детеныша крупно…
Димычем звали второго «крокодильего» оператора. Был еще третий — ко дню рождения крокодилят на «Звер-тиви» отнеслись с должной ответственностью.
Яшка в самом деле был взбешен. Примем взбешен, по-видимому, именно качеством получившихся крокодилят; подхватив в зубы ближайшего своего ребенка, он тряс им перед носом Одилии, как потрясают важным доказательством.
— Ребята! Да это точно Ротбарда дети!
— Не, только этот один — Ротбарда… Остальные — его…
— Врежь ей, Яша! Все на виду, в одном бассейне — так нет ведь, ухитрилась!
— Козлы! Его это дети, его! Он козел, и все мужики такие!
Среди зрителей, кажется, зрела потасовка.
Яшка и Одилия выясняли отношения, забыв о крокодилятах. Одетта пожелала вмешаться; вараны, воспользовавшись скандалом, ринулись к кладке Одетты, и та осталась бы вообще без потомства, если бы не появление Ротбарда. Вараны отступили; сражаясь на стороне Одилии, Одетта не слышала призывов собственных детенышей. Гора листьев зашевелилась…
Макс не видел Игрейну в толпе. Слишком там все волновалось, прыгало и размахивало руками.
— Нет, я не жалею, что мы выкинули эти деньги, — задумчиво сказала Игрейна.
— Но я же достаточно зарабатываю, — пытался храбриться Максим. — Не бойся меня расстроить. Если тебе противно, так и скажи.
— Противно… — пробормотала Игрейна. — Тут что-то другое.
Они заклеивали окна. Игрейна мазала клейстером длинные бумажные полосы, Макс лепил их на рамы.
— Не понимаю, — вслух рассуждала Игрейна. — К чему придраться? Вот кажется, будто что-то не так… а что? Я «Планету зверей» по телеку когда-то любила, там тоже показывали всякое… и крокодилы, и кто угодно… Как там у вас в рекламе? «Естественная жизнь животных с тонко вплетенными моментами дрессировки»? Не понимаю, что меня так раздражает…
— Крокодилы? — предположил Макс.
Игрейна покачала головой:
— Нет… Слушай, а почему они обезьян не берут в «Империю»? Уж, казалось бы, обезьяна — надень на нее жилетку, и вот уже рейтинг…
— Это цирк, — сказал Максим.
— А то, что в «Империи», не цирк?
— Нет, — сказал Макс, подумав. — К Войкову иногда по трое в день ходят циркачи. Директора, дрессировщики, шоумены… Вот вам золотые горы, только откройте свое ноу-хау.
Макс засмеялся. Игрейна оставалась серьезной.
— А я думаю, что он мартышек специально оставил снаружи, — сказал Макс. — Подарок неимущим, так сказать. Обезьяны — они и без «Империи» забавные. Вот детишки ходят, смотрят… Знаешь, что теперь детей в зоопарк бесплатно пускают?
— Знаю, — Игрейна вдруг замерла, уставившись на свою кисточку. — Поняла, что меня так разозлило. Зрители.
— Что?
— Зрители. И знаешь, мне показалось, что они не просто это делают — они получают удовольствие.
— Зрители?
— Нет. Крокодилы, вараны… Да кто угодно. Я потом еще постояла возле слонов, возле белых медведей… Везде одно и то же. Такое впечатление, что зверям важен этот дурацкий рейтинг. Они из шкуры лезут вон, лишь бы собрать толпу.
— Звери?
— Ага.
— Ну, ты даешь!..
Игрейна посмотрела на него без улыбки:
— А у тебя глаз замылен. Ты многого не видишь.
Макс не без усилия растянул губы:
— «Не верь глазам своим»…
— Больше не пойду, — тихо сказала Игрейна. — Ты прости. Как-то это все… Не пойду, короче, в этот зоопарк.
Войков распродал зубастый молодняк по зверинцам. Родители не стали убиваться — для крокодилов забота о потомстве заканчивается, когда новорожденные попадают в водоем.
Рептилий перевели в зимнее помещение. Работать под крышей оказалось для Макса и сложнее, и проще. Сложнее потому, что в павильоне не было специального места для оператора; проще потому, что не надо было торчать дни напролет под дождем или палящим солнцем.
Едва Марков приноровился к новому месту работы, как пришлось снова его менять. В середине ноября был сдан в эксплуатацию архитектурный объект «Лимпопо», и туда переселили крокодилов, оказавшихся в соседстве с бегемотами. По периметру куполообразного здания бегали антилопы, отделенные от опасных соседей только хлипкой с виду металлической оградой.
В жаркой, душной атмосфере «теплицы» техника капризничала. Максим потел, как лошадь, и держал в шкафчике стопку сменных футболок, которые Игрейна каждый день стирала и гладила.
О работе Макса супруги больше не говорили. Нельзя сказать, чтобы Маркова это не тяготило. «Получается, я делаю что-то неприличное, что и обсуждать противно!» — сказал он как-то в сердцах. Игрейна внимательно на него посмотрела — и ничего не ответила. Ушла гладить майки.
Максим теперь часто виделся и с Рачевским, и с Федоровым. При встрече здоровались — и только. Оба зама при ближайшем рассмотрении оказались ровесниками Макса, оба держались «большими боссами», да Максим и сам не напрашивался: случай с режиссером Коровко не успел еще забыться.