Как это ни прискорбно, но одиночество — очень частый спутник свободы. И в этом сборнике самые глубокие и проникновенные произведения — именно об одиночестве, кто бы его ни испытывал, человек или «дикая тварь из дикого леса». Зато уж юмористические произведения в нем так же веселы, как игривые котята… Под прицелом пристального кошачьего взгляда оказались равны и популярные авторы, и те, кто известен не так широко. В сборнике нет ни одной слабой, ни одной проходной вещи. Одни привлекают отточенностью стиля, другие неожиданными поворотами сюжета, третьи причудливостью фантастического мира. Даже жанрово произведения очень разнятся — от притчи до юморески, от классической новеллы до пародийного киносценария. Составитель так удачно сумел выстроить последовательность текстов с разным настроением, что читателю просто не удается заскучать. Как невозможно скучать, наблюдая за кошкой.
Андрей Летаев
Крупный план
Мария Галина
Орфей никогда не умрёт
Издательство ЭКСМО закрыло серию «Нить времен». Отныне работы «первой тройки» («великолепной пятерки»)украинских фантастов — Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко и Генри Лайона Олди (Дмитрия Громова и Олега Ладыженского) — будут выходить в новой серии с гордым названием «Триумвират».
Авторов этого триумвирата отличает завидная способность выводить любой, даже самый локальный сюжет в мифологическое, мистериальное измерение.
Не исключение и открывающие серию «Песни Петера Сьлядека» — новый и, пожалуй, самый постмодернистский роман Г.Л.Олди. Впрочем, жанровая принадлежность здесь не бесспорна. Перед нами, скорее, цикл сказочных новелл, с одной из которых — «Цена денег» — в прошлом году познакомились читатели журнала.
Если это и роман, то выстроенный в нарочито архаичном ключе, где отдельные сюжеты связываются в единое повествование посредством условного рассказчика. Создается впечатление, что в этом романе-не-романе авторы, помимо прочего, решили поиграть с читателем в своего рода прятки или кошки-мышки — то без кавычек цитируя Эдуарда Багрицкого, то достаточно прозрачно имитируя бабелевскую метафорику, то приводя обстоятельные выдержки из вымышленных источников, то отсылая нас к своим же прежним мифоэпосам.
На страницах «Песен…» мы встретимся с Кассандрой и Хомой Брутом, Пестрым Флейтистом и семейством Борджиа. Человек по имени Влад Цепеш будет в XVII веке преподавать в университете, а человек по имени Микеланджело отречется от низкого ремесла ваятеля в пользу высокого искусства поэта-сатирика. Вместе с бродячим музыкантом Петером Сьлядеком мы побываем в праздничной Венеции и зловещей Черной Валахии, услышим жутковатые рассказы о неведомом граде Гульденберге, о проклятом острове Монте-Кристо, пройдем по Центральной и Восточной Европе, где в каждом медвежьем углу — свой миф, свои чудеса, свои «скелеты в шкафу».
Пожалуй, эта избыточность, пестрота, неровность (одни новеллы заметно сильнее и ярче других) и есть то немногое, что можно поставить в упрек авторскому дуэту.
Но буйство фантазии Олди, как всегда, неоспоримо.
В центр своей мениппеи фантасты неспроста поместили не столько человека действия, сколько наблюдателя. Безродный бродяга, певец и музыкант Петер Сьлядек с единственным вроде бы желанием — набить брюхо да выспаться в тепле — это ведь, по сути, высокий образец свободного, «неангажированного» поэта. Не связанного ни этническими, ни религиозными, ни политическими фобиями и предпочтениями. Все его достояние — лютня по прозванию «Капризная госпожа», сработанная самим легендарным Пазотти (и как обаятелен краешек легенды об этом самом Пазотти!), инструмент, обрекающий своего владельца на вечные скитания. И хотя прямо об этом не говорится, но у Петера есть еще один дар, едва ли не больший, чем певческий — дар слушателя, невольного исповедника. А бродячая профессия дает возможность кочевать из притчи в притчу, из легенды в легенду — следуя по маршрутам частью реальной, частью вымышленной географической карты. А то и по закоулкам собственной души, по изгибам собственной фантазии.
