Кислородный баллон нашелся один. При виде опустошенного склада, где он лежал сироткой, Хугебурка застонал сквозь зубы. Кажется, только сейчас ему во всей полноте стало понятно, насколько он махнул рукой на себя, свое достоинство и жизнь. А он еще строил какие-то иллюзии: держал осанку, шипел на курсантов, не позволял себе играть в карты. Вместо этого одиноко и героически пил у себя в каюте.
Хугебурка наклонился, поднял баллон. Бугго наблюдала за ним с интересом.
— Я на самом деле не знал, — сказал он глупо.
— А хоть бы и знали… Давайте его сюда. Не стану я из-за вас губить свою молодую жизнь.
— Пожалуйста, — молвил Хугебурка, подавая ей баллон.
Бугго повертела в руках маску, стала натискивать на лицо.
— Модель какая-то странная.
— Устаревшая, — пояснил Хугебурка, помогая ей справиться. — Удобно?
Бугго вынырнула из маски, потемневшая.
— Фу! Теперь прыщи пойдут… Хорошо хоть кислород на месте.
Они вернулись в рубку и вступили в переговоры с диспетчером порта «Лагиди-6», затребовав изолированную полосу, пожарно-ава-рийную бригаду и передвижную медицинскую станцию.
— Сделать нового человека дешевле и проще, чем починить старого, — сказал Хугебурка, когда Бугго получила подтверждение исполнения своего запроса и выключила связь.
Бугго тотчас набросилась на него:
— Непременно нужно что-нибудь сказать! Какую-нибудь пошлость!
— Прошу меня извинить, — произнес Хугебурка с усталым достоинством.
Бугго моргнула длинными белыми ресницами.
— А? Ну ладно. Пойду оденусь. Сколько осталось?
— Час.
При первом соприкосновении с землей «Ласточка» закричала. Она кричала всем своим натруженным, больным корпусом, и двум людям, разделяющим с нею страдание, некуда было деться от этого крика. Бугго на миг потеряла сознание, и Хугебурка поймал ее, когда она уже падала лицом на приборную доску.
При втором толчке отвалился правый кормовой двигатель, и «Ласточка» пошла по полосе юзом, а двигатель улетел в густую траву за край летного поля и там взорвался. Затем корабль начал останавливаться. Поднялся визг — такой бесконечный и густой, как будто некая пила яростно распиливала твердь Лагиди до самой ее раскаленной сердцевины.
— Бросайте все! — крикнул Хугебурка, уловив не ухом, а нутром то самое мгновение. — Бежим!
Они кинулись к аварийному выходу, который находился сразу за рубкой.
Пожарная бригада уже избивала корпус длинными струями. Стояло адское шипение. Несколько металлических пластин внизу корпуса отвалилось, и вслед за тем из дыры странными твердыми кишками посыпались обгоревшие бревна. Лужа под брюхом «Ласточки» кипела.
Навстречу Бугго и Хугебурке быстро ехала, мигая, санитарная машина, белая и кругленькая. Оттуда почти до середины туловища высовывались двое: справа — врач, слева — какой-то космопортовский чин. Последний, приближаясь, кричал:
— Где остальные? Сколько? Кто остался?
Врач глядел на бегущих молча. Потом все остановились. Дверца машины распахнулась, едва не приложив Бугго по лбу.
— Где остальные? — набросился на них космопортовский чин.
— Летят в спасательных шаттлах, — сказала Бугго. — Будут через несколько часов.
Чин обтер потное волосатое лицо бумажной салфеткой, пропитанной сильным ароматическим раствором, и поглядел на Бугго очень сердито.
— Я спрашивал капитана. Что вы лезете, девушка?
— Я капитан, — сказала Бугго. — Дайте салфетку.
Он вытащил из кармана целую упаковку, сунул ей, сказал: «Черт знает что!» — и отвернулся.
Врач сказал:
— Жалобы?
— Нет, — ответила Бугго за обоих.
— Посидите пока здесь, — сказал врач. — Через час капитана ждут в администрации порта.
— Вода есть? — спросил Хугебурка. — Оставьте нам.
Маленькая пузатая машинка медицинской службы стремительно развернулась и укатила.
Бугго вдруг захохотала. Она смеялась и смеялась, подпрыгивая на земле и стукаясь об нее всем телом.
— А ведь мы сели! — выкрикивала она. — А баллон-то я забыла!
