Деревенскую домовиху она постаралась угостить достойно — с гордостью за свою припасливость и с поучением: коли в городе останешься, смотри, чтобы и у тебя было не хуже. Выставила на перевернутую банку из-под новогодних карамелек, покрытую цветастой бумажной салфеточкой, и печенье, и чипсы, и сухой колбасы три кружка, а потом еще горячего спроворила. То есть не совсем горячего, но все-таки! Научившись включать электрочайник, Степанида Прокопьевна заливала кипятком овсяные хлопья, добавляла маслица, а то и варенья, получалось кушанье на славу.
Пока ели да нахваливали, пришел кум Ферапонт Киприанович с подбитым глазом.
— Ну и каша из-за вас, деревенских, заварилась, — сказал он неодобрительно.
И, когда супруга налепила ему на глаз примочку, рассказал: решено послать кого-нибудь из молодых посмотреть, что это за вихри такие.
— А ну как приподнимет да шлепнет? — испугалась Матрена Даниловна.
Самые что ни есть молодые как раз в ее хозяйстве и жили: подручные Якушка с Акимкой.
— Ну, стало быть, шлепнет… — Ферапонт Киприанович был несказанно хмур, и бабы решили к нему более не приставать. К тому же нужно было обустраивать гостью с маленьким.
Решили поселить ее в богатой, но не имеющей своего домового квартире Курдюмовых. Если по уму, то Курдюмовым следовало самим искать себе домового, зазывать старым дедовским способом — печь ему пирог и класть тот пирог на ночь у печки в гнездо из еловых веток. С другой стороны, так зазывают толкового домового дедушку, а не малоопытную бабу-домовиху. В общем, решили обойтись без церемоний.
Тем более, что Степанида Прокопьевна спешила разнести по кумушкам сногсшибательную новость о том, что кума Матрена Даниловна додумалась мужа бросать. До сих пор такое лишь по телевизору видали. А теперь и наяву приключилось!
А Евсей Карпович знать не знал, ведать не ведал, что любезная подруженька такое брякнула. У него, кстати, другая забота объявилась — Якушку с Акимкой в разведку снаряжать.
Он на сходке заявил во всеуслышание, что с этими вихрями нужно разобраться. Ему и навесили эту заботушку.
— У Тимофея Игнатьича веревок возьмите, он их много припас. Узлы вязать научитесь. Потом заплечные мешки себе спроворьте, — перечислял задания Евсей Карпович, а Акимка с Якушкой ошалело слушали.
— Еще бы больших платков достать, носовых, клетчатых.
— На что, Евсей Карпович? — осмелился спросить Якушка.
— Объясню.
— А с узлами как быть? У нас в доме их никто, поди, и не умеет вязать! А только развязывать!
Евсей Карпович задумался, а потом вылез из-за кресла, где давал наставления младшим, и вскарабкался на книжный стеллаж. Лепясь вдоль самого края полки и скособочив голову, он двинулся от одного книжного корешка к другому. Наконец нашел искомое, вскарабкался повыше и спихнул книжку вниз. Она шлепнулась и раскрылась на самом нужном месте — на рисунках узлов.
— Будете учиться, — произнес он.
— Да на что нам?! — взмолились подручные Лукьяна Пафнутьевича. — Нешто вихорь веревками вязать?
— Пригодится. Вот шнурок, пробуйте. А я еще тут поброжу… — приказал сверху Евсей Карпович.
Как многие одинокие домовые, был он нравом упрям и с причудами. Иные домовые книжки читают, иные даже песни поют, а этот норовил что-то этакое смастерить. Идеи же искал и находил в имуществе своего хозяина, Дениса.
Собственно, считать Дениса хозяином он и не должен был — парень не купил, а лишь снимал однокомнатную квартиру. Сам он был из глубинки, из городишки, где половина мужиков спилась, а вторая — разбежалась. Денис спиваться не пожелал, а поехал учиться на юриста. Нашел и работу — дежурил охранником, сутки через трое. Жил скудновато, но ни у кого на шее не сидел и у родителей денег не просил. Евсей Карпович, прибывший в новый дом с совсем иными хозяевами, высмотрел Дениса, одобрил его независимость, да и перебежал к парню со всем имуществом.
