— Уверяю тебя, это истинная правда. Разумеется, я повезла этого дурня к ветеринару, чтобы проверить рефлексы. Врач долго дергал Даффи за задние лапы и наконец объявил, что у него все в полном порядке. «Должно быть, миссис Мидоуз, — сказал он, — вам достался неуклюжий кот». Впрочем, Даффи очень мил.
Вооружившись веником и совком, обе принялись собирать осколки вазы.
— Насколько мне известно, Даффи — единственный кот, который способен свалиться с кровати, — добавила миссис Мидоуз. — Он очень любит валяться на покрывале и, вероятно, забывает, где находится.
— А сколько котов у вас было? — спросила Аманда.
— Даффи пятый.
Аманда вздохнула.
— Мне бы тоже хотелось завести котенка, но папа и мама не разрешают. Они говорят — от шерсти у меня может обостриться астма.
— Если будешь любить свою зверюшку по-настоящему, приступов у тебя наверняка не будет… К сожалению, даже самые любимые домашние животные в конце концов умирают, и это всегда так грустно… Их приходится везти в клинику и смотреть, как стекленеют их глаза и замедляются движения. И ничто, ничто не может заполнить пустоту в душе, кроме… очередного зверька. Даффи — мой последний кот. Я знаю, что он проживет столько же, сколько я, и умрет одновременно со мной.
— А сколько ему лет?
— Семь.
— Но ведь он еще совсем молодой!..
— Даффи так неуклюж, что я нисколько не удивлюсь, если однажды он свалится с дерева или утонет в ручье. — Миссис Мидоуз покачала головой. — Честно говоря, — сказала она доверительным тоном, — иногда мне кажется, что Даффи так глуп, потому что в шкатулке он был самым последним. Остальные давили на него сверху и, должно быть, как-то повредили ему мозг.
– Что вы имеете в виду?! — изумилась Аманда.
Миссис Мидоуз вынесла «кошачью шкатулку» из спальни и поставила на низенький столик рядом с альбомом Аманды.
— Ой, какая прелесть!..
— Я раскрасила эту шкатулку, когда была лишь немногим старше тебя. И представляешь — все, что я нарисовала, сбылось!..
Деревянная шкатулка с откидывающейся на петлях крышкой была размером пять дюймов в высоту и ширину и почти десять дюймов в длину. На каждой стороне и на крышке были нарисованы самые разные кошки и коты. Изображенный на крышке кот точил когти о некое подобие бирюзово-зеленого ковра. Он был почти весь черный; только маска на смышленой мордочке, носочки и манишка сияли белизной.
На боках шкатулки красовалась бирюзовая трава, испещренная крупными, яркими цветами, аккуратными березками и кустарниками. В небе горела семицветная мультяшная радуга-дуга и плыли аккуратные белые облачка. Оранжевое солнце напоминало апельсин. Созвездия черных галочек обозначали птиц. И на каждой стороне — сидя или стоя — были нарисованы: белый кот с зелеными глазами, изящная черная кошка, немного похожая на пантеру, величественный жемчужно-серый перс и, наконец, рыжевато-коричневый Даффи с выражением глубочайшей меланхолии на морде.
Миссис Мидоуз открыла шкатулку и продемонстрировала несколько стоявших внутри баночек с краской. Затем она снова захлопнула крышку и щелкнула ногтем по верхней картинке.
— Это Моррис. Когда я его нарисовала, он жил у меня уже почти год. В конце концов я решила добавить еще нескольких котов, чтобы ему было не так скучно. Моррис прожил семнадцать лет и умер от рака гортани. И буквально на следующий день один мой приятель принес мне белого котенка. Он ровным счетом ничего не знал о моей шкатулке, и я подумала — это просто совпадение. Видишь, вот здесь, на боковой стенке?… Это и есть Снежок. Он жил у меня, пока мне не исполнилось… да, точно — сорок три года! Он был такой шустрый и вечно меня вылизывал! Я до сих пор помню, как его шершавый язычок прикасался к моему уху. Пахло от него, словно от сваренного вкрутую яйца, и, по совести сказать, Снежок казался ненамного умнее этого самого яйца — особенно по сравнению с Моррисом.
