— Прошу прощения, мэм, — сказал, а вернее, прокричал Чарлз. — Не хотите ли присесть?
Она ответила не сразу, и Чарлз готов был сдаться, когда женщина наконец повернулась в его сторону.
— Простите, это вы мне? — Голос у нее был приятным, мягким, без малейших признаков тягучего южного акцента, и Чарлз сразу подумал, что она, наверное, нездешняя. Память на лица у него была не очень хорошей, но университетский городок Оберн невелик, и Чарлз почти не сомневался, что никогда прежде ее не видел.
— Я… гм-м… — Только сейчас Чарлз заметил, что незнакомка очень хороша собой. От этого ему тотчас стало не по себе, но отступать было поздно. — Д-да, — ответил он запинающимся голосом. — Здесь как раз есть свободное место… — И Чарлз поспешно снял ноги с сиденья.
Женщина шагнула в его сторону и почти сразу нащупала спинку стула свободной рукой.
— Вот это? — спросила она, глядя в пространство поверх головы Чарлза.
В ответ он кивнул, но сразу спохватился.
— Да, правильно, — подтвердил Чарлз. — Просто удивительно, как хорошо вы… — «ориентируетесь», хотел сказать он, но запнулся и мысленно обругал себя за глупость.
Женщина ничего не сказала. Садиться она тоже не торопилась — только прислонила свою тросточку к столу, и Чарлз почувствовал себя еще более неловко. Он понимал, что должен что-то сказать, но не знал, какие слова будут уместны.
— Мне кажется, — промолвил он наконец, — для вас здесь слишком, гм-м… многолюдно.
Незнакомка мягко улыбнулась.
— Я знаю, но мой брат настоял…
— Так это был ваш брат? А я подумал… То есть мне показалось…
— Нет, это мой младший братишка. Он учится на последнем курсе. Вы, наверное, тоже студент?
Чарлз слегка откашлялся. Неужели у меня такой молодой голос? — подумалось ему.
— Нет, я преподаватель, профессор.
— Ах вот как? Значит, здесь все-таки иногда учатся? А послушать Томми, можно подумать, будто здесь только пьют пиво да играют в футбол!
Чарлз улыбнулся, неожиданно осознав, что, глядя на незнакомку, не испытывает обычного смущения. Однажды секретарша декана физического факультета сказала ему, что, разговаривая с женщинами, он никогда не смотрит им в глаза, и Чарлз запомнил эти слова. С его точки зрения, это был серьезный недостаток. Впрочем, он тут же подумал, что разговор со слепой женщиной, наверное, не считается. Кроме того, на незнакомке были зеркальные темные очки, в которых он мог разглядеть только собственное вытянутое отражение.
Между тем настал его черед что-нибудь сказать, а Чарлз снова не мог придумать ничего интересного. В замешательстве он сделал большой глоток из своего бокала.
— Заранее прошу прощения, — сказала женщина, — но мне почему-то кажется, что и вам здесь не очень-то уютно.
Чарлз едва не подавился пивом. Как эта женщина могла так быстро «вычислить» его, даже не видя?
— Вообще-то вы правы, но сегодня особенный день. Я решил отпраздновать одно важное событие, — сказал Чарлз, справившись с секундным замешательством. — Я только что отправил в препринт свою статью. Пока она находится на университетском сервере, но уже завтра утром появится в Сети.
— И чему же посвящена ваша статья, если не секрет?
— Э-э-э… — Чарлз снова замялся, не зная, стоит ли пускаться в подробности. — Никакого секрета, конечно, но… Видите ли, в статье речь идет о некоторых физических проблемах, которые…
— Значит, вы — профессор физики? Скажите, вы теоретик или экспериментатор?
Чарлз несколько раз моргнул. Как правило, когда он признавался, что преподает физику, на лице его собеседника появлялось выражение скуки и/или испуга. Реакция незнакомки оказалась приятным исключением из общего правила.
— Я занимаюсь теорией, — ответил он. — Если точнее, то я специализируюсь на теории струн [5].
— Как любопытно! Впрочем, мне казалось, в последнее время это называется как-то иначе. Или я ошибаюсь?
— Простите, а вы… вы тоже занимаетесь наукой?
