Выбрать главу

— Может, милицию?

— Зачем? Менты приходят, если кто-то кое-где у нас порой. А в нашем случае все обстоит совсем иначе, — он с большей силой отчеркнул линию на трефовой даме. — В нашем общем случае. Вы меня понимаете?

«Нет, не вор. Хуже. Псих. Лучше его не раздражать…»

— Вам повестка, дражайшая Аннушка. Извольте, блин, получить.

«Как он попал в комнату? Через окно? Там решетка…»

Машинально Нюрка протянула руку и взяла бумагу, предложенную панком. Желтоватый, грубый бланк. В большой палец что-то укололо, больно, до крови, — и панк ловко отнял «повестку» обратно. Оторвал корешок, где расплылось маленькое красное пятнышко, которое, удлиняясь, становилось похожим на подпись с завитушкой в конце.

Хищно дернув окольцованным носом, гость спрятал добычу.

— Вот, — с поклоном он снова предложил «повестку» хозяйке дома. — Так, хорошо. Теперь опять верните ее мне. Сами, сами верните, отбирать на втором круге запретно. И еще раз возьмите. Все. Финита ля мюзикл. Прощайте, скалистые горы…

Обогнув Нюрку, он нога за ногу выбрался в коридор. Щелкнул английский замок.

— Не беспокойся, душенька, я захлопну. Ты, душенька, о другом беспокойся. Эх, взяли душу за душу, быть душе с душком…

Дверь лязгнула, отсекая идиотскую песню.

Именно обыденность происходящего, чудовищная, сногсшибательная обыденность привела Нюрку в ступор. Явился, вручил, убрался вон. Нелепый курьер, мальчишка на побегушках. Полностью уверенный, что «дражайшая Аннушка» в курсе, все понимает, все сделает, как надо. А если не сделает, то наверняка в здравом уме и трезвой памяти, осознавая степень ответственности…

Казенные формулировки на вкус отдавали кислой медью.

Женщина опустила взгляд. Медь и вовсе усилилась до оскомины:

«Предписывается явиться… для прописки… в ковене по месту жительства… Грековская 38… суббота, 18 мая, в 00. 00… с собой иметь…» И печать: грифон присел на задние лапы, а над макушкой зверя вьется надпись: «ООО «Харизма Ltd».

Нюрка с наслаждением скрутила дулю и ткнула «нашим ответом Керзону» в окно. Вот я вам, шутникам, поеду на Грековскую в полночь! Вот я вам, заразам, доставлю удовольствие! Не на ту нарвались, сволочи! На мне где сядешь, там и слезешь!

— Это ты, Нюра Палковна, зря, — сказал панк из-за решетки окна. Он встал на цыпочки, чтобы хозяйка увидела его чудесный гребень, и продолжил: — Дуля твоя приметная, слов нет, так что благодарствуем за угощение. А с остальным… Зря, поверь. Лучше не ерепенься.

— Ах ты!.. ах ты дрянь!..

— Дешевле выйдет. Это я тебе, как петушок с высокой спицы. Пройди регистрацию — и царствуй, лежа на боку. Усекла?

Гребень качнулся и сгинул.

«Надо было меняться. Когда Раиса предлагала съехать с первого этажа в высотку на Кулиничах, надо было соглашаться. Пусть «распашонка», зато кухня большая, и восьмой этаж… Муж к субботе не вернется, нечего и ждать… Боже, о чем я думаю!»

Болонка Плюха, любимица Нюрки, вылезла из-под дивана и потупилась, чуя вину.

— А ты чего не лаяла, дура?

Болонка тявкнула, вымаливая прощение.

До вечера пятницы ничего особенного не происходило, и это мучило Нюрку больше всего. Тишина, покой, благолепие. Повестку она убрала во вьетнамскую шкатулку, любимую, с перламутровыми гребцами на крышке, время от времени заглядывая внутрь: не исчезла ли? Нет, гадкая бумажонка преспокойно лежала на дне. Звонить никто не звонил; то есть, конечно, звонили клиенты, подруги, по международке объявились дети, дали трубку Антошке, тот рассказал бабушке о ниндзях-чебурашках…

Тишина давила, ожидание мотало нервы.

Нет, не пойду.

Никуда не пойду, пусть подавятся.

В пятницу, срезая дорогу домой через Молодежный парк, Нюрка встретила знакомого панка. Мерзавец шел в компании благообразного, совсем молоденького попа — в рясе, в скуфейке, с крестом на груди. Батюшка удрученно кивал, соглашаясь, а панк выговаривал ему высоким, пронзительным голосом. Слов Нюрка не разобрала, но встреча ее смутила.

