— Над этой проблемой уже работают десятки наших ученых-физиков, — мрачно вставил Афеян.
— Десятки? — Чарлз рассмеялся. — Да вам понадобятся не десятки, а тысячи специалистов в самых разных областях, потому что возможности монополя поистине безграничны! Вот почему сегодня я отправил всем моим знакомым копию своей статьи, статью Коршунова о возможной природе шаровых молний, а также мои тезисы, касающиеся перспектив ядерной энергетики, и попросил их опубликовать все это, если я вдруг куда-то исчезну.
— Вы глупец, доктор, — устало выдохнул Афеян, возвращаясь в свое кресло.
— Возможно, — согласился Чарлз. — Но монополи — это не только ядерное оружие. Пора научиться различать лес за деревьями.
Чарлза продержали в офисе ФБР еще час, но в конце концов отпустили — похоже, его страховка с электронными посланиями все-таки сработала. Возможно, агенты начнут рыться в его компьютере или следить за Чарлзом, но сейчас он был свободен. Впрочем, никакого особенного торжества он не испытывал и поэтому покидал приемную на первом этаже, почти не глядя по сторонам. В результате он едва не проскочил мимо Элис, которая ждала его на низенькой банкетке напротив столика секретарши. Белая тросточка лежала у девушки на коленях. Когда Чарлз остановился напротив, Элис подняла голову и повернулась в его сторону.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Услышав его голос, Элис наградила Чарлза лучезарной улыбкой.
— Я подумала, что ты можешь заблудиться. У нас в Атланте, особенно в центре, это довольно просто. — Она протянула вперед руку, и Чарлз помог ей подняться. При этом Элис оказалась совсем близко от него, но Чарлз и не подумал отстраниться.
— Честно говоря, я действительно не знаю, куда идти, — сказал он.
— И мне, безусловно, нужен проводник.
Элис неожиданно сняла очки, и Чарлз впервые увидел ее глаза — большие, темно-карие, и хотя взгляд их был слегка расфокусирован, они показались ему прекрасными.
— Тебе не кажется, — спросила она, глядя куда-то сквозь него, — что из нас бы получилась неплохая команда?..
Филип Плоджер
ЛАКИ ЛЮК
Лаки не хотел просыпаться. Но все же проснулся. И, как часто бывает, Сон этой ночи оказался куда более заманчивым, чем перспектива надвигавшегося дня. Он глубже ввинтился в одеяло, натянул на голову вторую подушку в надежде, что, как следует укрывшись, снова забудется. И увидит Сон.
Но нет. Ледяной воздух обжег ноздри и вновь вернул к действительности, окунув в сознательное существование. Насильно.
Лаки открыл глаза. Светящиеся цифры радиочасов показывали половину седьмого. На улице все еще темно, как и полагается в зимнее декабрьское утро. Отопление включится только через полчаса. Руководство колледжа Святого Иуды не считало нужным зря тратить тепло на дортуары студенческого общежития.
Лаки перевел взгляд на второй источник света. Окна из свинцового стекла служили рамами для далеких гор. К западу, на фоне темного неба, едва различались гигантские глыбы песчаника, слегка мерцавшие в сероватых отблесках раннего рассвета.
Местные называли их Спящими. Ничем не выдающаяся парочка огромных каменных кочек, выросших вдоль ничем не выдающегося отрезка Аппалачей. А между ними — неровная, извилистая борозда. Перевал Спящих. Довольно легкий трехчасовой подъем от границы кампуса — и ты на перевале, откуда ничего особенного не видать и некуда особенно идти, разве что одолевать милю за милей неровной, поросшей щетинистым кустарником местности, тянущейся до дальнего склона. Самое что ни на есть подходящее место рождения для Лаки Сайтса, профессионального студента и выдающегося мечтателя.