Она рассмеялась, очень заразительно и вместе с тем женственно, и покачала головой. Ее темно-русые прямые волосы до плеч слегка заколыхались, и Чарлз снова поймал себя на том, что он откровенно любуется ею.
— Нет, я журналист, занимаюсь популяризацией науки. Несколько лет назад я написала небольшую статью по теории струн для одного научно-популярного журнала. Ее напечатали, но я, откровенно говоря, так и не разобралась, в чем суть этой теории. Боюсь, мне это просто не по силам.
Чарлз пожал плечами.
— Кто знает, быть может, концепция одиннадцати измерений дастся вам проще, чем мне — человеку, который привык к обычному трехмерному миру.
— Надеюсь, вы не станете выкалывать себе глаза, чтобы решить эту проблему?
Чарлз едва не рассмеялся, но вовремя сдержал себя, и из его горла вырвался только сдавленный звук, похожий на кашель. На всякий случай он кашлянул еще несколько раз, но его собеседницу это не обмануло.
— Не смущайтесь, — сказала она с улыбкой. — У меня есть чувство юмора.
— Да? Это… хорошо. Я хочу сказать, вы не…
— Меня зовут Элис, — представилась женщина, избавив его от необходимости подбирать какие-то вежливые слова.
— Чарлз.
— Расскажите, Чарлз, кто первым высказал идею о том, что кроме трех привычных измерений могут существовать другие? По вашим словам, их одиннадцать… Признаюсь откровенно, с моей точки зрения, это больше похоже на какую-то умственную мастурбацию, чем на науку.
Чарлз был рад, что Элис слепа и не может видеть его вспыхнувших щек.
— Ну, началось-то все с Эйнштейна. Вскоре после того, как он разработал свою релятивистскую теорию, в которой установил соотношение между временем и пространством, некто Теодор Калюзо решил шутки ради разработать теорию относительности для пространства, имеющего четыре пространственных измерения.
— Странные у вас, физиков, шутки, — вставила Элис и озорно улыбнулась.
— Не могу не согласиться. У нас свои причуды… — К примеру, такие, как сегодня, выходы «в люди». Чарлз отваживался на что-либо подобное всего несколько раз в год, буквально силком вытаскивая себя из кабинета, хотя и знал, что в их захолустье встретить нового человека практически невозможно. Но сегодня ему повезло. Он встретил незнакомку — да какую! Молодую, красивую женщину, которая к тому же интересовалась теоретической физикой. Или, если точнее, не питала к ней отвращения. Это было настолько необычно, что Чарлз преисполнился поистине небывалого воодушевления.
— Проведя необходимые математические расчеты, — с жаром продолжал он свой рассказ, — Калюзо получил несколько уравнений, которые, казалось, не имели никакого отношения к специальной теории относительности. Скорее, они напоминали формулы, описывающие, гм-м… электрический заряд. Выглядели эти уравнения довольно убедительно, но вот беда — не укладывались в рамки господствовавшей в те времена теории строения материи. Последовали новые разработки, расчеты, и сейчас большинство физиков считает, что пространственных измерений может быть не менее одиннадцати.
— Не многовато ли? — Элис с сомнением пожала плечами. — Впрочем… И что, для каждого нового измерения существует своя формула, свое уравнение?
— Думаю, можно сказать и так… В общих чертах.
— Ну а зачем нужно столько измерений? Ведь, насколько я знаю, существует четыре основных типа физических взаимодействий, верно? Неужели для каждого из этих новых измерений удалось вывести соответствующие законы?
— Работа пока далеко не завершена, но у нас уже есть первые достижения.
— Но зачем это нужно? Зачем вам… или нам одиннадцать измерений?!
Чарлз снова машинально пожал плечами.
— Дело не в том, что они кому-то нужны, просто они есть, и их — одиннадцать. Или, может быть, десять; именно столько измерений способен описать имеющийся в нашем распоряжении математический аппарат. Впрочем, я, кажется, понимаю вас. Соответствующие уравнения настолько сложны, что любой теоретик предпочтет с ними не связываться. Тем не менее моя статья, о которой я упоминал, как раз касается одного из этих измерений. Понимаете, у теории струн есть одна пренеприятная особенность — она обосновывает существование магнитных монополей.
5
Раздел теоретической физики, описывающий элементарные частицы не как точки, а как одномерные кривые. (Прим. перев.)