«Какой Яблонец? Какой Хольне?! Какой, к чертям, Витольд Хенингский, если никакого Хенинга отродясь не было?! — восклицает наперсточник-Смерть в заключительной новелле. — Болван! Зачем ты взял в одном аккорде Хайраддина Барбароссу, клад кардинала Спада и Франческу Каччини?! Ты же все перепутал, все перемешал, перекроил всю гармонию! Зачем?»
Действительно, зачем?
Неужели всего-навсего ради модной литературной игры? И здесь мы подходим к сквозной теме, обеспечивающей единство цикла. Все новеллы так или иначе повествуют о подменах и превращениях. Кровосос оказывается целителем, калека-нищий — страшным Аникой-воином, дар оборачивается проклятием, погоня за удачей неминуемо приводит к беде.
Любой миф изначально амбивалентен. Но после сотни пересказов он превращается в сказку — иными словами, распадается на черное и белое, плохое и хорошее. Г.Л.Олди охотно обращаются к стародавним бродячим сюжетам с тем, чтобы придать им новый, неожиданный поворот, вывернуть наизнанку, показать их неоднозначность.
Впрочем, и чисто постмодернистские игры обладают своей прелестью и заразительностью. С чего бы иначе автору фундаментального послесловия, доктору филологических наук Игорю Чёрному переименовывать пушкинские «Песни западных славян» в «Песни южных славян»?
Мария ГАЛИНА
Статистика
Сергей Питиримов
Все жанры, кроме скучного
Результаты опроса нас, мягко говоря, озадачили. Особенно, если сопоставить их с ежегодным анкетированием читателей журнала. Итоги последнего есть в июньском номере «Если» За прошлый год, и мы попросили нашего комментатора, литературного критика, не забывать о нем.
Какие формы жанровой критики вам наиболее интересны?
Обзоры — 17 %
Рецензии — 32 %
История жанра — 6 %
Литературные портреты — 2 %
Писательская публицистика — 9 %
Мемуаристика — 3 %
Исследования конкретной темы — 17 %
Теория жанра — 10 %
В опросе участвовали 579 человек.
Да, есть чему удивляться. Аутсайдером опроса оказался тот жанр, который годами занимал в «Если» лидирующие позиции. Это мемуаристика, собравшая — как жанр — наверное, рекордное количество премий. Если вспомнить хотя бы прошлый год, то «Малый Бедекер по НФ» Геннадия Прашкевича получал высшие награды как из рук профессионального жюри, так и по результатам голосования читательской аудитории.
Можно ответить литературной банальностью: мемуаристика — «штучный товар», который оценивается лишь по конкретному изделию… Все это так, однако объяснение, на мой взгляд, гораздо проще. Как журнал и конвенты позиционируют мемуары? По какому «разряду» они проходят? Ну конечно — публицистика. То есть жанра как такового в пространстве фантастики словно бы и не существует, да, честно сказать, и нет оснований — слишком мало пока литературного материала. К тому же из всего «претендующего», что вышло в последние годы, в строгом смысле назвать мемуарами можно лишь заметки Белы Клюевой в том же «Если». Все остальное — это прежде всего писательская публицистика, рожденная личным опытом автора и его наблюдениями, а этот жанр, заметим, получил вполне пристойный «балл» участников голосования, который вкупе с мемуаристикой выводит его на четвертое место.
Редакции, видимо, обидно за исторические материалы и литературные портреты. Но ведь сам журнал в какой-то момент отказался от статей по истории жанра и возобновил их публикацию под давлением читателей.
Каких читателей — в этом суть. Итоги анкетирования и голосования в интернете продемонстрировали вполне понятную разновекторность аудитории. Фэнам, которые составляют большинство активных пользователей сервера, эти публикации не интересны — во-первых, потому, что немалая часть изложенной информации им известна, во-вторых, потому, что исторический материал и тем более литпортрет не могут служить предметом обсуждения, столь желаемого в Сети. Массовый читатель, напротив, к дискуссии не стремится, но ждет информации о любимых писателях и книгах.