Они ужились неплохо. Когда Денис сильно простудился, Евсей Карпович с Матреной Даниловной его таблетками и клюквенным морсом отпаивали. А Денис, познакомившись однажды со своим домовым при незаурядных обстоятельствах, заботился о том, чтобы Евсей Карпович был сыт и имел развлечения. Обнаруживая на полу книги, не сердился — понимал, что не озорство, а умственный труд тому виной. И даже принес как-то радиоприемник с сигаретную коробку величиной, побаловал Евсея Карповича диковинкой.
Нужной книги домовой не сыскал, а сел, свесив лапы, на полке и задумался. Перед его внутренним взором возникали картинки, где-то подсмотренные, и вдруг он хлопнул себя по лбу. Компьютер!
Он умел включать и выключать эту невероятно интересную штуковину. Денис показал, как составлять из кнопочек слова, научил и иным премудростям. Правда, обучение шло туго — по неписаным законам домовой не имеет права показываться хозяину, поэтому Евсей Карпович учился, глядя из укрытия. Настукивать по кнопкам оказалось несложно, а вот возить по коврику компьютерную мышку — затруднительно, и много времени прошло, прежде чем домовой наловчился.
— Кыш! — сказал Евсей Карпович. — Тащите сюда веревки. И Матрене Даниловне передайте: платки нужны. А я пока в паутине пошарюсь.
— Где?! — изумились Акимка с Якушкой.
— В интернете.
Убравшись, они всю дорогу обсуждали загадочные слова. «Паутина» — оно хоть понятно, правда, шариться в ней положено не домовому, а пауку. «Интернет» — уж вовсе непонятно. Хозяйская дочка Анечка имела компьютер и что-то с ним допоздна делала, а что — никто из домовых понять не мог. И ее сказанные подружке по телефону слова «всю ночь чатилась» тоже решительно ничего не объяснили.
К моменту их возвращения Евсей Карпович уже откопал в «паутине» картинку, над которой крепко задумался.
— Ну, выхода нет, хоть это… — пробормотал он. — Явились? Платки принесли?
— Матрена Даниловна очень просила вернуть.
— Это уж как получится. Давайте сюда!
Евсей Карпович понимал, что большие клетчатые платки выкрадены из хозяйского шкафа. Но иного пути их заполучить он не видел — не в лавку же за ними брести, тем более, что деньги у городских домовых бывают редко по причине полной ненадобности.
Пока Якушка с Акимкой ладили заплечные мешки, он навязывал на углы платков веревочки и сплетал что-то этакое, нормальному рассудку непонятное. К большому удивлению подручных, именно платки он и затолкал в заплечные мешки, а припасы велел нести как-нибудь иначе. Веревки же, смотав, навесил каждому на шею.
Потом пошли втроем к Таисье Федотовне, обживавшей большую, богатую и полную всяких непоняток квартиру, тщательно ее расспросили и о дороге, и о деревне, и о повадках вихрей. И наконец Евсей Карпович распорядился:
— Ну, пошли, что ли…
Он сам проверил, как держатся заплечные мешки, побормотал над ними и, указав Якушке с Акимкой на неприметные петельки, свисавшие сбоку, велел дергать лишь в том случае, когда настанет беда неминучая, а коли будет дернуто из баловства, то заклятье недействительно и силу свою те мешки потеряют.
Провожать разведчиков вышли почти все домовые, напутствовали, совали лакомства. Ясно же было: идут искать опасности, могут и не вернуться. Пока Якушка и Акимка со всеми переобнимались, стемнело. Самое время выходить…
Они дошли до шоссейки и направились туда, откуда прибежало семейство злополучного домового Ермолая Гавриловича. Шли молча и очень четко, хотя и бесшумно. На каждый шорох резко оборачивались и замирали. Разведка!..
А Евсей Карпович долго смотрел им вслед.
По разумению прочих домовых, он был не в меру норовист и самостоятелен. Но как-то так всегда выходило, что при защите своего мнения на сходках Евсей Карпович оставался невредим, зато его противники уносили домой изрядные царапины и шишки.
Когда решили послать самых молодых в разведку, он не возражал. Молодые — шустрые, справятся. Но вот сейчас, проводив их взглядом, Евсей Карпович засомневался. Одурачить кота или пса домовой может запросто, даже самый маленький домовенок. Человека — тем паче. С лешим или с водяным домовой всегда договорится. Девка-кикимора — трудный противник, но не совсем чужой, про нее многое известно. Тут же объявилась нечисть, о которой и старики ничего сказать не могут.