Следующая моя кошка — Поппи — черная, как августовская ночь. От рождения она была очень миниатюрной, но этот недостаток Поппи с избытком компенсировала предприимчивостью и умом. Человеческого ребенка с подобным темпераментом сочли бы гиперактивным и прописали бы ему успокоительное. А какой она была охотницей!.. Я уверена: Поппи проделала изрядную брешь в местной популяции мышей, кротов и землероек, а также ласточек, малиновок и воробьев. Тем не менее мне по-прежнему казалось, что ее появление сразу после Снежка — чистая случайность, хотя именно в таком порядке появлялись рисунки на шкатулке.
В тот же день Аманда узнала, что жемчужно-серая персидская кошка Сьюзи появилась у миссис Мидоуз, когда той исполнилось пятьдесят два. Разумеется, ни о каком совпадении уже не было и речи — именно так предсказывала шкатулка. Сьюзи могла похвастаться породой: согласно официальной родословной ее следовало именовать Луноцвет Данский, однако для выставки она не годилась. Правый нижний клык у Сьюзи отчего-то вырос кривым, и заводчик подарил ее миссис Мидоуз. Впоследствии выяснилось, что приплюснутый нос мешает Сьюзи как следует дышать, а это, в свою очередь, повлияло на зрение, однако кошка прожила у миссис Мидоуз пятнадцать лет. Под конец она начала мочиться где попало и мяукала при этом так, словно вдруг забывала, где находится. Как сказал ветеринар, Сьюзи страдала почечной недостаточностью. Вследствие болезни у нее развилось старческое слабоумие — совсем как у обитательниц дома для престарелых.
Место Сьюзи занял Даффи, который пришел в Брук-коттедж котенком. Казалось, он просто потерялся, однако никто не заявил на него свои права.
— Даффи появился у меня после Сьюзи, точь-в-точь как на шкатулке. Своими рисунками я предсказала будущее! — Миссис Мидоуз улыбнулась с оттенком гордости. — А теперь давай взглянем на твои картины, согласна?
Альбом Аманды, вне всякого сомнения, можно было считать образцовым. Во всяком случае, изображенные на его страницах стеклянные банки с торчащими из них карандашами и разнообразный кухонный инвентарь выглядели достаточно реалистично. То же относилось и к электрическим миксерам, а также к разнообразным инструментам из отцовского гаража. Тени и блики лежали практически безупречно; соответственно, и оценки были не меньше девяти — иногда даже девять с плюсом: мистер Питерс, школьный учитель рисования, являлся последовательным сторонником реализма и фотографической точности. И лишь на последней странице альбома красовалась попавшая туда словно по недоразумению изящная ваза, полная нарциссов.
— Вот настоящее искусство, — вслух подумала миссис Мидоуз, украдкой бросив взгляд на свои собственные картины, которые — спору нет — были более экспрессивны, но выполнены не столь умело. — И все же, мне кажется, твоим рисункам чего-то недостает… Быть может, волшебства?… Хотя нет, волшебство школьным работам противопоказано. Подумать только — все эти кухонные комбайны, миксеры, гаечные ключи!.. — Она доверительно наклонилась к Аманде. — Знаешь, что я думаю? Если бы ты разрисовала мою шкатулку моими красками, твои рисунки тоже могли бы ожить!
— Но, — заметила Аманда, — на шкатулке уже нет места!
— Это не беда. Достаточно только замазать все белой краской.
— Но шкатулка так красива!..
— Честно говоря, за прошедшие годы она здорово выцвела, поэтому, мне кажется, новые рисунки просто необходимы. В конце концов, старые картинки использованы все до одной.
Аманда вдруг заметила Даффи, расхаживавшего по лужайке за домом. Он осторожно понюхал воду в ручье, потом вернулся к двери и, привстав на задние лапы, с любопытством заглянул в комнату. В какой-то момент он даже вознамерился мяукнуть, но его жалобный зов так и не прозвучал, превратившись в сладкий зевок.
— Сейчас, Даффи, сейчас!.. — проворковала миссис Мидоуз. — Снежок, этот мой маленький глупыш, уже барабанил бы сейчас по двери лапами. Самой сообразительной из моих кошек была Поппи — ну и Моррис, конечно, — а вот Даффи умишка явно не хватает. Впрочем, не обращай внимания… Знаешь, Аманда, пожалуй, я сама выкрашу шкатулку в белый цвет. Если зайдешь ко мне завтра после школы, то сможешь ее забрать. Разрисуешь ее по своему вкусу — совсем как я когда-то…