Лаки подтянул колени к груди, стараясь сберечь тепло собственного тела. Он знал, что завтра после занятий совершит очередное паломничество к этому месту. Постарается сгрести еще немного мусора с пола укромной пещеры, выискивая сам не зная что. И останется в пещере на ночь. Раскинет лагерь в ожидании точного момента зимнего солнцестояния, отчасти боясь, отчасти надеясь на очередной зимний буран, которыми «славились» Спящие. И возможно, в очередной раз потерпит неудачу в тайном бесконечном квесте. Потом спустится вниз, как раз успев к последней паре, и проведет очередное одинокое Рождество в колледже Святого Иуды.
Что ж, по крайней мере большинство кретинов разъедутся по домам, где найдут себе новый объект для насмешек в виде младших братьев и сестер.
Чертовски заманчивый способ встречать свой двадцать первый день рождения, подумал он.
Интересно, Люк пойдет туда в этом году? Может, он сдался и оставил все надежды?
И это опять вернуло его к Сну.
Прошлой ночью Сон был хорошим. Ничего не скажешь, очень хорошим. Ее звали Мирв. Дочь кожевника, только что вошла в возраст. Пухленькая, аппетитная и немного застенчивая, она сильно стеснялась в свой первый раз. Но Люк был к ней добр. И опытен. Во второй раз она была более агрессивной. В третий, всего какой-нибудь час назад, она оказалась наверху, в позе наездницы. Бедра Лаки все еще покалывало в последнем пароксизме чужого наслаждения.
И все же… Все же, уплывая в Сон, Лаки чувствовал: Люк мрачен. По крайней мере, мрачен, насколько позволяла беззаботная натура. Чего-то не хватало в его жизни, и он это понимал. При всем артистизме в постели какая-то часть души оставалась необъяснимо отстраненной.
Лаки задумался. Люку, конечно, тоже исполнится двадцать один в день солнцестояния. В его обществе совершеннолетие наступало в восемнадцать, так что для него день рождения не имел такого значения, как для Лаки. Но все же и его ждали перемены. Ученичество Люка заканчивалось. Скоро придется выбрать между жизнью столяра и одновременно полноправного партнера своего опекуна и наставника Кериса — или… чем-то другим. Скоро придется выбрать между женитьбой на Керив, дочери Кериса, такой уютно-теплой — или… чем-то еще.
Лаки знал, что Люк не находит себе места. Как бы ни был он счастлив в своем цветнике пасторальных развлечений, все же завидовал миру куда более богатому и разнообразному, в котором жил Лаки. Он хотел рыться в библиотеке колледжа, бороздить интернет, водить машину, путешествовать самолетом. Но все эти вещи были лишь предметом его собственных снов, точно так же, как Мирв и ее товарки, похоже, населяли исключительно сны Лаки. Точнее сказать, Сон.
Лаки почти ничем не мог поспособствовать Люку в его жажде путешествий. По крайней мере, сейчас. И не сможет, пока они вновь не обнаружат проход между их различными мирами.
Если он существует. Если Люк и его мир существуют. Если он нечто большее, чем невротическая фантазия, лелеемая сиротой, в жизни которого так мало света.
Но дальше этого его мысли не шли. Не смели идти.
Нет, только не начинай заново. Он должен оказаться реальным.
Чем может Лаки помочь на этот раз? При всех поверхностных различиях они оба были слишком похожи.
Чего бы я захотел, будь на месте Люка?
Ответ вырвался из подсознания, такой уверенный и быстрый, что он удивился. Элуин. Они с Люком выросли вместе. Лежали на берегу, щека к щеке, изучая головастиков, старательно повторяли новые танцевальные па, строили фантастические планы на будущее. Раздельное будущее. Несколько лет назад ее семья переехала на ферму, в другой конец долины, и теперь Люк редко с ней виделся. Бывало, она прохаживалась насчет его беспутных выходок, правда, всегда беззлобно. Он так же добродушно подшучивал над ее буколическим уединением.