А Харви Уайнстайн, совладелец последней из вышеупомянутых компаний, вырос в громадную фигуру голливудского кинобизнеса, присвоив себе практически такие же диктаторские права, что и могущественные кинематографические воротилы в 30—50-е годы. И он может запросто карать и миловать — например, полтора года мучить такого мастера режиссуры, как Мартин Скорсезе, бесконечными переделками и сокращениями «Банд Нью-Йорка». Может и, щедро предоставив шанс Квентину Тарантино, выпустить на экран две серии (вместо предполагавшейся одной) «Убить Билла», пожалев отснятый материал с недопустимым четырехчасовым хронометражем.
Что касается продюсеров, специализирующихся на кинофантастике, то и до появления Джорджа Лукаса со Стивеном Спилбергом были в Голливуде личности, удачно совмещавшие продюсерские и режиссерские функции. В частности, Джордж Пал, венгр по происхождению, сделавший себе имя в 50-е годы на дорогостоящих проектах «Цель — Луна», «Война миров» и «Машина времени». А среди современных продюсеров можно назвать, например, Джоэла Силвера («Ох, уж эта наука», «Кто подставил кролика Роджера», два «Хищника», цикл «Байки из склепа», «Разрушитель», три «Матрицы»), Марио Кассара («Вспомнить все», «Терминатор 2: Судный день», «Универсальный солдат», «Звездные врата», «Терминатор 3: Восстание машин»), Гейл Энн Херд (три «Терминатора», «Чужие», «Чужая нация», «Бездна», «Дрожь земли», «Реликт», «Армагеддон», «Останавливающие время», «Халк»), Джерри Брукхаймера («Люди-кошки», «Армагеддон», «Пираты Карибского моря: Проклятие Черной жемчужины»), Дина Девлина («Звездные врата», «День Независимости», «Годзилла»). Хотя о каждом из них и ряде других продюсеров стоило бы рассказать отдельно в рубрике «Адепты жанра».
Сергей КУДРЯВЦЕВ
Проза
Джефф Дантман
Драмлинский котёл
Майк вбил штифт в муфту, и мы стали смотреть, как «Сэм’л Борден», пыхтя и фыркая, волочит тележку с камнями по неровной дороге, со скоростью, примерно такой же, как у хромого инвалида. Когда же при следующем пробеге Майк подсоединил к первой тележке вторую, «Сэм’л» вообще отказался сдвинуться с места, плюясь паром из всех своих щелей и готовый вот-вот разразиться негодующими воплями. Майк швырнул шляпу в грязь и принялся топтать ногами. Можно обзывать как угодно локомотив шестого размера с котлом второго, но больше железа у нас просто не имелось, да и того было недостаточно.
Мы просидели на этой планете целых двести пятьдесят два года, с тех пор как «Ориджен» скопытился и приказал долго жить, а выколачивать котлы барабанным боем здесь никто не умел. А котел — именно то, что нам необходимо: Майку, мне и «Сэм’лу Бордену», если мы хотим, чтобы президент воспринял нас всерьез и позволил участвовать в больших гонках локомотивов. Почти все остальное мы нашли в Бангеровой Большой Книге Драммера [1]или купили под видом дверных пружин у местных жителей, причем в погоне за этим делом добрались аж до самого Нью-Скоттсдейла. Майка это раздражало, но не особенно волновало, даже когда мы собрались, оседлали коней и отправились в столицу, чтобы успеть подать бумаги до октября согласно введенным правилам. Верь в Бога и вещесоздателей — таков девиз Майка. Если первый не подаст, то другие уж точно сумеют. В самом конце февраля мы дали знать всем, кому можно, правда, без особой надежды на результат. Объявление звучало примерно так:
«Майку Грабаки нужен котел, заплатит, сколько запросят. Начинайте барабанить».
Этих самых барабанщиков мы встречали на всем пути, где дороги усеяны колоннами-вещесоздателями, города встречаются часто, и на каждой площади непременно наткнешься на вещесоздатель (если можно назвать кучку грязи и три каменных дома площадью). Барабанщики махали нам, и иногда мы делили с ними обед. Утыканные кучей маленьких амулетов и свисавших с шей связок гусиных костей, выплясывавших свой собственный причудливый ритм, барабанщики весело стучали по двум колоннам, иногда насвистывая что-то, словно свист мог увеличить их шансы на изготовление Большого Барабана.
