— Возможно, так оно и случится, — сказала Рип-яп-ко. — Но какое это имеет значение? Ангел Джером уже навсегда вошел историю и судьбу Красных Мартышек. А Красные Мартышки всегда будут частью твоей судьбы.
И тут головокружительное счастье спасения рухнуло на Джерома с неба Шамала, и он взахлеб, неудержимо расхохотался. Он смеялся несколько минут без перерыва, пока не сбилось дыхание, с побагровевшим лицом в поту и сердцем, бухающим в груди… Потому что с внезапной ясностью прозрел то будущее, которое ожидает его на Земле.
Нечего и думать, что его открытие не встретит серьезных возражений! Когда он вернется на Землю, маститые ученые мужи и дамы поставят под сомнение каждый тезис его шокирующей работы, и в кабельных сетях разгорятся великие полемические и текстовые войны, в центре которых окажется не только и не столько шамалианская генетика, сколько сам Джером Салливен. И он потратит много лет, чтобы доказать истинность своих революционных воззрений, хотя, конечно, все это будут сущие пустяки, по сравнению с тем, что ангелу Джерому случилось претерпеть на Шамале… В конечном итоге его земные хождения по мукам засвидетельствуют академическую честность генетика Джерома Салливена, а неопровержимым доказательством его эпохального открытия станет могущественная Имперская Матриархия Красных Мартышек, к созданию которой ненароком приложил руку лично ангел Джером Салливен…
И тут он понял, в очередной внезапной вспышке озарения, что действительно связан с Красными Мартышками — а Красные Мартышки связаны с ним! — неисчислимыми узами Великой Судьбы, которые вовеки невозможно разорвать.
И это повергло его в очередной истерический приступ смеха, который продолжался до тех пор, пока дама Рип-яп-ко не сочла за лучшее покинуть спальню Джерома со всей своей свитой, под аккомпанемент берпомощных извинений Профессора за неуместное и совершенно неконтролируемое веселье ангела.
Юлиш понадобилось целых восемь дней, чтобы уладить все формальности с матриархами Красных Мартышек в Суридаше, но зато теперь она могла вернуться в их анклав в качестве почетной и глубокоуважаемой гостьи. Общество Хранителей Семени собиралось сделать ее Мудрым Учителем Мудрых, однако высокий статус Юлиш в обществе Красных Мартышек зависел не только от этого. Она обладала поистине бесценными секретами, которые невозможно было оценить и купить за деньги. Юлиш прекрасно помнила все, чему научил ее ангел Джером о шамалианской генетике, и ее Мудрый Голос не уставал повторять, что у нее впереди очень, очень, очень много работы.
Юлиш повели в прохладные глубины анклава, мимо могучих гигантов и хищных бойцовых котов, мимо постов вооруженных гвардейцев, по длинным, длинным, длинным коридорам, чьи стены были завешаны ветхими гобеленами, прославляющими триумфы Красных Мартышек… и наконец довели до обширного зала, в центре которого, под причудливым балдахином из розовой полупрозрачной материи, на восьми старинных деревянных креслах, покрытых грубой резьбой, сидели восемь стареющих Красных Мартышек в пышных нарядах.
Юлиш не вздрогнула, сердца ее не сжались, она даже не дотронулась до счастливого мешочка, подвешенного к ее поясу. Юлиш была уверена в своей личной неприкосновенности, которую мартышки ей пообещали. Сверх того, Хранителям Семени не возбранялось в любое время навещать (и покидать) анклав Красных Мартышек по деловым причинам, связанным с его обитателями.
Поэтому она просто приблизилась к балдахину, на секунду наклонила голову, приветствуя всех присутствующих, а после в нескольких словах изложила свою просьбу. Просьба была предельно ясной и конкретной: Юлиш хотела получить одного раба, принадлежащего Красным Мартышкам.
— Его зовут Яп-чорл, и мне необходимо его мастерство, чтобы завершить очень важную работу, — объяснила она матриархам. — Отдайте его мне, и ваша любезность окупится сторицей. Польза от одной маленькой уступки ценностью своей может превысить Солнце, и все луны, и все звезды вместе взятые.