— Зато прыщей не будет, — серьезно сказал Хугебурка, и Бугго развеселилась еще пуще.
— Ого-го! — вопила она. — Я ее посадила!
В этот момент «Ласточка» аккуратно развалилась на две части.
Бугго застряла в Лагиди надолго. Последнее приятное известие она получила наутро после посадки, в шесть часов, когда в аэропорту «Ла-гиди-6» появились ее курсанты и Пассалакава (Караца сразу бросился в профсоюз местных докеров). Фадило пыталась рассказывать, в изобилии употребляя разные технические термины, как она вела шаттл и как они садились. Халинц улыбался с носилок кокетливо-виновато, однако при виде Бугго закатил глаза и притворился, будто потерял сознание.
Насчет Халинца у Бугго состоялся предварительный разговор с Хугебуркой. Старший помощник сперва убедился в том, что капитана действительно интересует его мнение, и только после этого сказал:
— Иногда человек совершает в молодости роковую ошибку и потом до конца жизни живет с ее последствиями.
— Вот именно, — буркнула Бугго.
— Никто ведь не погиб, — напомнил Хугебурка.
— Убедили, — сказала Бугго.
Поэтому во время разбирательства следователь страховой компании так ничего и не узнал о маленькой курительной трубке. Причина возгорания осталась неустановленной. Предположительно — короткое замыкание.
Опрос свидетелей, изучение корабля, десятки экспертиз, многочасовые диски показаний, которые требовалось прослушать и прокомментировать, бумажные копии, которые надлежало заверить подписью, перепроверка технической и летной документации «Ласточки» и последнего груза — все это медленно пережевывало Бугго жесткими костяными деснами.
Они с Хугебуркой поселились в дешевой гостинице, а вечерами вместе ходили в разные бары, кольцом расположенные вокруг космопорта, и там пили злягу, медянку и рисовый арак. Хугебурка пьянствовал осторожно, Бугго — безудержно. Курсанты давно отбыли пассажирским транспортом: в Академии начинался новый учебный год.
Исследование израненного корабля близилось к завершению. Каждый день приносил новые списки недостач. Бугго шла на корабль вместе с ремонтниками и убеждалась в их правоте, после чего подписывала акт. В конце концов распорядитель работ, пухлый человечек с рыженькими волосиками по всему лицу, сказал Бугго с искренним сочувствием:
— Голубушка, дорогая, что же это вы со всем соглашаетесь! Тут до вас десять лет воровали, не меньше, а вам придется оплачивать из своего кармана.
— Знаю, — зло ответила Бугго.
По условию договора с «Лилией Лагиди», все, что имелось на корабле в наличии, но пострадало во время аварии, оплачивает страховая компания; однако в том случае, если удается доказать изначальное отсутствие на борту необходимого оборудования и деталей, оплата ложится на заинтересованное лицо — в данном случае, на капитана.
— Вызовем прежнего капитана, — продолжал ворковать распорядитель работ. — Его же под суд надо!
— Какое «под суд»! — закричала Бугго. — Это моя «Ласточка», ясно вам? Моя! А он — старый, он скоро помрет!
— Вы не… так агрессивно, — человечек чуть отступил. — Я ведь просто советую… по-хорошему…
— Простите. — Бугго вздохнула. — Пусть уж лучше я за все отвечу, только…
— Что, дорогуня, что? — участливо поддержал Бугго распорядитель, чуть касаясь ее локтя лохматенькими пальцами.
— Только заканчивайте все поскорее!
— Конечно, конечно. Мы постараемся, — и он подсунул ей новый акт, после чего полез вместе с Бугго в недра искалеченного корабля.
Бугго отправила своему отцу длинное письмо, в котором настоятельно просила денег. Деньги прибыли к концу второго месяца разбирательств, вместе с письмом и пачкой телеграмм и стереосообщений.
Сообщения Бугго просмотрела в тот же вечер. Репортеры со знанием дела говорили о нападении пиратов, о контрабандной взрывчатке, которая якобы самовоспламенилась в трюме; приводили технические данные «Ласточки» и даже откопали где-то древнего канонира, который летал на ней в далекие военные времена. Канонир охотно прошамкал несколько боевых анекдотов и показал на схеме, где раньше стояли пушки. Затем старикан сменился озабоченной журналисткой, которая подчеркнула изношенность корпуса «Ласточки».