И возле каждого дорожного вещесоздателя Майк натягивал поводья и вручал барабанщикам собственноручно сделанный рисунок того котла, который нам требовался. Метр ширины, три метра длины и полый. Две сотни хэндов за простой и десять тысяч за котел с прилагаемым ритмом.
Десять тысяч хэндов! Разумеется, не то, что можно выручить за Шар из Золота, о котором мечтает весь народ, но все равно неплохой куш. Я в жизни не видел столько денег, равно как и те людишки, с которыми мы плясали при свете факелов после ужина под барабанный перестук на золотых и серебряных колоннах, и молились, и свистели, обращаясь к кому-то невидимому, прося чего-то невиданного, но желаемого каждым, чем бы оно ни было.
Большинство носят с собой амулеты (вещички, которым нет практического применения) на шее или в кармане. Их обычно выбивают сами, кто как умеет. Настоящая, случайная, наобумная вещица — единственная в мире, она есть и будет только у тебя одного, особенно если ты не писал к ней ритма.
Та, что у Майка — вообще странная: это драмлинский крест, сделанный для Матери Полли Джерузиз из городка Хаффер, которая много лет была настоятельницей собора Святого Иакова. Майк смастерил его сам, украсив плоскую штучку драммерской вязью, оправил в бриллианты и прилепил драгоценные камни драмлинским клеем. Но Полли отдала крест обратно, заявив, что металл — порождение дьявола, и привела в доказательство расхожие легенды о драмлинах, которые извиваются и вихляются, танцуют и отзываются, когда вы им поете, а это неестественно и даже непристойно.
Майк ответил, что сам он ничего подобного не видел, и драмлины — его тайная страсть (лично я подумал, что его истинная страсть — Полли). Но промолчал. А она ответила, что Иисус умер не на металлическом кресте, и вся недолга.
Лично я считаю, Иисус использовал подручный материал, дабы исполнить все, что он должен был сделать, и что Майк недалеко от него ушел, поскольку почти, для любых поделок применяет исключительно драмлины.
Нашу третью ночь в пути мы провели у костра, в том месте, где дорога перерезает Рэдлиз Ридж и вещесоздатель расположился прямо на перешейке гребня, над той долиной, где река Биг Лампи спускается вниз до самой Колонны. Там же устроились две семьи со своими тележками и мулами, возвращавшиеся с осенней ярмарки, так что мы обменивались сплетнями и историями, играли в наперстки прямо в грязи и пили молодое вино из бутылок.
Майк разбогател случайно, поэтому и хочет выиграть гонку не ради денег, а чтобы доказать: его локомотив, сляпанный в основном из драмлинов, способен обогнать железный. Поэтому он обычно добр к бедным людям и дает им денег, не унижая гордости. Во всяком случае, не покупает бесполезных вещичек, чтобы тут же, на глазах у мастера, швырнуть в грязь. Он как раз отдавал кучу хэндов за уродцев, похожих на сплющенных металлических рыб, когда девчонка лет десяти по имени Роза Луиза спросила Майка, не купит ли он штучку вместе с прилагающейся песней?
Майк раздвинул губы в своей убийственной улыбке (ну чистый киллер) и сказал, мол, конечно, хэнд за штучку и хэнд за песню. Мы расселись вокруг мастера и приготовились слушать.
Девочка начала с того, что коснулась обеих колонн, как делают некоторые: колонна солнца справа — неровная сверху, с зубцами в виде солнечных лучей и цвета матового золота, как позднее зимнее утро; а колонна луны слева — круглая, гладкая, оттенка пыльного серебра, словно полная луна, проглядывающая через тонкие облака.
Как только ее маленькая ручка выбила первый тихий такт из колонны Солнца, на этом гребне вообще не осталось никаких звуков, кроме тех, что издавали она и колонны, одна доля на слог, никаких пропусков, никакой халтуры, только чистый сильный детский голос: