Она ничего не ответила. Я чувствовал, что внутри у нее все кипело, однако девушка справилась с собой и глубоко вздохнула.
— Насколько я понимаю, вы стремитесь преобразовать обыденную действительность в художественные образы. Должна признать, у вас это неплохо получается. В этих фотографиях и правда что-то есть. — Она разглядывала снимки. Трудно сказать, что она при этом чувствовала.
— Вы ошибаетесь, — возразил я. — В данном случае я просто запечатлел настоящую красоту, вашу красоту. Позвольте мне вам показать кое-что еще.
Я провел ее в другой зал, где располагалась вторая часть выставки — «КРАСИВЫЙ НАРОД». Здесь были представлены мои фотографии за все шесть лет работы. Сотни снимков небольшого формата покрывали стены от пола до потолка.
— Господи, — прошептала она, вглядываясь в изображения несчастных жителей Бразилии и других латиноамериканских стран. Эти портреты были отнюдь не парадными, я не стремился приукрасить, возвеличить этих людей. И все же в фотографиях была некая красота. Она пробивалась помимо моей воли, ведь я просто снимал жизнь такой, какова она есть.
— Вот она, обыденная действительность, — сказал я. — По крайней мере, в моей стране и на большей части планеты. — Мне самому стало горько от своих слов. — Люди, спящие на улицах, питающиеся отбросами, живущие в картонных ящиках, торгующие своими детьми. И все же им не чужды доброта, взаимопомощь, сердечность.
Она молча ходила по залу, рассматривая фотографии. Она была потрясена. Но ее чувства меня мало волновали. В сочувствии нуждались люди, запечатленные моей камерой.
Наконец она взглянула на меня.
— Вы устроили это, чтобы собрать для них деньги. А меня использовали как приманку. Вы сыграли на контрасте изысканных фото, где присутствую я, с убожеством, запечатленным на этих снимках.
— Верно. И это действует. Зрители либо в раздражении покидают выставку, либо достают бумажники.
— Не оправдывайтесь: я не обижаюсь.
Я усмехнулся. Мы вернулись в другой зал, и впервые между нами не ощущалось натянутости. Ее больше не коробили любопытствующие взгляды толпы.
— Что это означает? — допытывалась она. — Выходит, я легкомысленная красавица, понятия не имеющая о мире, где люди голодают?
— Не знаю. Быть может, это означает, что я просто устал от всей мерзости, в которой однако умудряюсь находить нечто достойное внимания. И мне хочется отдаться во власть плотского и одновременно эстетического влечения, которое вы вызываете во мне, ощутить магическую силу самой красивой на свете женщины. Кстати, вы не находите, что эти скульптуры очень сексуальны?
— Ну да, вы ведь тоже чернокожий.
— Я не негр. Я мулат, но ведь для вас, янки, разницы нет.
— Мне хотелось бы услышать что-нибудь на вашем языке, — попросила она.
— Ты пленяешь своей красотой, и я не могу отвести от тебя глаз, — сказал я по-португальски. — Ты для меня не просто красивая незнакомка. Я люблю тебя и хочу, чтобы мы были вместе как можно дольше.
— Звучит интригующе. А теперь переведите.
— Не стану.
— Ну и ладно. — Она усмехнулась. — Я владею испанским и могу понять общий смысл, особенно последней фразы. Знаю, что у вас на уме. Женщины всегда догадываются.
Мы стояли, не отрывая глаз друг от друга, и тут появились они.
Ростом пришелец был выше своих охранников. А те двое в черных костюмах выглядели весьма внушительно. Конечно, на них были новейшей марки бронежилеты, да и оружие имелось. Еще двое из его свиты — мужчина и женщина в темных очках — представляли Службу межпланетного туризма ООН.
ООН организовывала туры для пришельцев с других планет. Разумеется, их не возили в Гарлем, не показывали трущобы Рио или Калькутты; для них были предусмотрены экскурсии в музеи, присутствие на заседаниях ООН, встречи с высокопоставленными лицами богатых стран.
Никто не знал, чего хотели от нас пришельцы. И это вызывало тревогу. Начались митинги и пикеты: люди требовали от властей объяснения происходящего. Уверения ООН, что пришельцев следует воспринимать как культурных посланников, никого не успокаивали.
И вот такой «культурный посланник», холодный критик из другой звездной системы, пришел на мою выставку, чтобы ознакомиться с представленными на ней работами.
При его появлении моя спутница испуганно схватила меня за руку.
— Видимо, инопланетяне тоже читают «Нью-Йоркер», — пошутил я. Она несколько успокоилась и даже улыбнулась.
Пришелец был высок и худощав, как баскетболист. Голова его имела коническую форму, два больших глаза без зрачков походили на стрекозьи. Он тяжело ступал, и при ходьбе его вытянутое вверх тело раскачивалось. На нем красовалась накидка из белой ткани. Его четыре руки постоянно были сложены таким образом, что напоминали буддийское приветствие.
Один из сотрудников галереи, Лукас Фигероа, бразильский эмигрант во втором поколении, бросился навстречу гостям, но тут же был остановлен красноречивым жестом охранников.
— Я впервые вижу одного из них живьем, — прошептала моя спутница.
— Я тоже.
Пришелец в сопровождении свиты проследовал к разделу выставки «КРАСИВЫЙ НАРОД». Все следили за ним, затаив дыхание. Находившихся в том зале посетителей тут же попросили освободить помещение.
— Я вот думаю, что он видит своими четырьмя глазами? Любопытно, правда? — Девушка была явно заинтригована.
— Конечно.
— А давайте пойдем туда, понаблюдаем. — Голос ее дрожал, но в нем звучала решимость.
— Лучше не надо, — возразил я, вспомнив, как обошлись с Фигероа.
— Вы боитесь? — подначивала она.
— Предпочитаю держаться подальше от таких типов. Я не о чудище из другого мира — о его спутниках.
— Странно от вас такое слышать.
— Это же не просто телохранители, а тайные агенты. Они не допустят, чтобы мы приблизились к посланнику. — По правде говоря, мне не хотелось, чтобы наше присутствие помешало пришельцу знакомиться с моими работами.
Время шло, инопланетянин все еще оставался в моем зале.
— Пусть спокойно все посмотрит. Воспользуется, так сказать, моментом, — добавил я.
Прошел час. Когда гости наконец вышли, пришелец выглядел таким же непроницаемым, как прежде, а вот сопровождающие явно были обеспокоены — суетливо поправляли очки, узлы галстуков, одергивали пиджаки. Процессия удалилась так же, как и пришла, не произнеся ни слова.
— Похоже, мой праздник закончился, — заметил я. — Пришелец стал гвоздем программы.
Действительно, за этот час галерея опустела, все разошлись, кроме нас и персонала.
— Спасибо за внимание, — сказал я с оттенком горечи. Сейчас она уйдет, исчезнет из моей жизни.
— Вы останетесь здесь до закрытия?
— Нет. Мой друг Фигероа справится без меня.
— Отлично. Тогда пойдем вместе. Можете поймать для нас такси?
Она сказала «для нас»!
Она превзошла все мои ожидания. Сильная, податливая и страстная. В каждом ее движении сквозило внутреннее спокойствие, заставляющее думать о тайнах женской души, об океанских волнах, которые то вздымаются, то опадают, о вечной женственности.
Она рассталась со своим другом — их не связывало глубокое чувство. Наши отношения были совсем иными: гораздо большим, чем любовь между мужчиной и женщиной. То была любовь двух трепетных существ, стремящихся распознать малейшее душевное движение партнера.
Но все кончилось, когда снова появились они.
Насколько я мог судить, это был тот же пришелец, сопровождаемый охранниками и представителями ООН. На этот раз он нес в четырех шестипалых руках странный предмет — некое нагромождение белых плоскостей.
Мы были у нее дома: я поглощен съемкой, а она, нагая, позировала на ложе из синих цветов, гармонирующих с ее глазами. Из окна виднелись освещенные небоскребы Нью-Йорка и полицейские дирижабли, медленно парящие под плотными облаками, словно киты среди подводных гор, покрытых светящимися водорослями.