Гранд-дамы анклава долго совещались на секретном диалекте Красных Мартышек, а потом выдвинули свои условия: крупный процент от будущих доходов и совместное владение будущими секретами. Юлиш отчаянно торговалась, препиралась и бранилась, покуда обе стороны не пришли к обоюдному выводу, что заключили превосходную сделку.
Потом рабы принесли Юлиш мягкую подушку для сидения, сладкий чай и вкусные жареные пирожки, чтобы она могла немного отдохнуть и перекусить в ожидании, когда ей приведут Яп-чорла. Через некоторое время двери распахнулись, и вооруженные мартышки втолкнули в зал пухлощекого грызуна с длинным пушистым хвостом, тонкими нервными пальцами и очень грустными глазами. В тот же миг матриархи дружно встали из своих кресел и одна за другой направились к выходу.
— Не разочаруй нас, девочка, — сказала, обернувшись, самая старшая гранд-дама, которая покинула зал последней.
Когда двери за ними затворились, Юлиш повернулась к Яп-чорлу и деловито начала:
— Надеюсь, ты еще не позабыл, как сделать микрофорж? В любом случае тебе придется вспомнить, потому что нас поджидает куча работы. Во-первых, нам потребуются чашки Петри… очень много чашек Петри. Во-вторых… нет, прежде всего нам необходим настоящий стерильный бокс! То есть, я хочу сказать, стерильная лаборатория…
Элеанор Арнасон
ДОРОЖНЫЕ ПОЭМЫ
В этой личности из восьми тел, тридцати двух глаз, обычного числа отверстий и конечностей обитал дух столь же непоседливый, как летящая по ветру паутинка. В молодости я мечтал о славе купца-путешественника. Позднее, осознав, что многие из моих частей физически не слишком сильны, я подумывал о карьере ученого или бухгалтера. Но во мне не оказалось Целедара, необходимого для обеих профессий. Способности мои спонтанны и недолговечны, они вспыхивают и исчезают, подобно падающей звезде. Для меня провести всю жизнь, складывая цифры или просматривая пыльные документы, все равно что попытаться «осветить огромный зал одним светлячком» или «полить большой сад каплей росы».
В конце концов, посоветовавшись с воспитателями своего детского сада, я решил стать странствующим поэтом. Это нелегкая жизнь и богатства не сулит, но меня она устраивает.
Пересекая горы к западу от Ибри, я услышал крик уишика, а потом увидел и само животное, восседающее на голой ветке. Крылья его напоминали белые лепестки.
Одно из моих тел продекламировало стих. Другое записало его, пока остальные продолжали идти дальше, высматривая приметы какого-нибудь жилья. Кроме перьев и бумаги я на всякий случай ношу и дубинки. Никогда не знаешь, на что можно нарваться в глухомани к западу от Ибри.
Великий поэт Неистовый Фонтан умер в этих краях от поноса, преследуемый злобными духами. Другие писатели, почти столь же знаменитые, были убиты чудовищами или бандитами; те же, кто уцелел в подобных схватках, встретили свой конец от рук неудовлетворенных покровителей.
Убийца Поэтов [19]умер еще до моего рождения. Именно его дух или духи предложили Неистовому Фонтану миску каши, ставшую для поэта роковой. Но другие покровители все еще живут «на крутых склонах и в каменистых долах».
19
Гоксхаты, или «личности», как они называют себя, включают от четырех до шестнадцати тел двух или трех полов. Убийца Поэтов был необычен тем, что полностью состоял из нейтральных особей, и это означало, что он не мог воспроизводиться. В соответствии с легендой, именно отчаяние, вызванное тем фактом, что он не может иметь потомство, и страх окончательной смерти сделали его столь опасным для поэтов. Почему поэтов? Потому что они производят на свет детей двух видов — телесных и ментальных, и поэтому крепко держат в своих клешнях дар бессмертной славы. (Здесь и далее прим. авт.)