Она кивнула панку, и тот ответил небрежным кивком.

— Вы понимаете, инок… — бубнил поп.

— Все я понимаю, отец Власий. Больше, чем вы думаете…

Через час объявился клиент, записанный на полвосьмого. Плотный, хорошо одетый бычок средних лет. Просил «раскинуть» на бизнес. Когда карты уже ложились на стол, бычок вдруг спросил о регистрации. Нюрка сунула ему «мандат» отдела культуры, лицензию Минздрава, потом — остальные документы, но клиент расстроился и молча засобирался домой. У самого выхода честная гадалка, плохо понимая, что делает, ткнула бычку повестку: вот, дескать, в субботу, все чин чинарем…

— Ага, — клиент удовлетворенно почесал бритый затылок. — Тогда запишите меня на следующий понедельник. Да попозже, я много работаю. Если с регистрацией возникнут проблемы, перезвоните мне. Вот визитка. Чтоб даром не ходить…

Ночью Нюрка спала плохо. Суббота прошла, как с похмелья: муторно, маетно. А ближе к полуночи Анна Павловна, изумляясь самой себе, заказала такси.

— Ну что, так и будем в молчанку играть?

Вопрос таксиста выдернул Нюрку из оцепенения. Оказывается, она уже минут пять тупо пялилась из окна такси, как баран на новые ворота. Верней, ворота были старые. И стена вокруг ворот была старая, обшарпанная. Штукатурка местами обвалилась, обнажив щербатый кирпич кладки. Желтый свет фонаря косо падал на чугун створок, отбрасывая во двор узорчатую тень. Дальше начиналась темнота, и в этой темноте мерещилось тайное шевеление. Кусты ветром колышет? Ветра вроде нет… В глубине двора смутно вырисовывались очертания приземистого дома, где приглашающе светился прямоугольник окна. Единственный во всей округе.

А еще на стене имелась табличка: Грековская, 38. Фонарь освещал табличку нехотя, из барского сострадания, отчего цифра «38» казалась непомерно выпуклой, словно надутой изутри.

Звук шагов всколыхнул пустынную улицу. Нюрка вздрогнула, но под фонарем объявились двое банальных милиционеров с собакой. Патруль остановился, прикуривая. Черный с подпалинами «немец» уселся на тротуар, строго рыкнул на одинокое такси — и вдруг завыл. Тоскливо и обреченно, чего никак не следовало ожидать от здоровенной служебной псины. Патрульный дернул поводок, и «немец» послушно заткнулся.

У Нюрки немного отлегло от сердца. Раз милиция патрулирует, значит, не совсем глушь. Будет хоть кого на помощь позвать. Да и такси она отпускать не собирается.

— Подождите меня здесь. Скоро обратно поедем.

— Это сколько угодно, — с удовлетворением пробасил таксист, принимая деньги.

Нюрка выбралась из машины, оглушительно хлопнула дверцей и решительно направилась во двор. Мимоходом глянула на часы. Без пяти двенадцать. Это хорошо.

Опаздывать она не любила.

Темнота за воротами была пожиже, чем казалось с улицы. Из-под ног метнулась кошка, чуть не обеспечив поздней гостье инфаркт миокарда. Бледно-желтая дорожка света лежала на трех корявых ступеньках. Нюрка поднялась, толкнула мерзко скрипнувшую дверь. Узкий коридор, тусклая лампочка под проволочным колпаком; пятна копоти от спичек, прилипших к потолку. Стены испещрены похабщиной и лозунгами «Металлист — чемпион!». На удивление, вместо ожидаемой кошачьей мочи, запах здесь царил приятный. Пахло освежителем воздуха «Жасмин с лимоном» и ароматным табаком «Captain Black»: будучи в кураже и при деньгах, Нюрка сама иногда курила эти сигариллы.

За высокой дверью в конце коридора бубнили приглушенные голоса.

«Вот сейчас заявлюсь к незнакомым людям посреди ночи, выяснится, что они про ковен ни сном, ни духом…»

Нюрка обреченно вздохнула и постучала.

— Входите, не заперто!

На японском столе с резными драконами и собирателями риса, беззаботно болтая ногами, сидел знакомый панк. Шумно отдуваясь, он хлебал кофе из хрустального бокала. Нюрка даже обрадовалась: по крайней мере знакомое лицо. Сегодня гребень у панка оказался лиловым с золотистыми прожилками. Пирсинг усилился: витая змейка свисала с подбородка на ворот искромсанной лезвием кожанки. Только сейчас Нюрка приметила, что искромсана кожанка отнюдь не как попало, а, можно сказать, художественно искромсана. Бритвенные порезы складывались в замысловатый узор, который был по-своему изящен.